Лёгкий выбор

– Горацио, Горацио, о боже, я так счастлив! – голос обычно хладнокровного лейтенанта выдавал крайнее волнение. Отдельные капли с его всё ещё мокрых волос падали на лицо распростёртого на камнях капитана, около которого он стоял на коленях. – Разве можно так долго не подавать признаков жизни? Хорнблауэр чувствовал себя избитым, но попытка пошевелить руками и ногами доказала, что переломов нет. Он приподнялся, опираясь на локоть, и обвёл взглядом узкую, похожую на гребень скалу с редкими кривыми деревцами, цеплявшимися за неё из последних сил, неуютный каменистый пляж и пенные верхушки сероватых волн. – Откровенно говоря, мистер Буш, совершенно не могу взять в толк, в чём причина вашей радости. Это ведь остров? – Не материк, позволю себе утверждать с уверенностью. Скривившись от боли в спине, Хорнблауэр сел. – Итак, нам ясно, где мы. А... – он помедлил, откашлялся в смущеньи, – а как мы здесь оказались? – По приказу Адмиралтейства. – Буш подозрительно оглядел капитана, известного своей дотошностью и хорошей памятью даже на несущественные мелочи. – Что, разумеется, вам известно. – Не припоминаю приказа, согласно которому мы должны были добираться вплавь до островка. Буш кивнул. – Нет, сэр, приказ был о доставке пакета и трёх рот пехотинцев. Если темная полоска на горизонте была тем, чем казалась, то есть побережьем Франции, добраться до этой жалкой скалы в океане не мог бы и умеющий плавать Хорнблауэр. Сам лейтенант Буш, как и подавляющее большинство офицеров флота Его Величества, в состоянии был продержаться на воде ровно столько времени, сколько нужно на крик «Помогите!». – Это Бискайский залив? – Должно быть. – Мы шли на «Отчаянном»... – Хорнблауэр вопросительно посмотрел на Буша. – ... на север, – правильно понял тот. – Значит, задание мы уже выполнили. – Так точно, сэр. Встретились с «Вирджинией», переправили на неё солдат, вы провели около часа в каюте капитана и вернулись оттуда с новым пакетом, сказав, что в нём свежие данные для Адмиралтейства, которые нужно доставить как можно быстрее. Они помолчали, прислушиваясь к привычному шуму волн. Он действовал успокаивающе. – Мистер Буш, вам не кажется, что, несмотря на дурную репутацию Биская, шторма здесь в последние сутки не было? – День клонится к закату, но небо чистое. В середине острова сухо, захлёста не было. Волна тяжёлая, ветер почти не пахнет солью. Полагаю, ваш вывод имеет под собой веские основания. – Его тон, более всего напоминавший тот, каким положено отдавать рапорт, был очень убедительным. – Очевидно, что «Отчаянный» не потерпел кораблекрушения. Однако он мог подвергнуться нападению морского патруля французов. Хорнблауэр принялся расстегивать мундир, намереваясь хотя бы отжать его. На просушку у огня рассчитывать не приходилось. Буш последовал его примеру. Развесив намокшие вещи по скрюченным веткам невысоких деревьев, они стянули сапоги и замерли, всматриваясь в пустынный простор. Тишину нарушил Хорнблауэр: – Если наш корабль погиб в бою, то как могло случиться, что уцелели только мы? Буш, и сам задававшийся этим незатейливым вопросом, не хотел пускать себе в душу надежду, которая только поманит и исчезнет. – Если «Отчаянный» повреждён, но на плаву, то где он? – Временами он предпочитал забывать о субординации и помнить лишь то, сколь многое их с капитаном связывало. Вот и сейчас он счёл своим долгом выступить в роли друга, а не лейтенанта. – А если его захватили и увели в один из французских портов, Горацио, британским кораблям предстоит с ним не самая приятная встреча, когда он выйдет в море под вражеским флагом. – Вы хотите сказать, что независимо от того, что произошло с нашим шлюпом и каким образом именно мы двое оказались на этой голой скале – на помощь «Отчаянного» рассчитывать не приходится? – Да. – И всё же, Уильям, как мы добрались до острова? Мы не могли одновременно упасть за борт, да так, чтобы Мэттьюз этого не заметил. И акулы, которых в здешних водах немало, кстати, тоже. – Не помню. Мы стояли на мостике. Кажется, я слышал, как заполоскали паруса... хотя мы не перевалили на другой галс. Не знаю. Но... Наверное, меня контузило упавшей мачтой. Налитая болью шишка на затылке свидетельствовала в пользу этого предположения. Мысль о том, что на корабле вспыхнул мятеж, офицеров оглушили и бросили умирать на куске камня, появилась и исчезла. Такое могло произойти с кем угодно, но не с Хорнблауэром – команда им не просто восхищалась, она ему верила. – Так много странностей и так мало еды, – скупо улыбнулся Хорнблауэр. – Что будем делать? – Разве у нас есть выбор? Летать мы не умеем, плот сделать не из чего. Будем сидеть и ждать. – Согласен. Но только от нас зависит, чего мы будем ждать – смерти или спасения. Повернувшись другим боком к низко стоящему солнцу, Буш немного подумал, прежде чем ответить. – Молиться, не отводить глаз от горизонта, открывать друг другу полузабытые тайны, сгибаться под грузом обстоятельств и сожалеть о том, что никто не узнает в наших скелетах доблестных офицеров флота? Нет, правду сказать, потратить последние дни на такое времяпрепровождение мне не хочется. Разве что тайны... Он покосился на Хорнблауэра. Тот определенно выглядел как человек, у которого полный рундук секретов. – Я рад, Уильям, что наши вкусы так похожи. – Значит, решено? Мы ждём спасения? – Верно. Хорнблауэр приподнял сапог, качнул его в руке и положил на место. Островок был едва ли больше пяти дюжин шагов в длину. Можно было пройтись и босиком. – Однако, мне бы хотелось уточнить, в каких движениях – душевных и телесных – будет выражаться наш выбор? – полюбопытствовал Буш. – Для начала проверим, нельзя ли у подножия скалы собрать моллюсков. Если повезёт, то устриц, которыми заслуженно славится залив. Тщательное обследование острова заняло несколько больше времени, чем могло бы. Обоим мешала боль, не опасная, но настойчивая. Так что когда они, наконец, завершили знакомство со своим новым обиталищем и позволили себе роскошь в виде крохотного костерка, небо на западе прощалось с отблесками солнечного величия. Довольный тем, что лишь понаслышке знакомый способ разжигания огня всё-таки сработал, Буш отложил в сторону два угловатых камня и вернулся к ранее появившейся идее. – Послушайте, Горацио, до утра нам заняться нечем, а сон пока не идёт. Давайте развлечём друг друга беседой. Признайтесь, ведь у вас есть о чём рассказать, я многого о вас не знаю. – Предлагаете что-то вроде исповеди? – О нет, я имел в виду всего лишь откровенный разговор. Если мы всё-таки не дождёмся спасения... Хорнблауэр помахал в воздухе кортиком и решительно прервал его: – Давайте рассуждать логически. – Я не против. Но, Горацио, логикой вы владеете лучше. – Итак, что мы имеем? Буш обвёл взглядом их нехитрое хозяйство. – Практически ничего. – Ошибаетесь. Мы имеем две вероятности. Либо мы умрём, либо выживем. Подумав, Буш с ним согласился и кивнул. – Если мы умрём, то какой нам прок от откровений и признаний. Буш ещё подумал, подкинул в быстро прогорающий костёр веток и снова кивнул. – А если мы выживем, то нет никаких причин тратить сейчас драгоценное время на разговоры о пустяках. Нам нужно придумать во что собрать пресную воду, если пойдёт дождь, чем можно заменить гарпун, а также сообразить, как поймать хоть одну птицу из тех, чей свежий помёт мы обнаружили на верхушках уступов. – Палашом, – немножко невпопад ответил Буш, но Хорнблауэр его понял. – Верно, а если не хватит длины, то шейными платками привяжем к нему ветку попрямее. Хороший будет гарпун. Они улыбнулись друг другу, аккуратно кортиками приоткрыли створки и высосали содержимое немного островатых, но съедобных моллюсков. Ночь погружала во тьму море, скалу и огрызочный пляж, оставляя людей тешиться маленьким кругом несмелого света костра. Хорнблауэр думал о том, как ему повезло, что товарищем по несчастью оказался немногословный и спокойный Буш, склонный к последовательному решению задач. А Буш расслабился и ни о чём не думал. Хотя ему и казалось, что где-то в логических рассуждениях Хорнблауэра есть изъян.