Линии крови

С того дня мне стало понятно, как легко его потерять. И что я сойду с ума, если это произойдет. Хёнкён, такой необыкновенный, прекрасный, не выходил у меня из головы. Каждую минуту мое сердце разрывалось от свинцового груза - осознания, что скоро у него свадьба. Это отравляло мои мысли и сознание, не давая сделать ни вздоха, и я тонула уже не в океане любви, а в болоте отчаяния. Что ты со мной сделал? Кто ты такой, что тебе удалось покорить мое сердце и стать моим воздухом так легко? Почему каждый твой взгляд так въедается в память и раскаленным железом выжигает изнутри, вырываясь криками по ночам, когда я просыпаюсь, задыхаясь от слез? Каждый раз мне снится один и тот же сон. Мы с Хёнкёном стоим на причале, держимся за руки и счастливы вместе. Но вдруг его окликает какая-то незнакомка в шикарном белом платье, с бесконечными ногами, и он уходит за ней, даже не глядя на меня. Я кричу и зову его, умоляю вернуться, но она манит его пальчиком, и он безропотно уходит за ней. На секунду она слегка оборачивается, и из-за ее шляпки я вижу торжествующую самодовольную улыбку - самую страшную, что я видела в жизни. Я просыпаюсь в холодном поту, и чаще всего рядом оказывается Хёнкён. Он приходит утешить меня и с беспокойством расспрашивает, в чем дело, но я просто не могу произнести это вслух и признаться, что я все знаю. Я только прижимаюсь к нему сильнее, мечтая, чтобы он всегда был рядом, но это невозможно. Наверняка он уезжал тогда к своей невесте, чтобы решить вопрос со свадьбой. Вернон сказал, что у них осталось не больше месяца. У меня осталось не больше месяца. Мне никогда не будет достаточно времени с ним. ХЁНКЁН - Малыш, что тебе приснилось? Прошу, расскажи! Она только всхлипывает, смотрит на меня глазами, полными бесконечных страданий, и прижимается ко мне. Я беру ее дрожащие руки в свои и начинаю целовать, но Грейс только сильнее всхлипывает, и я отпускаю, ощущая, как в груди разверзлась пропасть. Ей плохо со мной. Ей плохо в этом доме. Каждую ночь после того, как я оставил ее одну, она плачет и кричит во сне. Ей тревожно, сердце бьется какими-то нездоровыми резкими толчками, ее постоянно бросает то в жар, то в холод, и причина этому я. Я не знаю, что мне делать. Мне кажется, я медленно убиваю ее, и чем ближе хочу к ней быть, тем больнее ей делаю. Я чудовище, которое думало, что нашло свое счастье в жизни, свой единственный свет, но когда я смотрю в ее бледное изможденное лицо, я понимаю, что чудовище навсегда останется чудовищем. Что мне делать? Представить ли ее Совету, раскрыв себя? Она, видимо, уже чувствует, кто я такой, и, узнав правду, навсегда уйдет от меня. Но я не могу сейчас оставить ее без защиты Совета: слишком многие хотели бы воспользоваться этим шансом, ведь ради Грейс я готов на что угодно, и первый, кто пострадает от рук тех, кто захочет до меня добраться, - это моя хрупкая смертная. Я очень боялся, что мама не примет моего выбора, но она меня полностью поддержала и, кажется, действительно рада, что я нашел свою Избранницу, чем меня даже смутила. Честно говоря, несмотря на то, что она моя родная мать, я, как и все, боялся чистокровных детей Лилит. Моя мать жила в те безумные времена, когда миром правила Лилит, воплощение тьмы и ужаса, которое низвергли в небытие собственные дети. Я не представлял и даже боялся представить, на что способна моя мать и ее братья и сестры, и никогда не хотел бы этого выяснять. Понимая, какое наследство им оставила Лилит, ее дети решили связать себя с единственной линией, способной подавить линию крови Лилит, - линией Евы. Дети Евы, второй и истинной жены Адама, - чистые, как ангелы, само воплощение совершенства. Одного из сынов Евы полюбила моя мать. Я хорошо помню своего отца, но иногда мне бы хотелось иметь право на забвение - однако этим даром обладают только люди. Они благословлены не только происхождением от самой чистой Линии крови, но и хрупкостью, эфемерностью, как бабочки или цветы. Только они также лишены способности ценить дары, которыми их щедро наградила природа. Когда пришла новость о том, что погиб отец, был обычный солнечный день, приближался конец войны, и казалось, что трагедиям и слезам места уже не осталось. Тем более, такой день не мог лишить нас с мамой самого дорогого в жизни. Я не мог поверить, что он погиб, и никакие слова о геройской смерти не могли утешить. Наоборот, от них становилось только хуже, и я не мог понять, почему меня лишили отца и почему в том сражении должен был погибнуть именно он. Мы с мамой оба считали себя виновными в его смерти: она - что не сражалась рядом с ним, я - что не уговорил его остаться ради меня и ради мамы. Так мы и разделили это бремя вины, и каждый нес его молча, но маме пришлось намного тяжелее: после войны нужно было наводить порядок и разработать правила, на которых будет держаться мир. Линии крови, тысячелетия бывшие охотниками и жертвами, должны были жить рядом в мире и согласии, и кто-то должен был за этим следить. Война оставила неполными много семей: там погибла и мать Ризы, так что мы сблизились, ведь мы понимали друг друга как никто другой. Все Первородные осознали, к чему привела война между линиями, и пообещали, что такого больше никогда не повторится и смерть наших близких не будет напрасной. Мы смогли быть сильными и стали жить в новом мире, но постепенно дети Евы стали исчезать, их потомки стали жить все меньше, а их память крови уснула, и остались только мы, дети Лилит. Но мы следуем правилам и не трогаем людей, теперь наше общество больше занимает борьба за власть, и моя мама, будучи главой Совета, в самой большой опасности. Поэтому, чтобы защитить ее, себя и, конечно, мою Грейс, я однозначно должен представить ее Совету. Это даст хоть какие-то гарантии, что ее не тронет никто со стороны, и даст нам немного времени. Что ж, никаких сомнений. Я должен объявить о том, что у меня есть Избранница. Но тогда... тогда мне придется признаться ей, что я вампир.