стриптизерша

с той ночи проходят два дня. три. пять. и на шестой чжинри понимает, что наступила крайняя точка. все, конец. /море волнуется раз. чхве прикасается ледяными и дрожащими пальцами к бокалу, приподнимает его и пытается рассмотреть очередной алкогольный напиток; плевать - какой, ей просто необходима доза с п а с е н и я. она вспоминает ту глупую бумажку-заметку и отчаянно-безнадежно понимает, что до сих пор хранит ее, как последнее воспоминание. /море волнуется два. она делает глоток и, опустошённо взглянув в окно напротив, бросает бокал на пол; он разбивается на тысячи осколков и сейчас кажется, будто эти осколки - кусочки ее собственного медленно замерзающего сердца. нет сил терпеть. нет сил прощать. чхве опять потеряла те редкие дни, когда ей дают отпуск. опять влюбилась вместо того, чтобы наслаждаться любимой италией. хотя, теперь и она приобрела совсем не цветные краски. холодные. блеклые. телефон постоянно вибрирует от сообщений. шин отправляет их слишком часто. вот только поздно уже. вспомнил о ней на шестой день после удачного секса. /море волнуется три. чжинри открывает входную дверь и опустошённо смотрит на взволнованное лицо парня. он расслабляюще выдыхает, крепко прижимает к себе девушку и шепчет «прости, у меня осталось одно незаконченное дельце». он касается тыльной стороной руки лица чхве, вытирает ее слезы, сдерживая свои, и будто слышит глухой крик о помощи. понимает, что она могла его возненавидеть, но решается на 'последнее дельце'. — я уезжаю в пучхон. слова-осколки. хосок достает из пиджака билеты и, улыбнувшись, произносит: — вместе с тобой. слова-тепло.