Летопись морского царства. 10 сутки с возвращения Персефоны на Олимп*, 7605 год от ухода Посейдона из царства. Ночью наш король, Сехун Храбрый, обратился в морскую пену. Да упокоит Посейдон его душу! По завещанию короля трон должен был перейти его старшему сыну, принцу Каю. Наследник разделяет взгляды своего покойного отца по управлению государством, много времени проводит в учениях, стараясь держаться от дел сомнительных в стороне. Но произошло непредвиденное: завещание короля Сехуна попало в недобрые руки и было сожжено, принц Кай схвачен и выслан из столицы в Жёлтый дворец, а принц Сухо, его младший брат, объявлен следующим королём. Да сохранит Посейдон страну от бед!»
***
Одинокий юноша ссутулился за старым письменным столом. Его кожа была бледна, из-за чего синеватые веточки вен были видны так чётко, будто их провели краской. В волосы лунного света были вплетены крошечные жемчуженки, а голову венчал тонкий серебряный обруч. На пухлых губах виднелись ранки от укусов, а тело причудливым узором покрывали синяки. Они смыкались браслетами на запястьях, вереницей тянулись по всему животу, закручивались вокруг шеи. Кто-то, возможно, даже сам Сухо, пытался его задушить, когда Кай стал сопротивляться бунтовщикам. Та схватка уже была позади, но её бледная тень неотступно следовала за юным принцем, вновь и вновь вгоняя отравленный кинжал ему под рёбра. Физическая боль была ерундой по сравнению с тем, как страдала душа Кая: младший брат, должно быть, вылил туда пузырёк кислоты. В груди всё ныло, болело, жгло, от чего хотелось выть сумасшедшим зверем. Кай и был зверем. Молодым львом, волей судьбы угодившим в клетку. Он метался из угла в угол, то грозно рыча, то жалобно скуля, и ничего не мог изменить. В серебристо-лазурных глазах принца, некогда хранивших в себе свет миллионов звёзд, поселилась печаль. Взгляд сделался невыносимо тяжёлым, холодным, безжизненным. С недавних пор слуги боялись смотреть в глаза Кая. От молодого, опьяненного жизнью принца, горящего желанием изменить быт своих подданных, остался лишь сутулый парень, проводивший дни в саду, а ночи — за книгами, хотя смысл прочитанного ускользал от него, как ускользает свободолюбивый дельфин от неопытного всадника. Когда Сехун был принцем, совсем как Кай, он проводил в Жёлтом замке много времени, изучая науки, этикет, танцы. Здесь не было никаких развлечений и соблазнов, способных сбить юный разум с толку. Здесь не было шумных балов и сумасшедшей охоты, вино не било ключом, не проводились дельфиньи скачки. Только он и его учитель, старый волшебник, спускавшийся под воду ради занятий с принцем. Наверное, именно поэтому король Сехун любил Жёлтый замок. Каю тоже тут было комфортно. В Жёлтом замке можно было отдохнуть душой, привести сумбурные мысли в порядок, посвятить себя чему-то действительно важному. Это был своего рода тайный уголок, укромное местечко, где не надо было быть принцем и старательно менять сотни фальшивых масок. Здесь можно было быть собой. Кай склонился над книгой — таких он ещё не встречал. Королевская библиотека была похожа на дверь в другой мир: книжные стеллажи оплетали толстые, насыщенно-зелёные лианы, усыпанные цветами гортензии. В качестве светильников использовались колдовские кристаллы, каждый из которых светил своим цветом. Старые полки ломились под тяжестью многовековой мудрости, накопленной подводным народом, но книга, которую нашёл Чонин, не имела с ними ничего общего. Это был потрёпанный сборничек сказок. Кай с момента своего изгнания, казалось бы, разучился читать. Слова, словно стая мальков, проскальзывали мимо, ослепляя блеском серебряной чешуи. Кай не понимал прочитанного. Мысленно он застрял в той злополучной ночи, когда умер отец, а родной брат оказался предателем. Неожиданно, словно какая-то фея-неудачница неловко взмахнула палочкой, всё осталось позади, отошло на периферию сознания: Каю стало плевать и на судьбу страны, вверенную ему отцом, и на свою собственную. Сказочные истории захватили принца, заботливо укрыли пуховым одеялом волшебства. Магия наполняла каждую страничку, жила в каждом слове, задорно смеялась ему в каждой буковке. Он жадно читал истории, одну за другой, словно и не было всех этих безликих, томительных дней, когда принц напоминал дохлую рыбину, разве что брюхом к верху не плавал. Постепенно к нему стали возвращаться краски, цвета, запахи. Кай словно пробудился от долго сна, сбросил наконец-то с себя пепельную паутину оцепенения. Он дочитал книгу до конца, но этого было мало. Кай пробежал глазами оглавление, желая удержать крохи волшебства, да только это не помогло. Принц даже зачем-то заглянул на форзац книги, словно надеялся там отыскать ещё одну историю. Но вместо бонусной сказки его ждало кое-что получше: записка, адресованная ему, написанная размашистым отцовским почерком. «Чонин, если ты читаешь эти строки, то, должно быть, случилась беда. Сейчас ты наверняка безвылазно сидишь в этом замке и уже ничего не хочешь от жизни. Как отец я тебя понимаю. Но как король должен напомнить, что корона твоя по праву. Ты был рождён, чтобы править. Верни её. Я знаю, сейчас ты расстроен, силы покинули тебя, и ты уже не хочешь ничего, но… Верни её. Ради меня, своего отца, и всех жителей царства, ответственность за которых легла на твои плечи. Разыщи Сумана. Это старый волшебник, живущий в заброшенном маяке на поверхности. Скажи, что ты мой сын. Он поможет, обязательно поможет: этот человек самый мудрый среди всех, кого мне доводилось встречать». Записка не могла быть подделкой: только отец называл его настоящим именем — Чонин, и то, лишь когда они оставались наедине. Никто, даже Сухо, не мог знать этого. У Чонина просто не оставалось выбора — надо было отправляться в путь.***
Сучжон завороженно наблюдала за тем, как апельсиновый бок солнца таял за горизонтом. Невидимый художник пролил на небосвод акварель. Оранжевые, жёлтые, нежно-розовые, сиреневые кляксы плавно перетекали друг в друга, околдовывая своей красотой зрителя. Перед ней расстилался океан, а непоседливые волны лениво лизали босые ноги. Она смотрела вдаль, куда-то за горизонт. Сучжон было всего семнадцать, и она так часто смотрела на море, что даже её карие глаза начали менять цвет. Большую часть своей жизни она провела в заброшенном маяке, обучаясь чародейству у колдуна, который был таким же древним, как сам океан. Она водила дружбу с Закатом и Рассветом, с Северным и Южным ветром и волчицей, живущей в волшебном лесу. По праздникам Суман отпускал её в поселение эльфов на танцы, но Сучжон чувствовала себя там чужой. Сучжон была ещё слишком слаба и могла колдовать только по ночам. Она спала днём и просыпалась на закате, выполняла мелкие поручения Сумана. С полуночи начинала упражняться в волшебстве, пока рассвет не заковывал её силы в наручники, до полудня она набивала руку в зельеварении, а после — ложилась спать. Сучжон не знала другой жизни. Однако Северный и Южный ветер рассказывали ей множество историй о прекрасных принцессах и их верных рыцарях, об отважных принцах, о шумных балах и рыцарских турнирах. Этот мир казался ей намного интереснее своего. Ведь приседать в реверансах и танцевать на балах до боли в ногах намного веселее, чем толочь в ступе скорпионов и рисовать мышиной кровью руны. Сучжон отчаянно мечтала о дальних странах, о пышных платьях и золотистых локонах, о каретах, веерах и диадемах с драгоценными камнями. Акварельные подтёки уступили место на небе черничному джему, щедро присыпанному звёздной крошкой. Над миром повисла луна, похожая на огромную жемчужину. «Пора», — подумала Сучжон, и стала доставать из банки, которую всё это время прижимала к груди, звёзды. Они светились в её руках, трепетали, как пламя свечи, сжимаясь от нетерпения. Но свет их был сероватым, тусклым, потому что они ещё не успели стать настоящими звёздами — это были слёзы людей, собранные Суманом. Настоящими они смогут стать, лишь заняв своё место на небосводе. А затем, когда проливший их человек станет счастлив, они упадут, давая кому-то другому возможность загадать желание. Таков был заведённый круговорот вещей. Сучжон подкидывала звёзды вверх, и они прилипали к небосводу. Её пальцы покрывала перламутровая пыль. Проказник-ветер играл с её волосами, ласково обнимая за плечи ароматами весенних цветов. Сучжон была не против этой маленькой шалости: вдвоём всегда веселей. Неожиданно раздался всплеск. Сучжон вздрогнула, уронив свою бесценную ношу. Звёздочки высыпались в море и погасли. Прибой подхватил их и утащил в глубины Морского царства. Сучжон с раздражением посмотрела на виновника своих неприятностей, но тут же остыла: вдоль линии прибоя, шлёпая босыми ногами, шёл парень. Настоящий парень! Сучжон с ужасом вспомнила, что на ней не самое лучшее платье, что она проснулась меньше часа назад и забыла причесаться, что её лицо, возможно, опухшее со сна, а изо рта, должно быть, плохо пахнет. Ноги девчонки вмиг стали ватными, и она чуть не плюхнулась в воду. Вода ручейками стекала с юноши, но в то же время его одежда и волосы были абсолютно сухими! Жемчужинки, вплетённые в волосы Кая, таинственно переливались в свете луны. Сучжон понадобилось не так уж много времени, чтобы определить, что по берегу шёл принц Морского царства. Сердце девчонки учащённо забилось, и стало тяжело дышать. Северный ветер, крутившийся поблизости, заметил изменение в поведении подруги и раздражённо спутал ей волосы. Именно такой Сучжон и предстала перед Чонином: совсем юная девушка, напряжённая и растерянная, с большими тёмными глазами, в которых зрачок был неотделим от радужки, с развивающимися тёмными локонами и звёздной пылью на пальцах, босая, в мокром платье. Кай видел много девушек в своей жизни, а потому Сучжон не вызвала в нём никаких особых чувств, в то время как внутри самой чародейки планеты и вселенные выворачивались наизнанку. — Доброй ночи, юная чародейка. Не знаешь ли ты, как найти колдуна Сумана? От этих простых слов по телу Сучжон пошли мурашки: низкий, бархатный голос принца был так непохож на привычный ей скрип старика Сумана. — Следуйте за мной, Ваше высочество, — смущённо пробормотала девушка, присев в кривом подобии реверанса. Эта неловкость не укрылась от принца — Чонин насмешливо улыбнулся. Ему никогда не нравились реверансы. Впрочем, как и большая часть придворных церемоний. Бездушные, заточенные движения и сухие слова, наполненные ядом и презрением, ежедневно ранили принца, пока его организм не выработал иммунитет. Они пошли к маяку. Сучжон беззвучно, словно дикая кошка, ступала по песку, слегка придерживая за край подол своего длинного платья. Кай с интересом разглядывал изящные девичьи ножки: большинство его подданных в угоду моде променяли ноги на разноцветные рыбьи хвосты. — Твоё сердце плачет, принц, — неожиданно произнесла Сучжон, нарушив возникшую кружевную тишину. — Я вижу десятки хрустальных звёзд у тебя в груди. Что стряслось в Морском царстве? Зачем ты вышел на поверхность? — Чонин, застигнутый врасплох, смущённо потёр переносицу. Кай не собирался открывать незнакомой чародейке свои мысли, но это вышло как-то само собой. Слова так естественно полились из него, что он вполне мог сойти за придворного оратора. Его история заворожила Сучжон — принц жил имен той жизнью, о которой она так отчаянно грезила. Живое воображение девчонки рисовало манящие картинки. Сучжон жадно ловила каждое слово. — Легко быть хорошим принцем, живя во дворце полном слуг, готовых выполнить каждую твою прихоть. Легко быть принцем в окружении десятков министров, думающих за тебя. — Задумчиво произнесла Сучжон, когда Чонин кончил свой рассказ. — Гораздо сложнее, оставаться достойным государем, когда неприятности сыплются одна за другой. Но, мне кажется, пройдя через все испытания, ты станешь хорошим правителем. Слова Сучжон, словно лёгкий весенний ветерок, раздули из едва тлеющих внутри Чонина углей настоящий костёр. Пламя внутри принца было необычайно тёплым, уютным — хоть сейчас садись рядом и грей озябшие пальцы. — Если честно, я хотел сдаться… — пробормотал Чонин, рассматривая песок под ногами. — Я никогда не хотел править. Твой образ жизни мне нравится намного больше, чем будни во дворце, где даже чай попить не могут без каких-либо интриг, а ты — свободная, как чайка — куда тебе вздумается, туда и полетишь. Сучжон неожиданно остановилась. Ей совсем не хотелось просвещать принца насчёт унылости своего существования. — Обещай, что не сдашься. — Твёрдо проговорила девчонка, заглядывая Чонину в глаза. Она была на голову ниже, маленькая и хрупкая, но отчего-то принц почувствовал себя слабым. — Обещай, — настойчиво повторила Сучжон, касаясь ладошкой груди юноши. — Обещаю, — пробурчал Кай, застигнутый врасплох этой близостью. Чонин подавился воздухом: рука Сучжон беспрепятственно вошла в его грудь, чуть ли не по самый локоть, словно там не было надёжной защиты из ребер. Ледяной холод, ворвавшийся в душу, ошеломил принца. От морской соли с пальцев Сучжон всё саднило, да и само присутствие чужой руки у себя внутри как-то несильно радовало принца. Чонин боялся дышать, переживая, что что-то пойдёт не так. Что о себе возомнила эта ведьма? Почему она решила, что может вот так бесцеремонно вторгаться к нему внутрь? Всё закончилось также внезапно, как и началось. Сучжон сжимала в ладошке горсть маленьких звёздочек, искрившихся в темноте, как льдинки на солнце. — Теперь тебе должно быть полегче. — Сказала Сучжон, неловко заправляя прядь волос за ухо. Её щёки покрывал смущённый румянец. — Балласт сожалений надо вовремя сбрасывать. Кай возмущённо вздохнул, готовый высказать Сучжон всё, что о ней думает, и… ничего не сделал. Казалось, что эти маленькие звёздочки, которые сейчас держала в руках колдунья, весили, по меньшей мере, как синий кит: без них Чонину стало непривычно легко, и он впервые за долгое время поверил в то, что у него всё получится. — Будь ты моей поданной, я бы тебя непременно отшлёпал, — ошеломлённо пробормотал Кай, смотря на Сучжон со смесью ужаса и восхищения. — Ты бы меня не догнал, — фыркнула Сучжон и побежала, что было мочи. Чонин был выше всяких дурачеств, но уступать какой-то слабой девчонке не собирался, а потому пустился бежать следом. Старый маяк, похожий на свечной огарок, неумолимо приближался. Ноги принца, не привыкшие к бегу, утопали в песке, который напомнил юноше болотную топь. Кай долгое время пытался с ним совладать, но почти у самого маяка сдался. Падая, он ухитрился схватить девчонку за тонкое запястье и утащить за собой. Сучжон больно ударилась подбородком о чужое плечо. Недовольно фырча, словно капризный ёж, она потёрлась ушибленным местом о предплечье Кая. Так уж вышло, что она случайно коснулась кончиком носа чужой шеи, опаляя чувствительную кожу своим дыханием. Армии мурашек электрическими искорками разбежались вдоль позвоночника. Кай видел много девушек в своей жизни, но не одна из них не вытворяла ничего подобного. Таких девушек Чонин ещё не встречал. Взбалмошная колдунья меньше, чем за час, вернула ему душевное равновесие и вновь похитила его. Её действия не поддавались никакой логике. Сучжон была одним маленьким комочком безобразия, сводившим Чонина с ума. Их сердца бешено стучали в унисон. Кай винил во всём пробежку, а Сучжон — вторую кружку бодрящего зелья, выпитого на завтрак.***
Старина Суман, почувствовав присутствие постороннего в своих владениях, вышел встречать незваного гостя. И он почти не удивился, обнаружив принца Морского царства, валяющимся на песке, и лежащую на нём Сучжон. Колдунья почувствовала приближение учителя первой. Сучжон резво вскочила, поправляя платье, но было уже поздно: Суман стоял почти рядом. — Учитель, это… — всполошилась Сучжон, но старик жестом велел ей замолчать. — Следуй за мной, — сказал он, и в голосе его Каю почудился рокот штормовых волн. Чонин чувствовал, что от старика веяло древней, как сам океан, силой. Что-то вечное, первозданное было заключено в этом теле. На мгновение принц подумал, что перед ним сам Посейдон, но отогнал эту мысль: вот уже как семь тысяч лет морской бог обитал на Олимпе. Принц быстро поднялся, отряхивая с одежды песок. — Только принц. — Добавил колдун, сурово глядя на Сучжон. От тяжёлого взгляда его голубых глаз девчонка вся съёжилась.***
Колдун и принц говорили несколько часов. Печали принца заняли своё место на небосводе. Они немного отличались от своих собратьев — их свет был ярче и имел голубой отлив. В ту ночь Сучжон совершенно не колдовалось: магия бунтовала, отказывалась её слушаться. Девчонка бесцельно бродила вдоль берега, тяжко вздыхая. Верный друг, Северный ветер, вился рядом, обнимая её за плечи и нашептывая, что всё будет хорошо, но это не помогало. Океан внутри Сучжон сходил с ума: исполинские волны, пенясь, разбивались о скалы, тёмное небо было низким и казалось одним целым с зеленоватой водой. Внутри колдуньи всё трепетало, как тонкие крылья мотылька при свете свечи. Она не могла найти себе места и унять бешеное сердцебиение. Минуты тянулись старой невкусной жвачкой. Звёзды начали пропадать друг за дружкой, тая, как шоколадная крошка на солнце. Небо стало выцветать и из ночного превратилось в предрассветное. Едва заметные в темноте облака поседели. Кай появился в тот самый момент, когда полоса горизонта приобрела зеленоватый оттенок. При виде его силуэта у Сучжон опять затряслись коленки. Принц выглядел уставшим, словно за несколько часов повзрослел на пару лет, но в глазах его бушевало пламя жизни. Сучжон хватило одного взгляда на него, чтобы понять: теперь Кай знал, что делать, и не собирался сдаваться. — Я попросил его не ругать тебя, — сказал он девчонке, тепло улыбаясь. Но Сучжон от этого легче не стало: Суман никогда не ругался. Он лишь неодобрительно качал головой и, как бы между прочим, замечал, что в старину таких ведьм сжигали на кострах. — Что ещё он сказал? — Рассказал мне о заклинании, которое сможет помочь мне. — Но ты же не умеешь колдовать, — озадаченно спросила Сучжон. — Глупышка. — фыркнул Кай, слегка щёлкнув девчонку по носу. — Я — полубог, а значит, могу всё. Ну, ладно, полуполубог, — исправился принц под насмешливым взглядом колдуньи. — Полуполуполубог, но не меньше! Говорил он это с таким важным видом, что Сучжон невольно засмеялась. Её звонкий смех оказался необычайно заразительным, и Кай засмеялся вместе с ней. Волны лениво лизали берег. В воздухе пахло предрассветными надеждами, звёздной пылью и весенней сладостью. И в это самое мгновение они не были принцем и колдуньей, они были просто Чонином и Сучжон, остро почувствовавшими свою молодость и своё счастье. Потребовалась всего одна ночь, около часа разговора по душам, и — вуаля — между ними протянулась тонкая серебряная ниточка хрупкого, необъяснимого, до краёв наполненного нежностью чувства. — Я хотел бы попросить тебя об услуге, — прошептал Кай, задумчиво глядя на стремительно розовеющий горизонт. — Для заклинания мне нужен первый поцелуй. Щёки Сучжон стали одного цвета с рассветом. Она смущёно кивнула, не в силах поднять глаза на принца. Это было одновременно самой маленькой и самой великой вещью, которую она могла ему подарить. Чонин наклонился к ней, ласково коснувшись щеки. Сучжон крепко зажмурилась. Что-то тёплое легонько коснулось её губ. Северный ветер, всё время крутившийся поблизости, сделал радостный кульбит, с упоением представляя, как будет рассказывать об увиденном Южному. Сучжон не знала, куда деть руки, цепляясь пальцами за ускользавший песок. Сердце бешено колотилось в груди от переполнявшего её восторга: её первый поцелуй был именно таким, как она себе представляла — робкое касание губ к губам, наполненное чем-то большим и тёплым, как… кот. Да, определённо, её первый поцелуй был похож на пушистого рыжего кота. Пальцы Чонина вычерчивали таинственный узор на её предплечье. Сучжон терялась в новых ощущениях, тонула в них, как в океане солнечных лучей. Она и подумать не могла, что однажды так остро будет ощущать чужие прикосновения: кажется, там, где её касался Кай, всё искрило; его губы были теплыми, солоноватыми и мягкими, как розовые лепестки. Поцелуй длился несколько секунд, но Сучжон казалось, что за это время она прожила пару жизней.***
— А что это за заклинание такое, для которого нужен первый поцелуй? — как бы между прочим спросила Сучжон Сумана, тем же утром, когда всё же пришлось вернуться к колдовским будням. Перед ней стоял огромный чугунный котёл, в котором бурлило довольно сомнительное ярко-лиловое варево. — Первый поцелуй? — задумчиво пробормотал волшебник, добавляя в котёл лунную стружку. — Никогда не слышал о таком заклинании. А что?