Strangers in an emphty space

В моем сне люди извинялись за предстоящие ссоры, и свечи зажигались от вдохов. (с)Дж.С. Фойер «Жутко громко & запредельно близко» I don't know your thoughts these days We're strangers in an empty space I don't understand your heart It's easier to be apart (с) Keane

Наверное, у многих так начиналось. Им обоим просто очень долго было не с кем поговорить о тех, кого они потеряли. Он – навсегда. Она – на несколько лет. Бобби Даген больше не приходит на встречи. Это единственное изменение в составе группы. Дэнни не садится к ней ближе. Не обнимает за плечи, тем самым навешивая на Тару ярлык «Моя женщина». Его первая женщина. Ровесница матери. В глазах Тары – такая боль, что его просто подбрасывает от желания вскочить, выбежать за дверь и кому-нибудь там свернуть шею. Все равно кому. Лишь бы она так больше не смотрела. Когда она такая, ему просто хочется исчезнуть. Хочется рассказать ей, как сильно его теперь пугает темнота. Как он запирался в комнате и вызывал-вызывал-вызывал в памяти свистящий хрип, который издал Ксавьер перед смертью. Он до сих пор живет с мамочкой, которая не хочет его отпускать потому что бережет и боится потерять. Лучше бы отца берегла. Лучше бы все было как раньше. Когда голову его отца еще не раздавило о зазубренные края целого полугодия неизвестности. Тара неразговорчива. Это хорошо. Дэнни свихнулся бы, если бы она не затыкаясь болтала о своем сыне. А так – они говорят примерно поровну. Жар от их тел почти мгновенно исчезает из вороха измятых простыней, стоит только встать с постели. Тара не хочет, чтобы он на нее смотрел. А Дэнни все равно смотрит. У нее почти нет тела. Кожа да сухие кости. Легкие кости, как у птицы. Внутри она пустая. Иногда ему хочется поднять ее на руки и кружить. И не отпускать никогда. Тара даже худее его самого, совершенно непонятно, в чем там у нее душа держится. Он знает, впрочем, в чем именно. И она – знает. И этого достаточно. Когда-то Дэнни предложил подвезти ее до дома. В те дни они не знали друг о друге ничего кроме имен. Тара пешком добралась бы за пять минут, но кивнула и села в машину. Тачка досталась Дэнни от отца. Как и все остальное – лицо, и рост, и форма рук. А на улице – Рождество. Заразная жизнерадостность выплескивается через край. Ее рот – изголодавшийся. Тара не целует, а впивается. Даже когда она орет под ним, расцарапывая спину, все равно каждый раз чувствует себя виноватой. И говорит об этом - как есть. Сразу, как только его дыхание вновь становится ровным. Они кормят друг друга – друг другом. Им друг про друга и так все ясно. Дэнни возвращается к Таре каждый раз – после того как обещает самому себе никогда больше так не делать.