Борьба за её сердце

Исправить злого человека невозможно, он может изменить только вид, но не нрав. Эзоп Жёлтый диск луны огромной круглой сферой висел как раз посередине небосклона, затянутого пеленой серых кучевых облаков. Его яркий свет, проникая через решетку небольшого окошка камеры предварительного заключения, преломлённым лучом освещал нахмуренное в задумчивости лицо пожилой женщины, сидящей на жесткой казенной деревянной скамье. Сначала брезгливая Субхатра Деви решила, что будет гордо стоять, потом аккуратно примостилась на край, чтоб только перевести дух, но усталость взяла своё — в итоге она уселась полностью, привалившись боком к прохладной, чуть шершавой стене, кое-где покрытой щербинами и нацарапанными нецензурными надписями. Строя далекоидущие планы об убийстве внука, краже его новорождённого сына, Субхатра никак не рассчитывала на подобный исход. Она была абсолютно уверена в успехе, а если и допускала вариант промаха, была убеждена, что выкрутится, используя свой потенциал хитрости и изворотливости. Но несмотря на все усилия, обмануть Арнава Сингх Райзада ей так и не удалось. Наверняка человек попавший в тюрьму, да ещё и в столь преклонном возрасте, как Дади, станет размышлять, каким образом он до этого докатился. Возможно сожалеть, каяться. На худой конец признается хотя бы перед самим собой в тяжести совершенного греха. Парадоксально, но старая вдова Малик оказалась не из таких. Вины на совести она так или иначе не ощущала, и в правильности совершенного не сомневалась. Можно было бы подумать о причинах постигшей неудачи, но какой теперь в этом прок?... Внимание женщины сосредоточилось на мыслях другого рода. Как наглый выскочка Райзада, младше её в три раза, смел так неуважительно с ней разговаривать, оскорблять, в чём-то обвинять?!... Вот тебе и щенок тихони Ратны! Почему вообще он ей "тыкал", когда обязан был почтительно обращаться на "Вы"?! Да как только у беспардонного нахала стыда хватило вынести их по сути внутрисемейный конфликт на всеобщее обозрение, привлечь полицию?... Нет бы замять происшествие, тем более ничего особенного не случилось — если разобраться, все остались живы и здоровы! А он сохранил непреклонность даже после её слёзных просьб о снисхождении. После она, Субхатра Малик, как какая-нибудь законченная рецидивистка в наручниках, под конвоем полисменов была посажена в полицейскую машину. Какой срам!... По приезде в участок её допросили, с непременным предупреждением "всё сказанное Вами, может быть использовано против Вас в суде", обыскали, сняли отпечатки пальцев, отправили ночевать в мерзкий гадюшник, где наверное перебывали сотни алкоголиков, воров и проституток. Ей, преисполненной благородства и аристократической стати, никогда не смириться с таким унижением. И к полнейшему ужасу — это лишь начало испытаний неизвестно за какие заслуги посланных Всемогущей Богиней. Раздумья эти угнетали почтенную даму, ни на минуту не давая покоя, особенно подкреплённые безрадостными картинками из обозримого будущего, в изобилии подброшенными услужливым воображением и конечно словами её правдолюбца внука — Арнава Райзада. "- Ты, Субхатра Деви Малик, ответишь за содеянное!... Тюрьма. Тебя ждёт женская исправительная колония. Окончишь свои дни среди таких, как ты — отъявленных преступниц, беспринципных негодяек и убийц. Келья в ашраме покажется тебе раем на земле по сравнению с изгаженной камерой полицейского участка! Сгниёшь там, а я позабочусь об этом!..." И его взгляд. Тяжелый, хладнокровный, совершенно невозмутимый, пронизывающий до дрожи, обещающий муки ада, за то что тронула ребёнка — Равана Малика-младшего. Да, этот мальчик ещё накануне вечером спавший в её объятиях, никто иной, как маленький Рави, и самым тяжелым моментом некрасивой сцены в больнице стало для женщины их расставание. Пожалуй, Дади и в самом деле предпочла бы выброситься с малышом из окна, чем отдать его, но внезапный приход Арнава спутал ей карты, и ради тщетной попытки спастись, Субхатре пришлось добровольно уступить, вернув сына родителям. Снова случилось страшное — она его потеряла. И в то мгновение вновь ощутила горечь утраты, и боль. Самую настоящую боль, зародившуюся в районе левой стороны грудной клетки, постепенно распространившуюся к плечу, опустившуюся в верхнюю часть живота в виде сдавленности, жжения и покалывания. Хорошо, что тогда у неё появилась небольшая передышка — пока неугомонный НКей нёс какую-то ерунду, все охали и ахали, Дади успела украдкой положить под язык всегда имеющиеся при себе таблетки нитроглицерина, которые в последнее время со всеми этими волнениями достаточно часто требовались пожилой женщине. Вот и сейчас она чувствовала в груди такой же давящий камень, как днём, с той лишь разницей, что симптомы недомогания были гораздо сильней — добавилось повышенное потоотделение, тревога и слабость. Субхатра с трудом разжала онемевшие пальцы, от бессильного гнева давно сжатые кулаком, запустила руку в небольшой потайной карман и нащупала блистер. "Ничего! Сейчас всё пройдет! Я так легко не сдамся! Проигранное сражение — ещё не итог войны..." - пронеслось в её воспалённом мозгу. - Закончились... - вслух вымолвила она мгновение спустя, обнаружив, что в пластиковом холдере не осталось спасительных пилюль. - Но, я же... - не успев договорить, Дади почувствовала резкий спазм в области сердца. Сморщившись, схватилась за грудь и протяжно застонала. "Надо позвать на помощь!" - не заставила себя ждать логичная догадка, только вот осуществить её оказалось непросто. Язык от сухости во рту приклеился к нёбу, конечности женщины будто одеревенели — встать в таком состоянии и что-то прокричать стало физически невозможно. Вместо того, чтобы подняться, она наоборот упала на лавку навзничь. - Помогите!... Мне плохо... - едва шевеля посиневшими губами произнесла Субхатра и, собрав оставшиеся силы, несколько раз ударила свободной ладонью по скамье. - Эй ты, бабка! Что там у тебя случилось?!... - искрой надежды на избавление показалось появление у решетки дежурного. - Прошу! Помогите... Я умираю... - продолжала бороться за жизнь Дади, хаотично хватая ртом воздух. - Ну да! Поверил тебе, как же! Разбежался!... Мистер Райзада предупредил, что ты, карга старая, ещё та актриса погорелого театра! - с ленцой усмехнулся коп. - Потому не шуми и сиди тихо, не то хуже будет! - дюжий охранник даже толком не взглянул на корчившуюся на шконке в агонии боли смертницу, и направился восвояси. А Субхатра Деви Малик, так и не дождавшись сочувствия, осталась доживать уходящие минуты своей достаточно долгой жизни, заканчивающейся в КПЗ центрального отделения полиции Дели, в тишине, темноте и полнейшем одиночестве. Пялясь в обшарпанный потолок остекленелым взглядом красных, из-за разорвавшихся сосудов вследствие скакнувшего давления, выпученных глаз. "Всё-таки я благословлена Богиней!" - мелькнуло у неё с последним проблеском сознания. "Она уберегла меня от незаслуженного позора и мудро направила как раз навстречу с истинным Раваном, любимым младшим сыном, давно почившим на небесах!" На следующее утро приглашенный патологоанатом зафиксировал смерть заключенной, наступившую ориентировочно между двумя и тремя часами ночи, в результате обширного инфаркта миокарда. Комиссар Ракеш сразу сообщил об этом Арнаву Сингх Райзада. Тот выслушал его, и сухо распорядился начать подготовку к необходимой погребальной церемонии, передав тело в храм на попечение брахманов, занимающихся подобными обрядами в случае отсутствия у покойного родственников. На тактичное замечание полицейского, что это была его родная бабушка, господин ответил, что всё расходы семья возьмёт на себя. Однако они Райзада, а у умершей фамилия Малик, подтверждающая факт того, что он не имеет к ней никакого отношения. - Сэр, а как же спасение души усопшей?... Это ведь очень важно... Короткие гудки. - Трубку повесил... - недоумённо хмыкнул служивый. ---------------------------------------------------------------------------------------------------- Прим. автора: Ритуальные набережные — гатхи, в "погребальном городе" Варанаси на берегах Ганга, где проводятся обряды сожжения покойных, на данный момент растянулись на расстояние ок. 8 км. Ежедневно отсюда в воду сбрасывают до 1000 трупов, как сгоревших, так и нетронутых. Монахи, дети до 5 лет, беременные и ещё ряд категорий людей отправляются в воды реки, как есть. Их тела считаются уже очищенными от грехов. Иностранцев поражает местный колорит. Одновременно горят костры с трупами, бродят «священные» коровы, тут же в водах Ганга люди моются и пьют оттуда воду, бродячие собаки догладывают трупы людей и коров, вынесенных на берег, всюду горы зловонного мусора. Церемония погребения весьма затратна для индусов, где 80% населения являются нищими (живут менее чем на 2 доллара в день). На сожжение трупа нужно 5 кг сухих дров на 1 кг его веса. Таким образом, часто требуется 300-400 кг дров, и только на их покупку может быть потрачено до 300 долларов (богатые предпочитают сгорать на дровах сандалового и других дорогих сортов дерева). Затем требуются цветы для погребальных венков (бывает, общим весом до 200 кг на один труп). Наконец, надо оплатить услуги брахмана, транспортировку, и т.п. В итоге по «среднему» разряду похороны могут обойтись в 2-3 тысячи долларов. Состояние души покойного зависит в главной степени от его потомков по мужской линии. От того, как правильно совершат они обряд сожжения трупа и как будут поминать его. Жертвоприношения позволят душе усопшего облечься в загробную оболочку и, смотря по заслугам, спуститься во «временный ад», пройти через огонь чистилища или подняться во «временное небо», где душа будет дожидаться новых перерождений, блаженствуя в обществе богов. Каждый индус смотрит на совершение похоронных обрядов как на первейшую обязанность и потому спешит обзавестись сыном или внуком, ожидая от них такого же усердия после своей смерти. Согласно верованиям, душам тех людей, которые лишены благодати быть похоронными своими потомками, грозит вечное скитание по земле, которое считается хуже ада.