Cold blooded lover

У Ханджи Зоэ смуглые, теплые руки с такими знакомыми ему выпирающими жилками цвета бледного, безысходного неба - мягкие синеватые дорожки, направляющие жизнь густыми волнами, сковывали уродливые женские запястья намертво, словно сети былых рыболовов. Прикасаться к таким неухоженным рукам этому помешанному на всем идеальном мужчине, как вдыхать загрязненный воздух-жалкий кислород, - неприятно. Он гладил сбитые в кровь костяшки с некой брезгливостью, отводил укоризненный взгляд куда-то в сторону обшарпанной стены подпольной комнатушки, пытаясь спрятать болезненные мешки под глазами за короткими прядями смоляных волос. - Живым здесь делать нечего, Зоэ... Ривай Аккерман знал: мертвые не нуждались в тепле и захоронениях здесь, - здесь дома из белого камня холоднее затхлых могил под землей, здесь вечные зимы в душах усопших, здесь выжженные слезами земли, покинутые прекрасными Богами очень давно. Живым здесь делать нечего, потому что живых здесь не было по определению. Ханджи дышала искусственно ровно, как не смел дышать ни один мертвец этих проклятых, по-другому никак не называвшихся земель. Словно где-то внутри сдерживая бешеный ритм сердце, улыбаясь так светло и непринужденно, она бледным пламенем своего внутреннего солнца прожигала его грудную клетку насквозь и даже не смела дрогнуть от настигшего ее щиплющего страха в туманных легких. Зоэ не боялась ни капли, показывала своему капралу сильный прогиб в спине - гибкость самой настоящей, облезлой кошки, - медленно опускаясь перед Аккерманом на острые колени в легких, синих отпечатках. Ханджи Зоэ не боялась ни капли. Ханджи Зоэ просто не верила ему. Он запускал длинные пальцы рук в ее выжженные волосы, аккуратными ногтями цеплялся за тонкие, коньячные пряди, позволяя тянуться к нему навстречу всем своим изломанным телом. Ханджи судорожно рвала внутри себя тонкие нити оставшегося рассудка, сдерживала рвущийся из самого нутра рваный смех с хриплым выкриком. Прочные звенья теплой, такой неидеальной для него души покрывались тонкой корочкой синеватого, как ее выпирающие вены на руках, льда. У Ривая Аккермана дремлющий вулкан, пробужденный когда-то давно ее пылающим прикосновением влажной ладони, заменял стучащее сердца. Не кровь текла в этом человеке вовсе - смертельный яд скользкой, живучей гадюки. Холоднокровный зверь в обличье самого изящного человека этой вселенной. Ханджи понимала. Ханджи понимала: ее капрал, привыкший к полному отсутствию механизма чувствительности большинства своих конечностей, сжимал холодной ладонью грубую, высушенную хозяйственным мылом кожу худых плечиков, совершенно не чувствуя обжигающего тепла женского тела. Все по правилам жизни здесь: холодным, циничным мальчикам достается божественное, обжигающие солнце; теплые, хорошие мальчики быстро замерзают от прогнивших морозов. Ханджи Зоэ отчетливо слышала хруст собственных, прогнувшихся под его напором ребер, и рваные царапины кровоточили на выпирающих лопатках так сильно, что она ощущала густую жидкость, мягко обволакивающую ее спину. Она будет верить в добрые сказки, прочитанные ей в совсем еще юном возрасте. Она будет утопать в ледяных, кристально чистых простынях его кровати, калечить себя о толстые корки льда его жизненного органа. Она будет его самым главным солнцем. И Ханджи Зоэ никогда не станет доверять Риваю Аккерману, потому что правда его в десятки раз больнее ее сломанных ребер.