Own story

— Какая красотка , — высокой целится губами в губы Т/И, но девушка вовремя поворачивает голову вбок. Чужой рот касается мягкой щеки, чужая щетина царапает нежную кожу, и даже от этих незамысловатых прикосновений девушке становится до невозможности противно. Тот, что пониже, расстегивает ее куртку и кладет руки на стройные ноги, скользящими движениями ощупывая «клад», который ему и его другу сегодня достался. — Хонки, девчонка – то действительно хороша, — он облизывается и причмокивает губами, разглядывая жертву. Т/И старается не смотреть на этих мужиков, старается не думать о том, что с минуты на минуту с ней произойдет, но и не сдерживает горячие слезы, стекающие по ее щекам. Она шла домой к Нему, но, видимо, у судьбы были совершенно другие планы. Т/И слышит, как рвутся пуговицы на ее рубашке, как трещит ткань, как тот, что пониже, шипит какие-то маты, когда она, вырвавшись, с силой бьет его по грязным рукам, лезущим под ее юбку. За непослушание она получает удар. Щека начинает ныть – наверняка на ней останется жуткий красный след чужой ладони. — Глупая девка, не рыпайся и, может быть, останешься жива, — шепчет ей на ухо высокий, пока его приятель накрывает ее еще скрытую под нижним бельем грудь ладонью и грубо сминает. Т/И всхлипывает. Ей мерзко от того, что ее лапают чужие руки. Ей страшно. Ей противно. — Эй, мужики, чем это вы тут занимаетесь? — сердце зажатой между двумя мужчинами девушки уходит в пятки. Это Он? Или это ее галлюцинация? Кажется, будто в захваченный паникой мозг проник запечатленный в памяти образ, старающийся успокоить ее и приказывая быть сильнее. Его не зря зовут ангелом. Т/И всегда считала, что, если так называемые белокрылые существа и поселяются в телах людей, дабы вершить великие дела, то Чимин точно был одним из этих самых «избранных». — Мелкий, иди, куда шел, — бормочет высокий, отрывая мерзкий рот от шеи девушки и угрожающе смотря на медленно приближающегося Пака. — Мы первые ее увидели. У Т/И все перед глазами плывет, а мозг совсем не соображает. Кажется, она стремительно разжимает пальцы, выпуская из рук тонкую ниточку, связывающую ее с реальностью. Ноги подкашиваются, она чувствует себя намного несчастнее, чем когда либо. — Чимин, - шепчет она. — Пожалуйста, помоги мне, Чимин. — Т/И? — он, наконец, видит лицо загнанной в угол девушки. Его Т/И? Здесь? В подворотне? С двумя подвыпившими мужиками со стоящими колом членами, которыми они готовы опорочить его девочку? Первый удар у Пака выходит просто грандиозным. Он чувствует, как ломается хрящик на носу у высокого, и он валится куда-то вбок. Тот, что пониже, оказывается проворнее, уклоняется, а затем пытается повалить Чимина на землю. Получается. Они катаются по грязному асфальту, наотмашь бью друг друга, кричат неприличные словечки, а Т/И, сжавшись в комочек у холодной стены, пытается унять дрожь во всем теле и найти силы, чтобы позвать на помощь. Ничего не выходит. Когда мужик начинает уставать, Чимин начинает выкладываться на полную силу. Он бьет по лицу, по ребрам – по всему, до чего достают его кулаки. И битва была бы почти выиграна, если бы не удар по голове, обрушившийся на Пака со стороны высокого. И как он мог он нем забыть? Взбесившиеся мужики начинают бить его везде, до куда достают руки и ноги. Чимин поджимает колени, пряча живот, и прикрывает ладонями голову, пытаясь заставить мозг соображать, как выбраться из данной передряги. Идеи как назло не идут. — Я вызову полицию, — наконец, слышится голос, эхом отскакивающий от стен. Кажется, это какая-то бабуля, разбуженная дракой и выглянувшая в окно. Сейчас Чимин впервые рад этим следящим за всем женщинам. — Вонхо, уходим, — высокий хватает слетевшего с катушек друга за шкирку и тянет вглубь подворотни. — Стой! Я его в месиво превращу, — орет так называемый Вонхо, пытаясь вырваться из цепкой хватки. Но у высокого больше сил. Как только они отходят на пару шагов, а затем и вовсе скрываются в тени, Т/И неожиданно понимает, что все это время бездействовала. Мозг и тело, кажется, стремительно понеслись на стадию перезагрузки, и девушка, собрав все имеющиеся силы, подползла к лежащему на влажном асфальте Паку. — Чимин, — хрипит она, нащупывая его ладонь. — Чимин, все будет хорошо. — Я такой слабак, — она слышит, как он всхлипывает и подносит ее ладонь к губам – они кровоточат, разбиты. — Мне так жаль, что я настолько хреновый парень, что даже защитить тебя не могу. Т/И закусывает губу. Зачем он так говорит? Если бы все парни были такими же, как он, то их девушки, все, без исключения, были бы рады и счастливы. Порой Т/И даже казалось, что Чимин слишком идеален. Такие принцы бывают только в сказках. Они возвращаются домой ранним утром – пришлось задержаться сначала в больнице, а затем и в полиции. Чимин все также напряжен и лишь крепко держит в руке ладонь Т/И. Впрочем, и сама девушка находится в не лучшем состоянии — у нее стресс и, кажется, начинает развиваться страх отпустить руку своего возлюбленного. С того момента, как они сцепили руки там, на асфальте, они больше их не разъединяли. Им страшно. Страшно потерять друг друга. — Я люблю тебя, Чимин, просто знай это, — как только они заходят в квартиру, Т/И неожиданно обнимает его со спины, утыкаясь носом в крепкую спину. Пак тихо шипит — прикосновения все же отдаются в его теле тупой болью, но он ни в коем случае не отпускает свою девочку. — Я люблю тебя, Т/И. В конце концов, руки им все же приходится расцепить. Т/И, стягивая порванную и мокрую от легкой мороси одежду, направляется прямиком в ванную. Ей срочно нужен душ – отрезвляющий, расслабляющий, смывающий с ее кожи накопившуюся за ужасную ночь грязь. Она, кажется, выливает на мочалку добрую половину геля для душа, а затем с остервенением начинает водить ею по коже, оставляя красные следы. Ей кажется, что губы и руки этих мужчин, их дыхание, голоса – все это въелось в кожу глубоко-глубоко, и, конечно же, так просто весь этот ужас не вывести. В голову начинают лезть неприятные мысли, мозг снова начинает возвращаться в истерию и девушка, даже не пытаясь успокоиться, опускается на пол, прижимая колени к груди. Зубы больно кусают запястье – она старается быть тише, дабы не привлечь внимание Чимина, а горячие слезы, смешиваясь с теплой водой в душе, стекают по ее коже. Неожиданно сильные руки притягивают ее к себе, сжимая в объятиях. Чимин усаживает девушку к себе на колени, прижимает к груди и медленно покачивает, успокаивая так же, как успокаивал ее в детстве папа, когда мама ставила ей ненавистные горчичники во время болезни. — Тише, тише, Т/И, все будет хорошо, — он целует ее в лоб, в висок, в щеку. Покрывшиеся корочкой после удара одного из насильников губы царапают кожу, но девушке это нравится. Своими прикосновениями, как ей кажется, Пак очищает ее тело и душу. — Мне было так страшно, — Т/И тихо всхлипывает, обхватывая его шею руками и носом зарываясь в намокших волосах. — Все позади, милая, — он снова мягко целует ее в висок. Боже, Пак Чимин, почему ты такой хороший? Все происходит само собой. На автомате, по привычке, по любви. Их губы неожиданно находят друг друга, нежно касаются, посасывают, покусывают мелкие ранки. Пальцы снова переплетаются, а тела вжимаются друг в друга. Им слишком хочется раствориться, стать невидимыми, неосязаемыми, жить лишь друг для друга, касаться лишь друг друга, видеть лишь друг друга. Размыкая крепкий замочек из пальцев, Т/И ладонями скользит по крепким плечам Чимина, гладит кожу, старается не причинить боли, потому что догадывается, что многие места на его поджаром теле саднят после драки. Пак, в ответ на ее действия, нежно поглаживает оголенную спину своей девушки и переходит плавными поцелуями на шею. Т/И, будучи слишком чувствительной к подобным ласкам, тяжело выдыхает и перекидывает намокшие волосы на одно плечо, открывая Чимину больше пространства для поцелуев. Внизу живота все начинает сжиматься, заставляя сердце биться чаще, а дыхание сбиться. Боже, как же она его любит! Т/И ладонями обхватывает лицо Чимина, несколько секунд смотрит на его заинтересованное в ее действиях лицо, проводит кончиками пальцев по красующемуся на лице синяку, а затем целует. Сначала сам синяк, затем кончик носа, а после прикасается к губам. Язык проникает в рот Чимина, принуждая его переходить на более «взрослые ласки». Девушка слегка покачивает бедрами, трется об начинающий возбуждаться орган и чувствует, как возбуждение и вожделение полностью ее охватывают. Она хочет его. Очень. Но сначала она должна показать, как сильно он ей дорог. Отрываясь от любимых губ, девушка, которая до этого редко перенимала инициатив в свои руки, целует шею Чимина, слегка зажимает кожу между зубами, оставляет темнеющие засосы. Пак прижимает ее к себе так сильно, что, кажется, скоро услышит, как трещат ее кости. И Т/И совсем не против, когда вдруг ощущает, как его руки опускаются на ее ягодицы, сминают их, оглаживают, подталкивают к более активным движениям. — Черт, — срывается с его губ. Слишком хорошо – его любимая дарит ему нежные и неторопливые ласки, ерзая на возбудившемся органе. Ядерная смесь. С одной стороны, ему хочется дарить такую же приятную ласку в ответ, а с другой – хочется побыстрее проникнуть в родное тело, окончательно становясь единым целым. Т/И понимает, что он медленно сходит с ума. Она берет его хаотично скользящую по ее спине руку и кладет на свою грудь. Стонет, когда Пак касается губами одного из сосков. Да, вот так. Вот так и никак иначе. Ей до безумия приятно, а все потому, что это он – ее родной, ее незаменимый Чимин. Ее пальцы обхватывают его ноющий член, размазывают выступившую смазку по всей длине, аккуратно ногтями задевают венки и он, мать вашу, уже готов от этого кончить. Его ладонь аккуратно убирает ее ладошку, а затем, уже не в силах больше терпеть это издевательство, он, раздвигая влажные складки, проникает в нее, растягивает. Как же это великолепно. Черт. Черт. Черт. Т/И идеально узкая, идеально горячая, идеально влажная. Он чувствует себя просто охренительно, кладет ладони на упругие ягодицы своей девочки и помогает ей двигаться. Она, обхватив руками его плечи для большего удобства, двигает бедрами и, внимательно смотря на выражающее безграничное наслаждение лицо возлюбленного, закусывает губу. Чимин чувствует ее взгляд, открывает глаза и тут же понимает, что окончательно и бесповоротно сошел с ума. Он, не разрывая зрительный контакт, задает своей девочке более быстрый темп. Она, не разрывая зрительный контакт, принимает его, совершенно не обращая внимание на ноющие от неудобного положения ноги. Чимин кончает прямо в нее, все еще утопая в родных глазах. Она тоже полностью растворяется в их общем космосе, сжимает изливающийся в ней орган и тихо скулит. Они тяжело дышат, соприкасаются лбами, глупо улыбаются, а затем дарят друг другу медленный и ленивый поцелуй. — Я люблю тебя, Т/И, — прохрипит он неестественно грубым для себя голосом. — Я люблю тебя, Чимин, — ответит она ему. Кажется, ее отпустило. Неприятная эмоция, заставляющая ее сжиматься в комочек, получила щедрый пинок и капитулировала, размахивая зажатым в ссохшихся ладонях белым флагом.