Слабость и достоинство

Как бы ни был уязвим человек, приговоренный к смерти, он может подготовиться: глубоко запрятать оцепенелое отчаяние и страх, сохранить достоинство и внешнее спокойствие. Но неожиданное спасение! Это момент слабости, непростительной откровенности. Когда я скажу «Беги!», беги. И мы бежали. Даже когда остановились физически, спешили мыслями, делами. Он помог мне все устроить: фальсифицировать мою смерть, вовсе заставить меня исчезнуть — новое имя, новый имидж, новые документы. Новое место назначения. Вообще-то такой одиночке, как я, не с руки пользоваться чьей-либо помощью. Я не люблю и не умею быть в долгу. Но в этот раз размышлять было некогда. Да и блестящего ума Шерлока Холмса хватило на то, чтобы задавать минимум вопросов. Иногда я почти забывала о его присутствии. Почти. Теперь спешка была позади. Впереди — двадцать минут до посадки на мой рейс в Париж, выбранный в качестве временного пристанища. Сорок — до посадки на рейс мистера Холмса, обратно, в эту забавную и гордую Британию. Аэропорт Карачи просторен от ночной пустоты. Под гулким сводом эхом звучит стук южного дождя, бьющего в панорамные окна. Да заполняет остатки тишины шум кондиционеров. От них и от холодного металла скамеек в зале ожидания я даже начинаю мерзнуть. Прохлада выкраивает мне еще несколько минут, в течение которых я занята — достаю из сумки палантин и набрасываю его на плечи. Но после этого делать мне решительно нечего. Между мной и мистером Холмсом висит тишина. Тяжелая, как презрительный взгляд. Сложная, как детективная история. Острая… как его скулы. Я так и не поблагодарила его должным образом. Но и не собираюсь. Я уверена, в тот самый момент, когда он появился за моей спиной, когда, изумленно обернувшись, я наткнулась на его взгляд, он успел прочитать в моем лице всё, и даже слишком многое. Неверие в спасение, и облегчение, и благодарность. И ту самую слабость, которая вышла из-под контроля в моей игре. Черт его побери, моего спасителя! Я благодарна ему за сохраненную жизнь. Но я ему не верю. И не собираюсь в третий раз обнажать перед ним душу. Он изучает меня. Я чувствую его взгляд. И нарочно не подаю вида: достаю блокнот и тщательно притворяюсь, что рассчитываю необходимый для проживания в Париже бюджет, в котором я отныне ограничена. Я представляю, что он видит, глядя на меня. От прежней Ирэн — лишь макияж и осанка. Платье сменили джинсы и простой кардиган. Волосы острижены в каре, безупречно ровное, но все же нелепое — оно делает меня похожей на нескладную девушку-подростка. «Любая маскировка — это автопортрет», — звучат в голове мои же слова, произнесенные его ровным густым голосом с нескрываемой насмешкой. От этих мыслей я начинаю понемногу раздражаться. Но тут мистер Холмс встает. Я смотрю на часы и понимаю, что двадцать минут прошло, пора идти. Не говоря ни слова, он провожает меня до нужного мне выхода на посадку. Но прежде чем я достигаю уже начавшей движение очереди, меня заставляет остановиться внезапный вопрос: — Рады ли вы были меня видеть, мисс Адлер? Глаза глядят внимательно и спокойно, на губах — вежливая улыбка. Он играет. Что ж, я поддержу игру. — Я рада спасению. А вам я, знаете, благодарна. — Да неужели? — За подтверждение. Вы говорили, я уверила вас в разрушительной силе неравнодушия. А теперь вы уверили меня в том, что вам оно не чуждо. Шах и мат, мистер Холмс. — Вы слишком самоуверенны, мисс Адлер. Я всего лишь ценю достойных противников. Невероятный упрямец. Но такова и я. — А достойным противникам позволены слабости? — спрашиваю я тем же тоном игры. Но тон ответа неожиданно серьезен: — Слабости есть у всех, Ирэн. От этой серьезности и звука собственного имени со мной что-то происходит, и, не успев овладеть собой, я произношу: — Тогда позвольте мне мою. А затем, приподнявшись на носки, касаюсь губами его губ. Он словно не удивлен. Почти. И неожиданно осторожен, когда, машинально взяв меня за руку, отвечает на поцелуй. Наконец я отстраняюсь. Поднимаю с пола незаметно выпавшую из рук сумку, еще раз смотрю в неестественно-синие глаза. — Прощайте, мистер Холмс. — Прощайте, мисс Адлер. Вот и все? Нет, не совсем. Стоя в очереди и доставая из сумки свой паспорт с билетом, я снова чувствую спиной его взгляд. А сама — улыбаюсь, удовлетворенно произнося про себя: «А знаете, мистер Холмс, я ведь тоже успела сосчитать ваш пульс».