Большая роль

В больнице ко всему привыкаешь, если это твоя работа — пять, шесть, а то и семь дней в неделю. К чему угодно, серьезно. Если это твоя работа, ты — винтик системы, маленький и незначительный, но лишись система таких как ты — начнет рушиться. Маленький человек, маленькая должность. Маленький человек — ты всегда был таким и давно уже решил, что будешь жить и ни во что не соваться, как собака, сидящая на обочине оживленного шоссе — иначе просто переедут, намотав на колесо, и покатят дальше, слегка огорчившись из-за грядущих затрат на автомойку. А если просто сидишь и смотришь, с тобой ничего не случится, и, может, из открытого окна даже швырнут недоеденный гамбургер. Зепп Хиндл родился недоношенным, вырос малорослым и тщедушным. Привык ни во что не вмешиваться, не соваться, проходить мимо, не обращать внимания. Родители оставили ему вполне приличную сумму на счете, так что можно было до конца жизни не работать, если, конечно, не шиковать особенно. Зепп Хиндл привык быть маленьким человеком и ничего не делал, чтобы перестать быть таким. Зато ему нравилось смотреть на тех, кто маленьким человеком определенно не был. На тех, кто был кому-то важен. На тех, чьи имена помнили и не забывали через минуту после того, как отвернутся. За годы работы санитаром он повидал всякого. Видел врачей, этих небожителей, походя спасающих жизни, а потом, когда думают, что никто не смотрит и не слышит, истово благодарящих Бога или матерящихся на чем свет стоит. Видел пациентов, которых вытаскивали с того света, или, напротив, из-за какой-то нелепой оплошности туда роняли. Родственников — безутешных или торжествующих, плачущих и обнимающихся, не знающих, куда девать руки — то ли царапать себе щеки, то ли вцепиться в горло сопернику по борьбе за наследство. Зепп не особенно любил жить своей жизнью вне больницы, просто делал, что надо, и все. Платил налоги и за жилье по квитанциям, за проезд и за еду в супермаркетах и забегаловках, здоровался с редко попадающимися на улице соседями, бросал крошки голубям. Он не любил жить своей жизнью, но любил наблюдать за чужими. О, это-то и было лучше и ценнее всего. Вкуснее самого вкусного ужина — да, наверное, даже того, который дают смертникам перед казнью. Зепп тайком листал карты пациентов, поражаясь, как, мельком взглянув на анализы, врачи могут определить, доживет больной до вечернего телешоу или нет, если те или иные показатели пробили потолок или провалились в подвал, столько цифр! Он наслаждался врачебным жаргоном, который для непосвященных был темнее самого темного леса, заучивал совершенно лишние в санитарской работе сокращения для обозначений болезней, о, три-четыре буквы могли обозначать как возможность чудесного исцеления, так и медленную мучительную смерть. Врачи и прочий персонал, пациенты и родственники — у всех и каждого была своя роль в этом бесконечном сериале. Нового утра Зепп всегда ждал с огромным нетерпением. В один прекрасный день в отделение поступил пациент по имени Джон Крамер. А потом так вышло, что роль Зеппа Хиндла из эпизодической на какие-то несколько часов выросла до главной, самой большой в его такой маленькой жизни. Но он к такому не привык, а потому — до конца не справился.