Запудривание мозгов

- Предположу, что ты злишься, - Тео принципиально не пользуется дверьми, его силуэт просто отделяется от царящей за окном тьмы, и неспешно занимает собой подоконник, - И даже думаешь, что злишься справедливо. Малия тянется к прикроватному светильнику, то ли включить, то ли прицельно метнуть в незваного гостя. Рэйкен морщится — когда это ночь мешала койотам видеть? — и лениво склоняет голову набок. Лампа величественно приземляется на газон, к огромной радости Малии, попутно мазнув по щеке Тео вырванной с корнем розеткой. - Ты хочешь, чтобы я извинился? - Я хочу, чтобы ты наебнулся. - Мы оба знаем, что ты бы поступила со мной точно так же. - Мы оба знаем, что этот диалог обречен на ругань и мордобой, а у меня будильник заведен на полседьмого и велика вероятность, что если ты задержишься еще на пару минут, я заставлю тебя его сожрать. - Тогда мне придется остаться на ночь. Нельзя, чтобы такая хорошая девочка как ты прогуливала школу. Ты же хорошая девочка, а Малия? Малия издает что-то среднее между стоном и рыком и поворачивается к Тео спиной, демонстративно обнимая подушку. Конечно, следовало бы поднять задницу с кровати и использовать подушку на Тео в качестве аперитива перед основным блюдом (как раз издевательски провозгласившим три часа ночи). Итоги дня неутешительные: она получила пулю, встретила свою мать, огребла от нее, ни на шаг не продвинувшись в деле отцеубийства*, и на закуску увидела явление Неебически Огромного Нечто из бетонной стены. Но если огнестрел и тяжелые внутрисемейные отношения еще смахивали на тихие бэконхилльские будни, то Неебически Огромное Нечто – это уже день города с фейерверком и бродячим цирком. И сегодня, благодаря стараниям конферансье, с ролью которого блистательно справился Тео Рэйкен, вместо заявленного первого ряда, Малия оказалась на манеже один на один с тигром. Вернее с койотом, до зубов вооруженным, кровожадным и скалящим зубы в «Ты можешь называть меня мамочка». Подушка впечатывается в стену и взрывается пуховым облаком, оставляя после себя лоскутного вида тряпочку со следами когтей. - Здесь ты не прав, - не оборачиваясь и не поднимаясь с матраса, цедит сквозь зубы Малия, - я не хорошая девочка. Я оборотень с голубыми глазами убийцы, которого всю сознательную жизнь носило по лесам в зверином обличье. Ты прав в другом. Я действительно поступила бы с тобой так же. И поступлю. С превеликим, мать его, удовольствием. В комнате воцаряется драматическая пауза. Тео молчит. Слышно, как ветер гуляет по лесу, на опушке которого надрывно выводит рулады пьяница из дома напротив. «Наверняка опять перепутает дворы и возьмется отливать на нашем газоне». - Я оторву тебе башку Тео Рэйкен, вставлю в рот лампочку и помощью Киры сделаю из тебя новый прикроватный светильник. Но завтра. А сегодня, будь добр, вали отсюда и забери своего предшественника – если сосед об него убьется нам придется выплачивать штраф. - Страшно. Внушительно. С претензией на юмор. Я оценил. Особенно про «оборотня с голубыми глазами убийцы», тебе бы любовные романы писать с таким слогом. Но все же позволь мне высказаться, я видишь ли сочинил тебе целую речь. Стайлз когда-нибудь делал что-то подобное? Если да, то готов поспорить не для тебя, а для Лидии. Оцени важность момента, Малия. Наблюдение. Он всегда произносит ее имя, улыбаясь. Незаметно, буквально на долю секунды, приподнимая уголки губ, чтобы растянуть звук «и» на тысячную долю секунды длиннее положенного. Так-то Малия понятия не имеет какого хрена она вообще смотрит на его рот, но отвернуться и не ждать, когда между творящими ее имя зубами мелькнет тень языка – невозможно. И ей самую малость жаль, что сейчас она лежит к нему спиной. Тео тем временем хлопает по карманам и, издав довольное восклицания, начинает шуршать какой-то бумажкой. - Дорогая, Малия… а нет, просто Малия. «Дорогая» я зачеркнул, написав его еще раз ближе к финалу. Ты можешь обвинить меня в предательстве, в покушении на твою жизнь и вообще в том, что оная полное дерьмо. Не стесняйся, людям свойственно выбирать на роль виновника всех бед, кого угодно, кроме себя. Еще ты можешь меня ни в чем не обвинять и согласиться с тем, что все мы действуем в своих интересах и сам факт того, что я признал близость наших целей и предложил тебе объединить усилия, говорит о том что ты мне не безразлична… Черт, не видно ни хуя… (Малия несильно кусает руку, сдерживая смешок: Тео упоенно шуршит своей бумажкой, почти заглушая журчание – верный признак того, что до собственного участка сосед так и не добрался) Так и знал, что надо было на чистовик переписать, а не зачеркивать по сто раз… На чем я…? А! В конечном итоге, немного поразмышляв над сложившейся ситуацией, ты придешь к выводу, что условия нашей сделки я выполнил: Пустынную Волчицу мы все-таки нашли, а с учетом скорости регенерации оборотней, перекладывать всю ответственность за проигрыш на меня было бы не слишком честно. Хотя тебе и очень хочется это сделать. Дорогая, Малия! Давай взглянем правде в глаза… - Ты бессовестное говно, которое даже и не думает раскаиваться и более того, считает, что я у него в долгу. И ждать от тебя чего-то бессмысленно. И разочароваться в тебе тоже нельзя, потому что очаровываться там нечем. Все предельно ясно. - Бессовестное говно может считать это официальным началом примирения? Ты можешь снова оседлать меня и избить. Я обещаю не сопротивляться. Малия в глубокой тоске думает о том, что доспать положенные часы у нее сегодня не выйдет. И что не смотря на пресловутую регенерацию, в ее теле нет ни одной малюсенькой клеточки, которая не стонала бы и не ныла. И что Тео не заслуживает ни злости, ни какого-либо другого проявления чувств. Но удержаться все равно не выходит. - Ты напоминаешь мне Питера, - наконец, выдает она, перекатившись на другой бок и развернувшись к нему лицом, - Вы оба можете сколько угодно рассуждать о том, безразличен вам человек или не безразличен, но оказавшись перед выбором между ним и своими желаниями, упорно демонстрируете один и тот же результат. Тео кивает и чешет в затылке. Движение вроде бы наигранное, но где-то во взгляде и позе его ощущается некая маета. «Сейчас отшутится,» - неожиданно для самой себя думает Малия и в следующую секунду неприятно удивляется глубине своих познаний относительно психологии Тео Рэйкена. - Если хочешь, можешь называть меня «папочкой». - Мог бы придумать чего поостроумнее. - Дубль два? - Валяй. - Если хочешь, можешь называть меня как папочку. «Мудак» - ты кажется так привыкла к нему обращаться? - Глупо. Заезжено. Без претензии на юмор. Я не оценила. - А вот это удар ниже пояса. Хотя, готов признать, оригинально обыграть слово «папочка» не получилось. Но мне приятно, что ты меня не только слушаешь, но еще и на цитаты разбираешь. Малия вздыхает глубоко-глубоко, а потом встает с кровати и молча, игнорируя сам факт существования Тео, идет вниз, на кухню. Раз уж не получится поспать, надо хотя бы выпить кофе – а заодно попытаться прояснить мутный туман, которым начисто заволокло мозги. На Малии растянутый серый топ и розовые трусы в желтую уточку. И ей абсолютно безразлично мнение Мать-Его-Рэйкена об увиденном, начиная от подкаченной задницы и заканчивая прикрывающей ее материей. Правда, она все же позволяет себе в течении пару секунд помечтать о том, как исходящий слюной Тео подавится от смеха и умрет. Прямо-таки рухнет к ее ногам, с облупившимся черным педикюром, который в случае чего добьет его тонко чувствующую натуру. Тео бесшумно следует за ней на кухню, по пути прихватывая со стола в ее комнате музыкальный плеер. Его Малии подарил Стайлз, предварительно попросив Лидию накачать туда песен. Лидия подошла к делу творчески и педантично накачала по несколько штук из всех музыкальных направлений, которые ей удалось отыскать в гугле. Особой пикантности этой адской смеси добавляло то, что сам плеер был веселенького зеленого цвета. На обратную сторону панели чья-то шаловливая рука прилепила наклейку-мухоморчик, которую Стайлз с недовольным воплем обнаружил в день непосредственного вручения. С учетом того, что в процесс выбора, покупки и доведения до ума подарка было втянуто колоссальное количество человек, вычислить шутника не помогли даже гены шерифа. Отдирать Малия его не стала, а ознакомившись с плейлистом, и вовсе поставила проигрыватель в режим «случайного выбора» - исключительно по принципу «нечего терять». И вот теперь его крутит в руках Тео Рэйкен. Малия возится у плиты, задаваясь вопросом, а не заказать ли на следующий праздник электрический чайник. Впрочем, одного вида плеера ей хватает, чтобы закрыть этот вопрос раз и навсегда. Уж лучше подолгу нагревать доисторическое чудовище, нежели рефлекторно выпускать клыки при виде очередного порождения коллективного разума макколовской стаи. «Интересно было бы взглянуть на чайник от Тео,» - думает Малия. О чем думает Тео сказать сложно, но в фиолетовых наушниках с клубничками в ушах (лепта в общее дело Киры и Скотта) он прекрасен как рассвет летним утром, о чем Малия ему незамедлительно сообщает. - Это все мой животный магнетизм. Твой музыкальный вкус потряс моей воображение. - Я разностороння личность. - Восхищен. - Можешь даже мне позавидовать. Такому ограниченному созданию как ты, до меня еще эволюционировать и эволюционировать. - Выучила новое слово? Малия вспыхивает, лихорадочно пытаясь понять ткнул ли Тео пальцем в небо или же заметил ее «настольную книгу» - толковый словарь, покоящийся на прикроватной тумбочке и основательно вминающий ее в пол своим весом. Словарь – детище гениального плана Лидии, по «внедрению Малии в социум путем расширения ее лексикона». Со словарным запасом маленькой девочки, восемь лет прожившей в облике койота, об окончании школы в обозримом будущем мечтать не приходится. Поэтому каждый вечер перед сном Малия листает толковый словарь, старательно запоминая самое необходимое, а просто понравившееся выписывая в тетрадочку. О том, что Тео ее обнаружил и даже пролистал, думать не хотелось. И вовсе не потому, что слова отбирались по группам, для теоретического использования в будущем. Для школы. Для стаи. Для сквернословия в общественных местах. Для конкретных личностей. И уж точно не потому, что слова «для Рэйкена» занимали на треть листа больше чем «для Стайлза». - Тебе с молоком? - Мне с коньяком. Тео хозяйски прохаживается по кухне (плеер в кармане, один из наушников обвивает шею, другой радует взгляд пресловутой клубничкой) и уверенным шагом подходит к мойке, под которой ее отец прячет алкоголь. - Оборотни не пьянеют, это раз. Захвати кружку из раковины, это два. - Видеть в алкоголе исключительно средство для побега от реальности, исключая эстетическое наслаждение вкусом это – готовься к новому слову! – плебейство. А зачем тебе кружка? - Она не мне, - Малия щедро сливает в нее жалкие остатки напитка и кофейную гущу, - Все равно после тебя мыть. Чего лишний раз утруждаться? - Она еще и практичная, - умиляется Тео, - А главное, гостеприимная. - Еще какая. По всем канонам следовало дать тебе пинка под зад и спать дальше. Наблюдать его довольную ухмылку вкупе с расслабленной позой - практически невыносимо. Как и осознавать, что ничего помимо банального раздражения, Тео в ней не вызывает. Ни жажды мести, ни ненависти. Разве что досаду и похоть, но об этом лучше не думать. Малия крепко обхватывает чашку руками и боком запрыгивает прямо на стол, а все потому, что ее любимый стул заняли, и вовсе не для того, чтобы увидеть, как едва заметно поблескивающие золотом глаза Тео стремительно вспыхивают в темноте кухни. Он делает глоток прямо из горла и морщится, с отвращением разглядывая этикетку. - Беру свои слова назад: наслаждаться тут нечем. - Эстетику в моем доме отключили, вместе с горячей водой, за неуплату. - Скотт тебе сказал, что оборотни не пьянеют? - Это знание было ниспослано мне свыше после литровой бутылки мартини. - Хочешь научу тебя напиваться? – Тео решительно отодвигает от себя коньяк и делает глоток кофе. Малия чувствует, как по шее стекает капелька пота, когда она вспоминает, что именно из этой кружки перед сном пила чай. Губы Тео бережно прикасаются к керамическому краю точно в том самом месте в котором несколько часов назад его касались губы Малии – сантиметром правее зигзагообразной трещины. - Лучше научи меня тебя ненавидеть, - его брови непроизвольно взлетают вверх, выдавая быть может первую предельно искреннюю эмоцию их обладателя за весь день, - Что? Сам сказал – я практичная. - Вечно ляпаю, не подумав, - притворно сокрушается Тео, одним глотком допивая кофе, - Посмотрим, чем ответит на твой запрос гуща. Это как гугл, только одобрено целыми поколениями предков. Малия фыркает, но подвигается к нему поближе до самого края стола, чтобы заглянуть в кружку. И она вовсе не нюхает макушку Тео. Это так же нелепо, как упираться босой ногой в краешек стула прямо возле его бедра. Он шумно втягивает воздух сквозь зубы и, немного повертев кружку в руках начинает размышлять над свежими кофейными подтеками. - По-моему это похоже на луну. Даже моря на месте. Или на сыр. Маасдам, например, который с кучей больших дырок. - Дырку я здесь вижу только одну. Осталось решить задница это или вагина. - Особой разницы в толкованиях они не имеют. - Пизда тебе, Тео Рэйкен. - Будем считать это обещанием, - соглашается он и непринужденно добавляет, - Ненавидеть меня так же бессмысленно, как ненавидеть себя. Малия невольно восхищается его талантом без малейшего труда и даже без смены тона перескакивать с пустой болтовни на действительно важные темы. Мысль о том, что все эти важные темы – самая что ни на есть пустая болтовня, она старательно гонит прочь. - Надеюсь, ты это обо мне, а не в масштабах человечества? - Что весь мир, когда ты рядом? – аккуратно поставив чашку на пол, он с хрустом разминает пальцы, чтобы в следующую секунду цепко схватить ее за лодыжку, - Только друг с другом мы можем быть теми, кто мы есть. - Потому что мы койоты? Он смеется, и кончиками пальцев скользит по ее ноге вверх-вниз. Малия откидывает голову назад и жмурится, подставляя лицо бледному свету робко заглянувшего в окно полумесяца. - Потому что мы дикие… …Тео подается вперед, чтобы поцеловать ее колено… - Потому что мы думаем только о себе… …Тео трется кончиком носа о внутреннюю сторону бедра и Малия выпускает когти, не щадя поверхности стола, лишь бы удержаться и не запустить руки ему в волосы… - Потому что мы делаем то, что хотим, не заботясь о том, что правильно. Как желание собственной стаи. Как убийство матери. Как-то, чем мы заняты прямо сейчас. Тео, наконец, целует ее, слегка прихватив кожу зубами, и рывком сдергивает вниз, к себе на колени. Его не заботят ни следы когтей на столе, ни покатившаяся по полу чашка, ни вскрик Малии, которая ударилась об нее пяткой. Тео целует ее в шею и плечи, крепко сжимает грудь, царапая напряженный сосок грубой тканью. Малии смешно и дискомфортно – кажется так это называется. У нее под кроватью валяется тетрадь, исписанная ломким детским подчерком, и это слово там в разделе «повседневных», ближе к концу и страницам с идиомами. Малия пообещала Стайлзу непременно их выучить, но все ленится и с ходу может вспомнить только одну. «Запудривание мозгов». Тео стаскивает с нее трусики и пытается развернуть к себе, но не дождавшись никакой помощи кроме смешка, низко рычит и грубо ставит на ноги, толкая к столу. Малия врезается в него бедрами, но после сегодняшнего дня количество синяков уже не имеет значения и не поддается счету. Рука Тео, сдавливающая шею, кажется вот-вот сломает позвоночник, но какое это имеет значение, когда звук молнии на его джинсах – самый сексуальный звук, после влажного всхлипа, который издает ее собственное тело в момент первого толчка? Малия выгибается, стремясь к нему навстречу, и бросает взгляд в окно – нет ли там пресловутого соседа. Полумесяц стыдливо прикрывается облаками, а единственные блики света в комнате – их горящие глаза, отражающиеся на металлической дверце холодильника. Малия немного думает о Тео и Стайлзе, но больше о важных разговорах и пустой болтовне, что снова возвращает ее к исписанной тетради на втором этаже. Она считает, что это глупо и не нужно, но каждый вечер разучивает десяток новых слов. Вопреки здравому смыслу, за который в ее голове все еще отвечает зверь. Ради друзей, которые в нее верят и видят в ней человека. И иногда, в очередной раз ломая язык над каким-нибудь заковыристым выражением, Малия тоже начинает видеть в себе человека… «…на редкость дерьмового, через слово матерящегося и сексуально несдержанного. Та еще шлюшка. Может и хорошо, что оборотни не пьянеют?» Она давится смехом, закусывает губу до крови, запрещая себе стонать, но иногда срывается на рычание. Тео видит в ней прежде всего койота, он даже трахает ее почти по собачьи – большего он не получит. В голове поселяется какая-то легкость и хочется верить, что это нечто большее, чем волна чувства, стремительно поднимающаяся от бедер. Он хватает ее рукой под живот и прижимает к себе, буквально вгрызаясь зубами в плечо. Малия чувствует, как по груди стекает кровь, а по бедру – сперма. Она не слышит собственного вскрика, потому что, прижимаясь затылком к его плечу, впервые замечает, что Тео не выключил плеер и он, валяющийся где-то на полу, под одеждой, продолжает играть. «I don't know which me that I love. Got no reflection.»** Рука крепко сжимает скомканную бумажку, с которой Тео читал свою речь, ту самую, несколько минут назад стянутую у него из кармана. Малии достаточно развернуть самый край, чтобы убедиться, что она пуста. - Ты ошибаешься во мне. А если мы действительно похожи, то и в себе, - солоноватые запахи пота, крови и семени липнут к коже словно духи, но отстраняться нет сил, - Я не просто животное, потакающее собственным желаниям. Я нечто большее. - Тогда почему ты здесь? – холодные губы накрывают разорванную кожу поцелуем, словно в попытке ее скрепить, - И почему не злишься? - Потому что друг с другом мы можем быть теми, кто мы есть, - Малия поворачивает голову, и впервые за долго время они встречаются глазами, - Иногда чтобы понять что-то важное, необходимо позволить запудрить себе мозги. А в этом ты непревзойденный профессионал. Завеса молчания. Тео прячет потерянный взгляд за самодовольной улыбкой. - Только то? Малии даже становится его жаль. Осознание себя человеком определенно влияет на ее характер. - Так и быть, скажу это. Ты великолепно гадаешь кофейной гуще. Хорошо, что человек она так себе. * Да не смутит вас слово отцеубийство относительно покушения на мать: оно здесь употреблено в широком смысле – как покушение на жизнь родителя, вне зависимости от пола. ** «Я не знаю, каким нравлюсь себе больше. Не вижу отражения.» Marilyn Manson «No reflection»