Быть мужчиной

... да когда бы наша Зелена сдерживала себя? Особенно когда тут такое удовольствие! Особенно, когда его так много! Ведьма довольно улыбается, выгибается, и как только он принимается ласкать ее в самом лучшем месте, кричит, уже не стесняясь быть услышанной. Да и кто, господи прости, им тут помешает? Разве что, правда что, какая-то обезьянка, что нечаянно зебежит, так та от зависти или от сочувствия только улетит скорее, чтобы не мешать этим двум, потому что знает, что в противном случае ведьма просто ее убьет. Зелена отвечала стоном на каждое его прикосновение, на каждую его ласку. Она была готова сойти с ума прямо сейчас. Снова и снова чувствовать себя его женщиной в эту ночь, принадлежать только Уолшу, как бы это не звучало, как бы это не было странно и безрассудно. Ведьма продолжала стонать и выгибаться, чувствуя, как с каждой лаской ей становится мало, ей становится его мало! Этого мало! Так страстно, так прекрасно, так часто, но так мало... Ведьма принимается слегка толкать его ножками, заставляя оторваться от такого нравившегося ему дела. Она кое-как находит в себе силы встать, взять его за голову, и приподнять его к себе, сладко целуя его губы, ощущая на них свои соки и сходя с ума от этого. Она отпускает его волосы, выдыхает, а затем говорит ему то, что не сказала бы ни в одном здравом порыве. — Возьми меня.... — после чего откидывается на кровать, разводя ножки сильнее, и приглашая к себе, присоединится к тому удовольствию, что уже давно накрывает ее, дать и ему волю. И да. Утром она точно убьет себя за это. Но ведь еще нее утро... еще так много времени, много чего можно сделать, много каким порокам поддаться. Зелена выгибается уже требовательно, пуская руку по его телу, находя его достоинство, и принимаясь гладить его пальчиками, закусывая губу в предвкушении. Несколько движений и она отпускает его, выгибаясь вновь, и теперь уже точно приглашая в себя. Крик Зелены бил по ушам, но сейчас это меньше всего волновало Волшебника. Наоборот, ему нравилось знать, что сегодня, этой ночью все эти стоны, вскрики наслаждения только из-за него. Всё это придавало удовольствия и ему, желания стараться ещё лучше, ублажать женщину ещё больше. И в какой-то момент обязательно получить того же и от неё. Забрать не меньше удовольствия, чем шатен оставил Зелене. И он старался ещё больше, он не отрывался от тела той, пока сама женщина не заставила. Уолш приподнял голову, признаться честно, в самую первую очередь испугавшись, что что-то сделал не так. В этот момент все те страхи, что он испытывал в присутствии Злой Ведьмы Запада, вернулись. Они захватили разум мужчины, заставляя того ослабить хватку, в недоумении уставиться на Зелену. А когда же та двинулась прямиком к нему, он просто застыл, не в силах бежать, спасаться. Но получил поцелуй. Он зря переживал. Все эти долгие секунды, за которые ведьма оторвала его от собственного тела и приближалась сама, Волшебник переживал зря. Осознание этого заставило облегчённо выдохнуть, прямиком в её губы, и чуть ли ни рассмеяться. Но раньше, чем Королева поймёт, что что-то не так, он углубляет поцелуй, не даёт ей возможности протрезветь от удовольствия и сам возвращается к собственному. И вот те слова, которые шатен столько ждал. Он подался вперёд, нависая над женщиной, позволяя себе нечто дикое для их случая — сомкнуть свои ладони с её, сплетая пальцы. Уолш приблизился, уже привычно обдавая тяжёлым дыханием ведьминскую шею. Поднялся чуть выше, заглядывая в глаза ей и припал к губам, оставляя последний поцелуй, что отделял их от главного действа. И вот, переставший мучить и женщину, и себя самого, мужчина медленно вошёл туда, где совсем недавно были его губы, что всё ещё помнили вкус тела Зелены. Он начинал не спеша, плавно, не размыкая ладоней, и лишь постепенно, заглядывая той в глаза, учащал темп. Она продолжает жадно дышать, все то время, пока он решается, наконец, приступить к самому главному, послушно дожидаясь того, как ему хватит смелости сделать это с ней, любить ее так, как она хотела сейчас, и как она знала, он тоже хотел любить ее в этот миг. Она чувствует, как он берет ее не только так, как это нужно физически, но еще и своими пальцами, обвивая ими ее пальцы, отчего она довольно улыбается. О, да, ей нравится такое обращение, хоть она может и не признавать этого, не говорит ему, но то, как он степеннен в ней, как он растягивает удовольствие от ночи с ней не могло не вызвать у Зелены ничего, кроме возбуждения и счастливой улыбки. Она находит его губы своими, принимаясь сладко целовать его отвечая на каждое его движение стоном. Да, она не привыкла, что с ней так нежны и так медлительны, но она попытается убедить себя в том, что так и нужно, что ничего странного и не происходит.... Но она не выдерживает. Нежить надо принцесс, спешить не нужно с принцессами, годами целуя их только в щеку, мечтая украсть хотя бы касание губ, но она была другой... Она была ведьмой, самой настоящей, и она не была готова терпеть слишком долго нежного обращения к себе, потому что она не принимала его, нет... Не могла. И даже когда она смотрит в его глаза, чувствуя в них, как он сам счастлив от того, что с ними происходит, она не выдерживает и толкает Уолша в постель, быстро меняя их местами, и уже сама плавно опускаясь по его телу, позволяя уже самой руководить тем, что было между ними, принимаясь насаживаться на него, и, казалось бы, стонать еще громче, еще отрывистее... И теперь уже она смотрит на него свысока, причем в этот раз не совсем в том смысле, в каком они оба привыкли. Она просто изучает его взглядом, понимая, как он счастлив, и от этого она начинает насаживаться все быстрее, порой опускаясь к его губам своими, рвано целуя, но все же не углубляясь в ласки... Этот контроль над ведьмой... Ох, наверное, в любые моменты, наполненные страхом, стыдом, обидой или даже злостью, Уолш будет вспоминать именно эту ночь. Ночь, когда Зелена позволила ему быть тем, кто контролировал происходящее в этой комнате, пускай временами она и направляла его в нужное русло. Ночь, когда он делал что-то, к чему ведьма не принуждала. Ночь, когда она не глумилась, а нуждалась в своём слуге. И эта ночь каждый раз будет всплывать в памяти мужчины, когда он будет понимать, что больше никогда не испытает такого одновременно желанного чувства свободы и совсем не гнетущей власти кого-либо над собой. Ласки оставались позади. Кажется, мужчина даже забыл, что все последние минуты удовольствие доставлял он, удовольствие получала Зелена. Он, по слуху которого били стоны рыжеволосой, был не менее этим доволен. И теперь, когда пришло время самого главного, Волшебник с охотой получал её поцелуи, перебивая те и собственным стоном. Чем дольше продолжалось всё это, чем глубже оказывался он, чем больше старался, чем быстрее становился темп, тем сильнее он сжимал свои и её ладони, дарил поцелуи, стараясь быть потише. В какой-то момент прекратился очередной поцелуй, и шатен заглянул в эти светлые женские глаза, казалось, задумавшие что-то неладное. Он только и успел горячим тяжёлым дыханием обдать лицо этой женщины, что быстро поменяла их местами. Вновь. Но теперь, правда, Уолш не был так счастлив оказаться внизу отнюдь не потому, что желал бежать отсюда. Он просто желал и дальше ощущать себя контролирующим процесс. Впрочем, и движениям Зелены не мог противиться. Потому оставалось только смириться. И продолжить. Мужчина хватался руками за её спину, бока, поддерживая и помогая ускориться. Теперь уже он ощущал ведьминское дыхание на своём лице и с охотой встречался своими губами с её. И продолжал, оглушая эту спальню криками наслаждения. Ей не нужно было многое, чтобы растворится в том, что происходило сейчас между ними. Зелена сделала это уже очень давно, и вот сейчас, когда она почувствовала руки Уолша на себе, что помогали женщине насаживаться на нее, она уже не хотела бить его по рукам, показывать, кто в доме хозяин. Нет. Зелена позволила себе отпустить эту ситуацию и оказалась права, как никогда — сейчас она получала истинное удовольствие, особенно когда ее глаза, касались его взгляда, такого же затуманнего, как и ее, и ведьма чувствовала эту неповторимую власть. Власть над мужчиной, над этой ситуацией, как бы странно это не звучало... Она все еще руководила, она руководила даже тогда, когда была внизу, ведь это именно она пригласила Уолша в постель, так что это была ее победа... ... и осознание этого дурманит еще больше. Зелена кричит, понимая, что удовольствие накрывает с новой и новой силой, и она уже была готова закончить это пиршество, чувствуя, что мужчина скоро сделает тоже самое. Он уже бессовестно кричал, совершенно позабыв, что для мужчины это не свойственно.. маленькая обезьянка, которая совершенно не скрывает своих желаний... Это заставляет ведьму ускоряться снова и снова... В раздумьях о том, как же лучше убить его еще раз, как же лучше сделать так, чтобы он улетел от счастья на миг в совершенно другую вселенную, ведьма находит единственный знакомый ей, но очень действенный способ: своими губами она опускается к его уху, продолжая стонать на ухо, но в какой-то момент прикусывая это самое ухо, а после, тяжело выдохнув в него же, принимается стонать его имя тихо-тихо, ускоряясь еще больше, и становясь все громче. Неизвестно, как Уолшу, а вот ей это крышу снесло моментально. Ведьма также принимается кричать, и в какой-то момент замирает в последнем крике, срывая им же его имя со своих уст и чувствуя, как приятная нега проходит по телу. Признаться честно, Уолшу уже не хватало сил продолжать это занятие, что увлекло их с рыжеволосой в этот вечер. То ли от удовольствия, то ли от тех усилий, что прилагал мужчина, его щёки горели, а тяжёлое дыхание не давало повиснуть тишине в комнате ни на долю секунды. Его ладони всё бродили по телу Зелены, её нежной коже, подталкивая ближе к себе. В самую последнюю очередь Волшебнику хотелось думать. О том, кто именно наседает на нём, что будет после. Он вдоволь наслаждался криками женщины, прикрывал свои глаза, давая волю улыбке и одному только слуху, до которого добирался такой желанный возглас ведьмы. Ладони мужчины, накрывающие спину той, всё ещё помогали ей сохранять уже привычный быстрый темп скорее по инерции, пока сам Уолш всё больше забывался. Королевские покои, Злая Ведьма Запада в собственной постели и гость той, коим был сам — эти все и ещё многие факты были абсолютно не важны. Происходящее доставляло удовольствие им. Им обоим. Шатен просто не мог думать о чём-то ещё, он мог лишь наслаждаться. А когда же Зелена подалась вниз, потянулась к его лицу, уху, Волшебник стиснул зубы, чуть ли ни прикусил саму губу, сталкиваясь с очередной волной удовольствия, с мурашками, что пробежались по всему телу. В особенности, когда рыжеволосая сменила свои стоны на нечто более внятное — его имя. И это было настолько неожиданно, настолько странно — слышать, понимать, что ведьма чуть ли ни на весь замок разносит имя своего слуги — что это не могло не опьянить ещё больше. Одна из ладоней Уолша, минуя тело женщины, скользнула к её пышным волосам, зарываясь туда, притягивая поближе к своему уху, которому так нравились звуки, срывающиеся с уст рыжеволосой. Его глаза распахнулись, но, кажется, мужчина не слишком понимал, ориентировался в происходящем. Ещё одно мгновение, самое последнее и самое желанное. Шатен тут же вцепился ладонями в простынь и выдохнул полной грудью, выпуская все те эмоции, в которые окунуло происходящее здесь, обжигая этим дыханием тело женщины, что застыла над ним. Зелена чувствует, как все силы покидают ее, и в вместе с тем ощущает, как удовольствие накрывает ее Уолша. О, да, теперь она точно может его так называть, по крайней мере в своей маленькой голове. Зелена успокаивается, оседая на его груди, и принимаясь слушать, как его сердце тоже начинает биться тише. И сейчас ей так спокойно и расслаблено, тело ей благодарно, а ведьма благодарна своей душе за то, что она сделала с Уолшем, что они слились в этом танце вместе. Зелена довольно выгибается, когда ее тело пришло в себя и подняла свой взгляд на шарлатана, что тоже приходил в себя, и что читалось в его взгляде... — И от этого ты хотел отказаться, глупая обезьянка... — она провела рукой по его торсу, чувствуя, как тело покрывается его мурашками, — Что такое, ты трусишь? Ты боишься, что я прямо сейчас верну тебе твой облик...? — и пусть она говорила вещи не совсем приятные, тон ее был расслабленный. Можно было даже сказать, что ведьма была неготова к тому, чтобы что-то делать с игрушкой, она чувствовала себя слишком хорошо после того, что он только что подарил ей... — Расслабься, Уолш... — махнула рукой женщина, сползая с его тела, и ложась рядом на постель, при этом продолжая смотреть на него. Уж если она пришла в себя, так уж он точно должен был, — Ты хорошо постарался, и за это заслужил подарок... — ведьма вытянула руку и образовала в руке банан, который тут же положила мужчине на грудь, с очаровательной улыбкой смотря на него, — И помимо этого, ты можешь до утра побыть в этом облике... — Зелена на этих словах как-то уж слишком устало зевнула, и произнесла, — И уснуть там, где тебе хочется. Надоело мое общество, знаешь, где дверь, — а после ничего не говоря и не делая, она хлопает в ладоши, и балдахин над ее кроватью начинает закрываться, а сама она отворачивается от него, чтобы впасть в сладкую негу сна. Он стиснул зубы вновь, только сейчас, когда опьяняющая волна наслаждения постепенно отступала, понимая, что в какой-то момент позволил себе же себя повести совсем не по-мужски. Что в какой-то момент не только своим удовольствием вовсю делилась со стенами этого помещения Зелена, оглушая его своими стонами, но и он. И потому сейчас, когда всё заканчивалось, когда всё уже закончилось, он молчал. Тяжело дыша, восстанавливая сбившееся дыхание, всё ещё ощущая, как по телу проходит приятная волна, молчал. Даже когда заговорила ведьма, даже когда встретилась взглядами с ним, Волшебник не произнёс ни звука. Зелена была права, мог ли он противиться этому факту? Хотел ли. Она победила. Хотя сейчас, после случившегося мужчина вовсе не ощущал себя в проигравших. Ведь и ему понравилось то, к чему, казалось бы, сначала пришлось принуждать. — Нет.., — не в силах даже пугаться этих слов рыжеволосой, Уолш заговорил довольно тихо. — Или ты поступишь именно так? — поинтересовался он в спокойствии, что, пожалуй, удивляло даже самого. Зелена могла поступить именно так, могла вновь превратить его в обезьяну — шатен прекрасно знал это. Он лишь надеялся, что та не станет рушить покой их обоих, не станет прерывать попытки мужчины отдышаться, прийти в себя. — Как это любезно с твоей стороны, — он, проследивший взглядом за сползающей женщиной, признаться честно, совершенно не был готов к появлению обезьяннего лакомства на своей груди. Она искусно глумилась, даже сейчас. И то, что прекрасно понимал Уолш — даже сейчас он не имеет права защититься, воспротивиться, выкинуть тот же банан или что-либо заявить ведьме. — Спасибо.., — вместо всего того, что мог бы сказать или хотя бы подумать, шепчет шатен. Рыжеволосая могла бы одним только взмахом руки выставить прочь, он понимает это. И потому действительно благодарен, что сейчас та ведёт себя иначе. Спокойнее. Добрее. Конечно, всего этого Волшебник не говорит вслух. Он только дожидается, когда отвернётся Зелена, и поворачивается лицом к другому краю кровати. Мужчина слишком доволен и слаб, чтобы взвесить все "против" этого решения — остаться спать здесь. Именно потому благополучно заснул и он