Я назову тебя Гидеоном, или семейные ценности Крамеров

В одну далеко не прекрасную ночь детектив Марк Хоффман, по глупому собственному недосмотру не упившись вусмерть, а просто слегка злоупотребив, лежал на диване перед телевизором и мучался бессонницей. Несмотря не все обещания его шефа № 2 (а скорее даже № 1), он все еще не мог спать по ночам — то из-за поручений нового шефа, то просто так. Бездумно щелкая пультом, Хоффман напарывался то на ретро-фильмы, то на порнуху (обнимал подушку, но та не отвечала взаимностью), то на рубрику «магазин на диване». Последняя потрясла его закаленное воображение — механическая жопочесалка на батарейках с функцией отправки смс и автоответчиком. Что-то в этом адском приспособлении напомнило Хоффману о его новой работе. О черт! Такого он не ожидал. — Что за штучки-ебучки, Анж? — возмущенно вопросил Хоффман. Его уже шесть лет как мертвая сестра, отчего-то одетая в нечто вроде смирительной рубашки, отодвинула в сторону накачанную ботоксом мумию, воспевающую прелести жопочесалки, и посмотрела на него с экрана сквозь свисающие на глаза длинные (длинные?!) черные волосы. — Какого хрена? — добавил Хоффман, не в силах оторваться от возмутительной галлюцинации. Анжелина, оскалив зубы, полезла с экрана прямо на него. Хоффман швырнул в нее подушкой и спасся на кухню, где налил себе спасительную порцию виски. Заглянул в комнату — та, конечно же, была пуста. — С этим надо что-то делать, Марк, — сказал Хоффман себе и накатил еще виски. Стены наконец-то закружились, и Хоффман рухнул на диван, нырнув в объятия Морфея. Из самого темного угла комнаты за ним скорбно наблюдала Анжелина. *** Фиск заявился с бритой головой и этим произвел в отделе сенсацию. Не среагировал один Хоффман, потому что был занят — получал выговор от комиссара, одновременно освежая в памяти основы теоретической механики. Как всегда, Марк засиделся на службе допоздна, испытывая небывалое отвращение к необходимости пойти домой и поспать. И даже к необходимости поехать в бар и нажраться. В кабинет просунулась блестящая в свете лампы дневного света голова Фиска. — Босс, не хотите отвлечься? Я знаю одно клевое место. Там полно наших… — Наших — это каких? — Хоффман злобно уставился на коллегу, потому что третий закон Ньютона явно собирался преследовать его до гробовой доски. А если он, Хоффман, не совладает с этим гребаным законом, как до того вольно обходился с законами человеческими и божьими, то гробовая доска определенно приблизится во времени. — Пошли, сами все увидите. Мстительно оглянувшись на Анжелину, с укоризной во взгляде затаившуюся за письменным столом, Хоффман снял со спинки стула пиджак и последовал за Фиском. Через час Хоффман, удивляясь про себя, как это он дал вовлечь себя в такой идиотизм, стаскивал ботинки, стоя в подвале знакомого бара итальянца Лу. — Новичок, пришедший в клуб, примет бой! — раздалось откуда-то из темноты, и Хоффмана, успевшего освободиться от рубашки, вытолкнули на середину круга. Утром Марк проснулся на окровавленной подушке, но зато замечательно выспавшимся. *** — Что это с тобой, Марк? — ехидно ухмыляясь, спросила Аманда. — Опять от метро гонял негров, торгующих бусами? У него перемкнуло в голове на почве политкорректности, и занудным голосом Хоффман начал: — Не негров, а афроамериканцев, и не… — Во дает! — восхитилась Аманда. — Да, Марк, что это у тебя с лицом? Уже которую неделю ты появляешься то с фингалом, то с разбитой губой, все еще не дочитал учебник по инженерной графике, забросил книги по конструкционным материалам, зато занялся химией, чего я тебе вовсе не приказывал, — Джон перечислял его грехи, словно начинающий священник на исповеди — никакого сочувствия, никакого желания вернуть заблудшую овечку на путь праведный, одна сухая констатация фактов, да только тут молитвами не откупиться. Марк отступил в угол и понял — придется давать пояснения своему поведению. *** Привязанный ремнями за запястья и щиколотки, в кресле сидел молодой человек, похожий на замученного жизнью или отсутствием таковой клерка. Прямо в подбородок вышеупомянутого клерка был нацелен дробовик. — Ты знаешь, зачем ты здесь? — вопросил Джон Крамер, и в этот же момент его посетило чувство, что все это он уже говорил и уже делал. — Лучше не дергайся, иначе заряд из дробовика снесет тебе череп. — Черт побери, знаю, — закривлялся молодой человек. — Я читал газеты. Я плохо себя вел. Я тратил жизнь впустую и вообще мечтал умереть каждую секунду. Почти. Я врал и подтасовывал факты. А еще… — Ты убил своего начальника, — констатировал Джон Крамер. — Да, и это тоже. — А теперь тебе предстоит испытание, — сказал Джон Крамер, думая о десятках и сотнях «обезьянок-астронавтов», послушных теперь уже ЕГО воле. — Жить или умереть? — Спрашиваешь! — захихикал молодой человек, глядя куда-то в дальний угол комнаты. Крамер тоже туда посмотрел, но никого не увидел. — Наконец-то! А ты! Ты! Я от тебя избавлюсь! Тем временем молодой человек изогнулся совершенно невероятным образом, и вот ствол дробовика оказался прямо у него во рту. Сделав губами несколько непристойных телодвижений, молодой человек совершенно намеренно дернул руками, и прежде чем Джон Крамер успел среагировать, грянул выстрел. То, что произошло дальше, Джон Крамер станет вспоминать всю свою оставшуюся жизнь. Голова молодого человека дернулась, когда заряд пробил его щеку. Еще пара дюймов, и можно было бы заказывать гроб. Джон даже успел представить себе хмурого служителя крематория и абсолютно пустой «прощальный зал». Но тут вдруг из-за его спины раздался голос. Абсолютно незнакомый — Джон мог бы поклясться на чем угодно, что слышит его в первый раз. — Ну здравствуй, папа! Джон Крамер был человеком здравомыслящим. Прямо перед ним сидел в отключке испытуемый, по собственной воле едва не снесший себе полчерепа. Дверь комнаты была надежно заперта. Джон, конечно, догадывался, что оба его недоделанных апостола сейчас «греют уши» у замочной скважины, но войти-то или кого-либо незаметно впустить они не могли! Джон медленно обернулся. В нескольких шагах от него кто-то стоял. Джон моргнул пару раз — расплывчатая тень приобрела более четкие очертания. Чем-то неуловимо похожий на привязанного к стулу никчемного клерка с простреленной щекой, на него смотрел молодой человек приятной внешности, одетый несколько вызывающе. Пригладив торчащие дыбом светлые пряди, молодой человек откашлялся и обратился к нему: — Вот и я, папа. Знал бы ты, сколько усилий понадобилось, чтобы обратить на себя твое внимание. Вы с мамой так хотели, чтобы я родился, что я не мог не вернуться. Мне нужно было тело почти без души — я долго выбирал подходящее, и вот наконец нашел, — молодой человек кивнул на окровавленное тело, привязанное к стулу. — Он надеялся от меня избавиться, и вот избавился — зато и я обрел свободу. Только, знаешь, я сам выбрал себе имя. Меня зовут Тайлер, папа. Джон Крамер присмотрелся к своему собеседнику. Его освещала яркая лампа, но тот совершенно не отбрасывал тени и вообще был каким-то полупрозрачным. Как та девица, что иногда появлялась рядом с Хоффманом, когда тот думал, что его никто не видит. Было отчего лишиться чувств, но Джон был крепким орешком. — Тайлер, говоришь? А я ведь хотел назвать тебя Гидеоном. Ты был бы Гидеон Джон Крамер. — Вообще-то я Тайлер Дерден, но … Тайлер приблизился к Джону и внимательно посмотрел на его лоб. — Если бы я знал, что ты скоро отправишься туда, где оказался я, после того как мама угодила в больницу, то я не стремился бы к тебе сюда. Но раз уж я здесь, то и ты тут задержишься. Сиди и не двигайся. Полупрозрачное лицо Тайлера приблизилось к лицу Джона. Сквозь Тайлера можно было вполне отчетливо видеть противоположную стену комнаты, но поцелуй, пришедшийся прямо в центр лба, был настоящим и теплым. В голове что-то вспыхнуло обжигающей болью, которая тут же ушла, оставив после себя ощущение блаженной пустоты. — Обычно я целую только тех, кого хочу видеть под своими знаменами. Ну, знаешь, саморазрушение и все такое. только теперь все это дерьмо мне больше не нужно, потому что теперь мы вместе, папа. Мы еще долго будем вместе. Твоей опухоли больше нет. Я бы тебя обнял, папа, но твои руки пройдут сквозь меня. — Можно, я все же иногда буду называть тебя Гидеоном? — Только не на людях, папочка! *** Дверь, от которой в течение последней четверти часа Аманда и Марк отпихивали друг друга, стремясь припасть глазом к замочной скважине и наконец увидеть, что там такое творится, резко распахнулась. Оба получили сильный удар в лоб и свалились на пол. На пороге стоял Джон Крамер, помолодевший лет на десять и вовсе не такой бледный и слабый, каким был, заперев за собой дверь. А рядом с ним… Марк и Аманда схватились за руки, чего никогда бы не сделали при обычных условиях и думать забыли про набухающие на лбу у каждого шишки. — Это еще кто, твою мать? — вежливо спросила Аманда. — Это мой сын Тайлер, — просто ответил Джон. — Но разве Тайлер не… — прозаикался Марк. — Это не он. Нам с сыном надо о многом поговорить. А вы пока окажите помощь нашему гостю, чье имя по-прежнему остается неизвестным. — Погоди, папа. Что это тут у тебя за красотка? — спросил Тайлер. Единственной красоткой в комнате была Аманда, но смотрел он не на нее. Из дальнего угла раздалось смущенное, но явно заинтересованное: — Меня зовут Анжелина. Хоффман схватился за голову и еле слышно застонал. Джон со своим невероятным спутником удалились куда-то в глубины «Гидеона», Анжелина тенью проплыла за ними, а Марк с Амандой, с отвращением отпрянув друг от друга, занялись раненым. — Ну что ты стоишь, как истукан? — напустилась Аманда на Хоффмана. — Ты же коп, вас же учили оказывать первую помощь! — Я умею принимать роды, — растерянно ответил Хоффман. — Еще могу сделать искусственное дыхание и наложить лубок на сломанную конечность. А при кровотечениях надо накладывать жгут! — Я ему сейчас жгут на шею наложу! — вызверилась Аманда. — А потом тебе! Все из-за тебя! Я была любимой ученицей, а тут ты связался с этим, да еще какой-то сынок объявился… — Который погиб, еще не родившись, не без твоего участия, — парировал Хоффман, быстро переместившись подальше от Аманды. Та хоть и была в два раза легче его самого, но в гневе могла наделать дел. — Ах ты…! — взревела Аманда и замахнулась на него своим костлявым кулаком. — Вы заткнетесь или нет? — раздалось со стула. — Голова болит адски. И эта чертова дыра… Аманда потрясенно опустила руку, а Хоффман благоговейно уставился на пострадавшего и подумал, что правду говорили в клубе — круче этого мужика никого на свете нет. С такой раной — и разговаривает. — Давай, отвязывай его! — скомандовал Марк. — А потом сходи позвони Джилл. Нам нужен врач. — Сам иди звони Джилл, — сдавленным голосом сказала Аманда. — Я останусь с ним. — Только смотри, никаких там твоих штучек. Джон ясно дал понять — этот парень нужен ему живым! — Мне тоже, — таким тоном ответила Аманда, что Хоффман вихрем вылетел за дверь, что при его габаритах и представить было невозможно. Сумасшедший дом этот «Гидеон», думал Хоффман, кругами бегая по упомянутому строению в попытках вспомнить, где оставил свой мобильник. Завыла сирена, заменявшая дверной звонок. — Откроет кто-нибудь эту чертову дверь? — раздался откуда-то из глубин «Гидеона» разгневанный голос Джона. Марк поплелся открывать. Может, Джилл явилась с сыночком знакомиться? Но на пороге стояла та самая девица, которую он нередко видел рядом с Тайлером…или как там его. — Ты? — одновременно вырвалось у каждого. — Я, — растерянно сказал Марк. — Прекрасно, — ответила Марла Зингер и, оттерев его в сторону, ввинтилась в «Гидеон». — Где мой парень? У Хоффмана уже был опыт общения с разъяренными женщинами, поэтому он повернулся и поплелся впереди Марлы. — Вот он, — сказал Хоффман и замер на пороге. Аманда сидела на коленях у пострадавшего и… Ну, со стороны можно было бы подумать, что она проводит искусственное дыхание. Раненый, заткнув пальцем дыру в щеке, участвовал в процессе с не меньшим энтузиазмом. — Что это такое? Что? — всхлипнула Марла. — Парень мало того, что полная шиза, так еще и изменяет с первой встречной драной сучкой! Целующаяся парочка не обращала на непрошеных гостей никакого внимания. Марла рвалась от удерживающего ее Хоффмана. Марк вообще-то любил иногда сходить посмотреть на женские бои в грязи, но отчего-то ему вовсе не хотелось, чтобы Марла… Та разрыдалась еще пуще и уткнулась носом ему в грудь. *** Прошло пять лет. Сегодня была очередь Хоффмана сидеть с со всеми детьми. Остальные отправились по каким-то там семейным делам. Отчего-то его очередь выпадала слишком часто, но Марк не протестовал. В гневе Марла была страшна. Отчего-то в его жизни было слишком много женщин, страшных в гневе, так что Хоффмана порой брали сомнения — а бывают ли другие. Все было как обычно — его собственный сынок Тайлер, сговорившись с Амандиным Джоном, сосредоточенно мутузили его же племянника Гидеона. Так как Гидеон обладал неоспоримым преимуществом — был бестелесен, то кулаки кузена Тайлера и приятеля Джона проходили сквозь него, и получалось, что два агрессора бьют друг друга, а подраться они оба были не дураки. У Хоффмана мелькнула мысль, а не дать ли деткам поиграть с его табельным оружием — может, станет потише? Ухватив под мышки деток — воображаемого племянника и двух вполне реальных, орущих и брыкающихся сыночка и Амандиного засранца, Хоффман задрал голову и возопил, обращаясь неизвестно к кому (возможно, к потолку «Гидеона»): — ДОКОЛЕ?!