Bleeding Out

      Уже долгое время я чувствую себя разбитым. Теперь мы с Клодин — одна стая. Каждое утро мы вместе пьем кофе, затем я читаю ей вслух, мы идем прогуляться в городском парке, потом она говорит, что устала, и я на руках несу её домой. Её улыбка горит ярче миллиона звезд в ночном небе. Я делаю все, чтобы она была счастливой…       Когда мы приходим домой, она идет готовить обед. Обычно это её домашняя пицца, хотя иногда она позволяет себе побаловать меня отбивной или мясным рулетом. Признаться, она готовит очень хорошо, и при этом умудряется оставаться элегантной, загадочной, словно леди из высшего общества.       У Клодин гладкая смуглая кожа, похожая на шелк или молочный шоколад. У неё великолепные бледно-желтые глаза с пышными ресницами. Она заботится о своем внешнем виде — у Клодин чудесная фигура и формы, и выглядит она всегда так, будто только что сошла с красной ковровой дорожки.       Мои друзья-оборотни страшно завидуют мне. Даже Клод однажды сказал мне: «Если бы я не был братом Клодин, то я больше всего на свете хотел бы быть её парнем». Эти слова оставили неприятный осадок в моей душе, сам не знаю почему.       Наверное, внутри я чувствовал, что даже Клодин, той самой красавицы, под ногами у которой стелются все мужчины, не хватает мне для счастья. Я считал себя неблагодарным кретином, но ничего не говорил ей, моей новоиспеченной жене. Мне становилось тошно при мысли о том, какую боль я нанесу ей свои признанием, ведь Клодин, вне всяких сомнений, искренне и всецело любит меня.       После обеда мы идем на задний двор нашего дома. Клодин в своем белом шелковом платьице садится на качели. Она взлетает ввысь, будто птица, и подол её платья следует за ней шлейфом, словно хвост кометы. Мы качаемся и говорим о разном. Клодин очень умна и начитанна.       Она любит классические романы. Однажды она призналась мне, что наши с ней отношения — лучше всего того, что она читала о любви. В тот момент её лицо жутко покраснело — она робко поцеловала меня в лоб и убежала в дом. Ветер развевал её шоколадные волосы и белый подол платья.       В жизни не видал ничего красивее, чем её блестящая улыбка. Уши мои не слышали ничего более приятного на слух, чем её звонкий смех, а губы не ощущали ничего прекраснее, чем вкус её поцелуя.       Я нашел её на балконе нашего дома. Поднявшись наверх, я подошел к ней и спросил, почему она убежала с качелей. Клодин улыбнулась, а затем засмеялась, сказав, что я совсем-совсем ничего не понимаю.       Пожалуй, я был с ней согласен. Таким дураком я не чувствовал себя очень давно. Клодин могла бы сделать меня самым счастливым на свете, она могла бы стать для меня всем, будь я хоть каплю умнее.       Я растерянно уставился на неё. Она легко подскочила ко мне и поцеловала в щеку, а затем снова умчалась куда-то вниз по лестнице. Я успел заметить лишь подол её белого платья, так красиво летящий за ней шлейфом.       Когда я спустился следом, она набросилась на меня с крепкими объятьями. Клодин тихонько сказала мне на ухо «Я счастлива с тобой». В ответ в поцеловал её в макушку, потому что не мог сказать того же о ней. Мне не хотелось ранить её.       Не знаю, что с ней было в тот день. У Клодин было какое-то особенное настроение — романтичное, воздушное. Такими бывают девушки, когда чувствуют себя счастливыми, свободными, влюбленными…       Для меня Клодин Вульф была каким-то божеством, олицетворяющим собой все самое прекрасное, что я видел в этом мире. Это был, безусловно, идеал женщины для многих. Но я относился к ней не так, как обычно относится муж к своей жене. Я чувствовал к ней любовь другого вида — не ту, что чувствует обычно парень к девушке.       Я восхищался ей. Пожалуй, в каком-то роде боготворил. Я боялся замарать её кожу своими прикосновениями, боялся случайно уронить волос с её головы. Как бы сильно она не любила меня, для меня Клодин всегда останется непокоренным идеалам, словно Эверест для скалолаза-новичка.       Больше всего на свете я боялся причинить ей боль.       Именно поэтому я весь день провожу с ней. И только ночью, когда Клодин беззвучно засыпает на нашей двухспальной кровати, я тихо одеваюсь и выхожу из дома. Сажусь за руль машины и направляюсь в другой конец города.       Паркуюсь рядом с многоэтажкой, где давным-давно погас свет во всех окнах, кроме одного. Именно за этим окном живет та, которую я люблю так, как любят обычно.       Я поднимусь к ней на лифте, и когда выйду из кабины, она уже будет ждать меня на лестничной площадке в проеме своей двери.       Хоулин будет выглядеть совсем не так, как её старшая сестра. На её хрупкой фигурке не будет ни шелкового белого платья, её волосы навряд ли будут великолепно уложены. Она не будет лучезарно улыбаться и звонко смеяться. Скорее всего, она хитро улыбнется, а затем хмыкнет и произнесет лишь одно слово, прежде чем я поцелую её.       — Ромул!..       Её губы совсем не такие, как у Клодин. Они горячие, обжигающие, на них нет ни привкуса ягод, ни привкуса нежности. Есть только страсть, сжигающая меня дотла и легкий привкус сигаретного дыма.       Мы с Хоулин можем разорвать друг друга на части, но никто из нас не почувствует боли. Я создан для неё, а она — для меня. Мы — настоящие волки, любящие друг друга неистово, яростно, всем сердцем.       Никогда в жизни я не осмелился бы поцеловать Клодин так, как целую её младшую сестру каждую ночь. Моя жена — словно хрупкая фарфоровая статуэтка: такая же нежная, женственная, нуждающаяся в заботе, ласке, бережном обращении.       Хоулин была совсем другой породы. Она похожа на дикого зверя, которого я тщетно пытался одомашнить — резкая, хищная, причиняющая нестерпимую боль. Но когда она все же сворачивалась клубочком в моих объятиях, подчиняясь мне, хоть и ненадолго, я чувствовал себя счастливым.       Она совсем не похожа на сестру. У неё ярко-розовые волосы, взгляд, как у зверя, притаившегося в засаде, и острые когти, которыми она рвет мое сердце на части.       Я горячо поцелую её на прощание, а затем поеду домой, чтобы заварить свежий кофе и приготовить книгу, которую буду читать Клодин вслух этим утром. Она встретит меня с счастливой улыбкой. Может быть, она снова признается, что наша любовь лучше всех книг на свете. Я сглотну комок в горле и поцелую её, потому что не смогу сказать того же. Я побоюсь сказать ей правду, потому что больно раню.       Придется признаться самому себе — я трус. Никогда я не смогу причинить зло Божеству в белом шелковом платье, что зовет меня мужем.       И когда однажды ночью я найду обмякшее тело Хоулин в ванне, наполненной водой и кровью, я пойму, что надо было сделать выбор между ней и Клодин раньше. Мы с женой похороним мою любимую малышку, и я никогда никому не скажу, что её самоубийству была лишь одна вина — я сам.       И все встанет на круги своя — по утрам я буду заваривать кофе, затем читать жене вслух. И во всей нашей жизни будет лишь одно изменение — ночью мы оба будем тихо скорбеть по Хоулин. По моей любимой волчице, отдавшейся мне без остатка, пролившей всю свою кровь из-за меня…