Единственная

Давным-давно на карте вечных дорог В пыли и шорохе шагающих ног Ждёт эта точка, где сойдутся в свой срок, Одни на свете. Она и он пойдут, мечте заплатив, Вдогонку им сорвётся этот мотив. Куда уводят всех влюблённых пути, Не скажет ветер.       Плеснув в стакан виски, он нехотя сделал глоток и взглянул в окно. За стеклом зажигала огни ночная Москва.       Он был один. Очередная пассия ушла, хлопнув дверью, и поставив жирную точку на своем коротком присутствии в его жизни. Расставание не причинило боли, лишь привычные разочарование и усталость.       А еще была тоска. Нет, он не любил ту, что ушла, как не любил и тех, кто был до нее. Потому что любил ту, единственную, что не принадлежала ему, и вероятно не будет принадлежать никогда. Но от одного воспоминания о ней его жизнь становилась светлее. Смешно сказать, но для него день начинался не восходом солнца, а когда он видел ее лучистые глаза и улыбку. От воспоминаний о ее редких случайных прикосновениях бросало в жар, который не дано было пробудить искусным ласкам красавиц, в изрядном количестве перебывавших в его холостяцкой постели.       Она была Единственной.       Его Единственной.       И недостижимой, как серебряные звезды в ночном небе.       - Валя, я так больше не могу. Прости, но не могу!       - Умоляю, говори тише, – Валентина глазами показала на дверь детской. – Пойдем.       Она отвернулась от мужа и направилась на кухню. Степан молча последовал за женой. Его тихие шаги прозвучали набатом по их семейной жизни. Когда они вошли, Валентина плотно прикрыла дверь. Степан устало опустился на стул. С минуту царила тишина, а затем он поднял на нее пустой взгляд и сказал:       - Валя, мне нужен развод.       Слова прозвучали жестко и бескомпромиссно, словно приговор, не подлежащий обжалованию. Валентина не забилась в истерике, не устроила скандал. Просто не было сил. Ни на что. Даже на слезы. С минуту она молча смотрела ему в глаза, а затем кивнула.       - Хорошо.       - Хорошо? – казалось, он не поверил своим ушам. – Ты согласна?       Валентина еще раз кивнула.       - Но у меня есть несколько условий. Не волнуйся, ничего невыполнимого я не потребую, - тут же добавила она, заметив, как нервно дернулся пока еще муж.       - Слушаю.       - Во-первых, развод будет летом. Я увезу детей к маме, и мы разведемся. Спокойно, без лишних нервов. Сейчас конец учебного года, девочкам ни к чему такой стресс.       - Согласен, - без раздумий кивнул Степан.       - Во-вторых, дети остаются со мной. Не пойми меня неправильно, я не буду препятствовать вашему общению. Наоборот, буду благодарна, если ты по-прежнему будешь помогать мне с ними. Например, отвозить их в школу и на секции. Ты все же отец и хороший отец. И ты, и я любим наших детей и желаем им только добра, а потому должны сделать все, чтобы наше расставание прошло для них как можно безболезненнее.       - Безусловно.       - В-третьих, всю бумажную волокиту берешь на себя ты. У меня нет ни времени, ни желания со всем этим возиться. Со своей стороны обещаю не создавать тебе трудностей. Я приду, куда и когда ты скажешь, и подпишу все, что будет необходимо.       - Я сам хотел тебе это предложить…       - Четвёртое: эта квартира останется мне и детям. Если не хочешь переводить свою долю на меня, переведи на детей.       - Принимается.       - И последнее: после развода я не буду вмешиваться в твою жизнь и надеюсь: ты поступишь так же.       - То есть?       - То есть не будешь вмешиваться в мою. Указывать мне, что делать, когда и с кем встречаться. Наши жизни не заканчиваются. Уверена, ты устроишь свою судьбу, и я тоже попытаюсь устроить свою. Я готова обсуждать и решать с тобой все, что касается наших детей, но не потерплю вмешательства в свою жизнь под предлогом заботы о них.       Степан некоторое время обдумывал это заявление, но все же кивнул, давая согласие.       - Полагаю, это справедливо. Это все?       - Все. Спокойной ночи.       Валентина размеренным шагом вышла из кухни и прошла в спальню. Вытянувшись на постели, она закрыла глаза. Боли не было. Только пустота и усталость. И облегчение. Этот разговор не стал неожиданностью. Он витал в воздухе уже давно, еще до рождения сына. Правда, рождение ребенка вроде развеяло тучи. Ей даже стало казаться, что она все придумала. Просто семейный кризис, который наконец-то миновал. Однако заблуждение быстро рассеялось. Ее брак стремительно летел в тартарары, пока не разлетелся вдребезги, словно фарфоровая чашка о гранитный пол. Точка невозврата пройдена.       «Разбитая чашка останется разбитой, сколько ее не склеивай». Три месяца спустя…       Стоя на пороге ЗАГСа, Валентина смотрела на свидетельство о разводе. Розовая бумажка с голограммой, водяными знаками, подписями и печатями говорила о том, что мосты сожжены, якоря перерублены, и она снова в свободном плавании по бурному морю жизни. Только теперь с ней в лодке трое детей, а весла подержать некому. В душе почему-то царило ощущение нереальности происходящего.       - Ну… До свидания, - раздался над ухом голос Степана.       Валентина подняла взгляд на теперь уже бывшего мужа. Его лицо посветлело, да и сам он стал выше. Словно скинул тяжелую ношу.       «И этой ношей была наша семья? – поразилась Валя. – Господи, как мы докатились до этого?»       - До свидания, - машинально выдавила она и, отвернувшись, решительно зашагала прочь.       «Ничего… Прорвемся. Господь не дает человеку крест шире спины, а значит, все будет хорошо». Тот же день, вечер…       - Валя? - Галина удивленно воззрилась на подругу. - Ты чего еще на работе? В кои-то веки можно вовремя уйти.       - А мне спешить некуда, - усмехнулась патологоанатом.       - То есть? – нахмурилась Рогозина.       - То и есть.       Валентина достала из сумки свидетельство о разводе и протянула подруге.       - Вы развелись?!! – потрясенно выдохнула Галина, прочитав документ.       - Да, - совершенно спокойно кивнула Валя.       - Но почему? Ваш брак казался таким… крепким.       - Вот именно - казался. В последние годы мой брак был всего лишь иллюзией, а на самом деле уже давно перестал существовать. Мы жили вместе скорее по инерции. Просто не хотелось менять привычный уклад, уговаривали себя, лгали себе и друг другу. Развод казался чем-то страшным и хлопотным. Он, как некий рубеж, который мы боялись перешагнуть, потому что за ним – неизвестность. А здесь, по эту сторону привычно и уютно. Правда счастья нет, раздражает все, видеть друг друга не хочется, но зато все заранее известно, никаких сюрпризов. А потом мы устали друг от друга настолько, что просто не осталось сил лгать. И слава Богу.       - А как же дети?       - Они в деревне у мамы. Пока не знают. Мы договорились, что обойдемся без сцен и скандалов и сделаем все, чтобы они пострадали, как можно меньше. Все, что касается детей, будем решать вместе. В конце концов, отцовских прав Степана никто не лишал, да и не собираюсь этого делать. По крайней мере, пока. Он – хороший отец, дети его любят и в нем нуждаются. Так что, как видишь, дома мне теперь делать нечего.       - Ничего, - Галина ободряюще похлопала подругу по плечу. - Все еще наладится. Ты молодая, красивая. У тебя все еще впереди.       - Надеюсь, - усмехнулась Валентина, только усмешка вышла грустной и усталой. - Вдруг чудо случится, и найдется мужчина, готовый повесить себе на шею мать троих детей. Ты иди домой. Николай Петрович поди заждался.       - Та-ак! – Галина вскинула бровь. - И кто у нас шпионит?       Валентина всплеснула руками.       - Ой, Галя, ну какой шпионаж! Достаточно на вас взглянуть. Вы же с ним, как дети малые – все на лице написано.       - Так заметно? – обеспокоилась Рогозина.       - Да не волнуйся – все за вас только рады. А еще завидуют. И я в том числе. Так что не трави мне душу и иди отсюда. В отличие от меня, тебя любят и ждут с нетерпением. Я бы даже сказала, что тебя слишком долго ждали. Не теряй времени, оно быстро бежит. А я наведу порядок в бумажках и тоже отправлюсь домой. Давно уже хотела разгрести эти завалы макулатуры, да все руки не доходили.       Галина направилась к двери, но у порога обернулась, внимательно всматриваясь в усталое спокойное лицо подруги.       - Валя, с тобой точно все хорошо?       - Ты о чем? – Валентина улыбнулась. – Думаешь, не готовлюсь ли я вскрыть себе вены или сигануть в окно? Галь, мне не пятнадцать лет. Я - взрослая разумная женщина, у которой трое детей. Мне не до глупостей. Развод не был неожиданностью. Наш семейный корабль уже давно потерпел крушение, но я все не давала ему затонуть, цеплялась за обломки. А надо было отпустить Степана и не мучить ни его, ни себя. Но мне казалось, что еще можно что-то спасти.       - А как же сын?       - Как многие наивные дурочки, я наделась, что ребенок залатает прорехи в наших отношениях. Но не получилось. Ладно, хватит исходить жалостью к себе. Иди домой. Я просто устала, но скоро приду в себя. Иди, не то Петрович мне не простит.       - С чего бы это?       - Каждая твоя минута здесь – это минута, отнятая у него. Так что не зли любимого мужчину. До завтра.       - До завтра. Неделю спустя…       - Слышали новость? – взъерошенный Тихонов ворвался в буфет, словно ураган.       Николай Петрович при виде его возбужденного лица подавился чаем.       - Очередной труп? – мрачно поинтересовался Майский, а Данилов и Лисицын лишь тяжело вздохнули.       - Ничего подобного, слава Богу!       На лицах мужчин отразилось облегчение.       - А чего тогда верещишь? – рассердился Николай Петрович.       - Я не верещу! - возмущенно парировал Иван. - А новость в том, что наша Валя развелась!       Майский подавился бутербродом, Данилов и Лисицын многозначительно переглянулись.       - И что? – Круглов пожал плечами. - Я об этом уже неделю знаю.       - А остальные не знают! – отрезал Тихонов и ехидно добавил. – Не все же так близки к источникам важной информации.       - Неделю? – просипел, откашливаясь, Сергей. – И молчал?       - А что, кричать надо было? – удивился Круглов. – Это личное дело Вали. Сочтет нужным – сама скажет.       - Ну, Петрович! – процедил Майский, сверля друга взглядом, не предвещающим ничего хорошего, и внезапно заметил, что ни Данилова, ни Лисицына в комнате уже не наблюдается.       «Твою мать!» Месяц спустя…       - Спасибо за приглашение, Степан, но я очень устала, - Валентина постаралась, чтобы улыбка получилась приветливой. – К тому же, дети скоро вернутся из деревни, нужно генеральную уборку успеть сделать, а у меня еще конь не валялся. Так что прости, но не получится.       - Ну что ж… В другой раз, - ответил Данилов и, кивнув на прощание, направился к машине.       Валентина облегченно вздохнула. С того мгновения, как стало известно о ее разводе, она уже не знала, куда деваться. Вся мужская братия ФЭС буквально преследовала ее. Одни просто стремились подставить плечо и проявить чисто дружеское участие, зато в поступках других четко прослеживался отнюдь не дружеский интерес. Особенно усердствовал Степан Данилов. Порой Валентина чувствовала себя неким призом в неизвестно кем объявленной гонке мужских гормонов. И только Сергей Майский, как ни странно, выпал из общей обоймы. Не дарил цветов, не поджидал в буфете или на крыльце после работы, не заглядывал под тем или иным предлогом в морг… Она могла бы по пальцам одной руки пересчитать их встречи за этот месяц, да и те явно были случайными. Вывод напрашивался сам собой - достойный наследник бравых гусар похоже избегал ее.       За спиной хлопнула дверь, и раздались знакомые шаги. Только он так ходил - легко, но внушительно, словно тигр на охоте.       - Пока, Валюша.       - Пока, Сережа.       Она смотрела, как он привычно оседлал мотоцикл. Взревел мотор, и железный конь, урча, умчался вдаль, оставив позади оседающую пыль и женщину, грустно глядящую вслед лихому наезднику.       Не спалось. Стоя у окна, Валентина смотрела на огни фонарей и думала о нем. Вспомнилось его лицо, когда она уже практически утонувшая и распрощавшаяся с жизнью, открыла глаза и увидела его, мокрого и улыбающегося. Ощутив его объятия, она почувствовала себя в безопасности. А он прижимал ее к себе, бормотал что-то утешающее и был такой горячий, сильный, живой… Настоящий. И она вдруг почувствовала себя живой и настоящей. А потом он раздобыл где-то кучу одеял и укутывал ее. И сам отнес в машину скорой, словно не доверял другим рукам. Мокрый насквозь, по морозу. И как только не простыл?       А потом был его взгляд, когда он, смеясь, заявил Аристову, что любой нормальный мужчина не отказался бы полежать перед ней голый и босый. Это была шутка. Всего лишь шутка. Но его глаза… В его глазах не было смеха, а только странный едва заметный огонек.       Тогда она была замужем, и он был табу. Она запретила себе думать о нем, убедила, что показалось, что все его взгляды, прикосновения, слова – всего лишь хорошее отношение к коллеге. А сегодня почему-то вспомнила. Почему? Не потому ли, что теперь не нужны запреты и не нужно себя ни в чем убеждать, а можно просто жить и чувствовать? Чувствовать то, что чувствуешь, и не стыдиться этого, не корить себя за предательство, не вырывать с кровью из сердца упрямо пробивающиеся ростки любви.       Вот только ее любовь, похоже, останется безответной. Из всех мужчин в ФЭС лишь Сергей не изменил своего отношения к ней. Не преследовал, не навязывался. Просто ушел в сторону. А может он всегда был в стороне, а она просто придумала себе красивую сказку?       Не спалось. Закинув руки за голову, он смотрел в потолок, по которому плясали тени. В постели было холодно и одиноко, но той женщины, которую он страстно желал, не было здесь, а другой ему не надо. С той самой минуты, как он понял, что ему нужна именно она и никто другой, у него никого не было. Раньше она принадлежала другому. Теперь она свободна. Так почему он медлит? Почему не признается? Не пригласит на свидание, в конце концов? Почему?       Степан вон проходу не дает, а он ведет себя, словно закомплексованный школьник, боится лишний раз взглянуть.       «Ага, вот так взглянешь, а потом остановиться не сможешь. А если она скажет «нет», что тогда? Как тогда? Уйдешь из ФЭС? Уйдешь, потому что выбора не останется. Господи, да что ж такое?!! Спи уже, Майский! Просто спи! Закрой глаза и считай овец!»       Глаза-то он закрыл. Только вместо овец под опущенными веками замелькали светлые волосы, синие глаза и губы, за право целовать которые он готов был продать душу дьяволу… Тело напряглось.       «Вот черт!»       Утро выдалось на редкость суматошным. Открыв глаза, Валентина обнаружила, что проспала. Подхватившись, она судорожно заметалась, одеваясь и одновременно пытаясь приготовить себе кофе. Наконец, наскоро осушив чашку крепкого напитка, она выскочила из квартиры.       Лифт, как назло, почему-то не работал. С трудом сдержав желание выругаться, она побежала вниз по лестнице. У самой двери царила непроглядная темень.       «Лампочка перегорела, что ли?»       В виски настойчиво застучал молоточек плохого предчувствия, однако, у нее не осталось времени прислушаться к нему. Женщина зашарила по двери, нащупывая кнопку. Позади раздался шорох. Внезапно тысячи деталей закружились, складываясь пазлами в единую картину, но… слишком поздно. Она инстинктивно склонила голову на бок, избегая удара по затылку, и тот прошел по касательной. С губ нападавшего сорвалось ругательство. Валентина попыталась закричать, но второй удар оборвал крик на взлете. Уже проваливаясь в темноту, она сорвала цепочку, уронив ее на пол.       Майский и Круглов пили чай в буфете, когда раздались быстрые шаги, и вошла Галина. Окинув мужчин мрачным взглядом, она коротко приказала:       - Быстро за мной.       - Что-то стряслось, - заметил Петрович, моментально отдвигая кружку.       Они поспешили следом. Однако Галина направилась не к себе, а в лабораторию.       - Ваня, выяснил что-нибудь?       - На звонки она не отвечает. Телефон отключён. Отключился в ее доме в 9.10, - коротко доложил Тихонов.       - Что случилось? – вклинился Круглов.       - Валентина пропала.       - Как пропала?       Сергей почувствовал, как мгновенно одеревенела спина, а кожа стала холодной и липкой от ужаса.       - Не явилась на работу. Я не смогла дозвониться и попросила Ивана пробить номер. Результаты вы слышали.       - И что? Может, в пробке застряла? – предположил Николай.       - Может, - согласилась Галина. – Вот только предчувствие у меня нехорошее, а моя интуиция редко подводит.       - Значит, так! – подвёл итог Сергей. – Мы с Петровичем выдвигаемся к ней домой. На месте разберёмся.       - Вперед.       Дверь никто не открыл. Помявшись, они вскрыли ее отмычкой. Валентины дома не оказалось, но ничто не указывало на нападение.       - Говорю же, где-нибудь в пробке застряла, - раздраженно пробормотал Николай, запирая дверь.       Они направились вниз. Уже у самого выхода внимание Сергея привлек тусклый блеск. Наклонившись, он поднял цепочку с кулоном. Таким знакомым кулоном.       - Это Валин. А это что у нас такое?       Он включил фонарь и посветил на пол, где темнели бурые пятна, а в углу высветились обломки телефона.       - Кажется, вечер перестает быть томным, - мрачно процитировал Круглов.       Они вернулись в ФЭС только после того, как обшарили все вокруг на пять километров. Но, увы, никаких новых следов не обнаружилось. Майский метался по кабинету, словно тигр в клетке. Галина удивленно посмотрела на спецназовца и нахмурилась.       - Сережа, возьми себя в руки. Что с тобой?       - Да, не могу я взять себя в руки! – в сердцах выкрикнул тот. – Ее, может, уже убили или сейчас убивают, а мы тут сидим, расписавшись в бессилии!       - Мы пока ни в чем не расписались, - осадил его Круглов. – Оксана, Иван и Андрей сейчас работают с тем немногим, что мы нашли. Скоро будет информация, и мы продолжим расследование. Сергей, мы найдем ее. Она жива – мы должны в это верить. И мы ее найдем, даю тебе слово. Но ты должен успокоиться, или мы будем вынуждены отстранить тебя от этого дела.       - Ага, как же! – вспыхнул Майский. – А я так и отстранюсь. Прям сразу же. Сяду в уголок и прикинусь ветошью!       - Работать в таком состоянии ты не можешь.       - Петрович, я сам решу, что могу, а чего не могу! Ну, долго еще они будут там возиться?!!       В этот момент телефон Рогозиной зазвонил. Та подхватила трубку.       - Слушаю, Ваня?       - У меня плохие новости, - послышался голос Тихонова. – Кровь в подъезде принадлежит Вале. Напавший был явно мужчина, рост примерно метр восемьдесят, отпечатков пальцев не оставил.       При виде искаженного болью и бешенством лицо Майского, Николаю и Галине стало не по себе.       - Ясно, - как можно спокойнее произнесла Галина. – Что-нибудь еще?       - Пока нет, но мы работаем.       - Хорошо.       - Черт побери, почему мы можем узнать столько ненужной информации, но не получить ответа на главный вопрос – где она?       - Майор Майский, возьмите себя в руки! - приказала Рогозина, грозно сверкнув глазами. – Иначе я действительно отстраню вас и можете прикидываться, чем хотите, но за порогом этого здания!!!       Она очнулась в машине. Руки и ноги были связаны, рот заклеен скотчем. Голова болела, а перед глазами плавали разноцветные круги. Валентина сосредоточилась, отстраняясь от боли, и зрение начало проясняться. Однако из той позы, в которой она лежала, не было видно ничего, кроме верхушек деревьев, мелькающих за окном. Поразмыслив, она решила, что благоразумнее будет продолжить разыгрывать обморок.       Примерно через четверть часа машину затрясло по проселочной дороге, а спустя довольно долгое время, она остановилась. Сердце испуганно замерло в груди, но Валентина призвала все свое самообладание.       «Они уже ищут меня. Уже ищут, - словно заклинание твердила она. – И найдут. Обязательно найдут. Он не даст мне умереть… Как тогда… Он спасет меня».       Дверь открылась, и ее, словно мешок с картошкой, вытащили из машины. Быстрый взгляд из-под ресниц сказал ей, что они в частном секторе. Валентина попыталась разглядеть лицо похитителя, но его скрывали натянутая до самых глаз шапка и шарф. Ее внесли в дом и швырнули на пол в пустой комнате. Падение было довольно болезненным, но ей все же удалось не выдать себя. Наконец, похититель ушел, и она осталась одна.       «Надо попытаться освободиться».       Валентина осторожно пошевелила пальцами, стараясь нащупать узел.       Секунды тянулись, словно расплавленный сахар. Пытаясь отвлечься, Галина перебирала бумаги на столе, Николай что-то рисовал, а Сергей просто расхаживал из угла в угол.       - Если похищение Вали как-то связано с ФЭС, то нам дадут знать, - заметил Николай.       Майский фыркнул.       - А если это не связано? Она не только патологоанатом, но еще и чертовски красивая и к тому же одинокая женщина. Дети в деревне, мужа нет, живет одна – если пропадет, то хватятся не скоро. Некому. Просто мечта маньяка. Опять же, если ее похитили из мести ФЭС, то она может быть уже мертва.       - Успокойтесь оба! – приказала Галина. – Давайте не будем накручивать себя раньше времени! Будет информация - будем строить версии. Я подключила все каналы, до которых только смогла дотянуться. Вся система сейчас работает на нас.       Ее снова прервал телефонный звонок. Увидев незнакомый номер, Галина нахмурилась и нажала кнопку.       - Рогозина. Слушаю.       - Галя, это я, - долетел до нее хриплый задыхающийся, но такой знакомый голос.       - Валя? Где ты?       - Не знаю. Я в лесу. Он привез меня в какую-то деревню и запер одну в доме. Я притворилась, что в обмороке. Мне удалось ослабить веревки и сбежать, но он быстро найдет меня.       - Чей телефон?       - Не знаю. Нашла в доме.       - Валя, мы выезжаем. Выключи телефон и спрячься. Мы сейчас будем.       Когда она подняла глаза, в кабинете уже никого не было.       Ночь упала незаметно. Еще мгновение назад царили синие сумерки, а спустя мгновение деревья стали черной стеной. Сжавшись в комочек среди корней огромной сосны, Валентина дрожа от холода и страха прислушалась. Где-то треснула ветка. Кто? Или что? Какой зверь вышел на охоту? Дикий лесной, ищущий пропитание, или разумный двуногий, убивающий себе подобных ради извращённого садистского удовольствия?       Валентина сжала зубы, чтобы не стучали. Ни звука. Надо слиться с ночью, стать ее частью, и тогда она укроет и сохранит.       - Валя!!! Валечка, где ты? Валя!!!       Его голос. Снова, как тогда, когда выплевывая воду из горящих болью легких, она услышала его хриплое, ласковое «Валечка» и почувствовала, как сильные руки вырывают из удушливого водяного кошмара и уносят.       - Валя!!! Валя, отзовись!!! Валюша!!!       - С-сережа, - выдавила, стуча зубами. И сама едва расслышала. – Сережа, я здесь! – теперь получилось громче.       Он услышал. Затрещали ветки под приближающимися торопливыми шагами, а спустя секунду знакомые руки стиснули плечи, судорожно прижимая. Господи, какой же он был теплый, сильный… Родной. Валентина уткнулась в широкую грудь, вдыхая его запах, и почувствовала, как затрясло от облегчения.       Сергей стащил куртку и укутал ее плечи, а затем снова прижал к себе.       - Его взяли? – тихо спросила она, когда зубы, наконец, престали выбивать дробь.       - Можно и так сказать, - жестко усмехнулся мужчина. – Увидев нас, попытался уйти. Рванул к железке, но на мокрых рельсах поскользнулся и раскроил себе череп, - и, помолчав, еще жестче добавил. – Жаль.       - Жаль? – удивленно выдохнула Валентина.       - Жаль, - кивнул Сергей, глядя в синие усталые глаза своей единственной. – Мне ему столько сказать хотелось. И не только сказать. А он взял и сдох. Слишком легко и быстро. Я его в капусту нашинковал бы. Тупым ножом и очень медленно.       - А вы уверены, что это тот, кто меня похитил?       - Ребята выяснят. И если это не он, то я буду только рад. Это даст мне еще один шанс. А с тебя я больше глаз не спущу, так и знай!       Как же уютно и безопасно было в его объятиях! Так бы и сидела всю жизнь, прижимаясь к его жаркому телу. Бледные губы чуть дрогнули в улыбке.       - А я не против, - шепнула чуть слышно.       Но он услышал. В темных глазах вспыхнул знакомый огонек.       - Чего «не против»? – осторожно уточнил Сергей. Сердце замерло в тисках сомнений и надежды.       - Чтобы ты с меня глаз не спускал.       И позвала синим взглядом, да так, что противиться сил не осталось.       - Единственная, - шепнул, склоняя голову, лаская губами губы.       - Я так понимаю, мне снова не светит, - понимающе улыбнулся Данилов.       - Прости, Степа, - Валентина виновато отвела взгляд. – Ты – хороший парень. Но не мой.       - Жаль, - он хитро прищурился. – Может, передумаешь? Еще не поздно.       - Поздно, Степа, - вздохнула женщина. – Уже давно поздно.       Мужчина склонил голову к ее ушку и прошептал.       - Но ты все равно имей меня в виду. На случай, если вдруг дашь отставку Сереге.       Валентина взглянула ему в глаза, улыбнулась и так же шепотом ответила:       - Не жди. Рискуешь не дождаться.       - Тогда до скорого, - он махнул рукой и направился к машине.       - До свидания, - улыбнулась Валентина, провожая его взглядом.       - Вот что значит - красивая женщина, - раздался за ее спиной знакомый голос, в котором прозвучала ласковая усмешка. – Стоит задержаться на минуту, а на твое место уже очередь выстроилась.       - И где ты видишь очередь? – рассмеялась Валентина. – Один не считается.       - Степка просто самый смелый, не прячется. Но я-то в курсе, что вся наша холостая братия вокруг тебя, как акулы возле куска мяса кружат и ждут удобного момента…       - А он все никак не наступит, - закончила Валентина. - Потому как самая главная акула в стае холостяков ФЭС уже успела объявить этот кусок мяса своей собственностью.       - Что есть, то есть, - важно кивнул мужчина, сделав широкий жест в сторону мотоцикла. - Составишь мне компанию?       - А ты думаешь, ради чего я сегодня брюки надела? Только ради тебя.       - Я оценил, - хитро ухмыльнулся Майский. – Хотя и по другой причине, чем та, о которой подумала ты, – склонившись к ее ушку, он прошептал. – У тебя просто бесподобные ножки.       - Остальное не хуже, - лукаво усмехнулась Валентина и, поймав его жаркий взгляд, с наигранной скромностью опустила ресницы. – Кстати, я тут недавно вспоминала, как некто когда-то сказал, что любой нормальный мужчина будет счастлив оказаться в моей постели. Ты еще не передумал?       - Передумал? Я?!! Я от своего слова никогда не отказываюсь!       - Тогда почему мы теряем здесь время? Седлайте вашего железного коня, сударь. Я готова умчаться с вами в закат!       Она проснулась первой. За окном только начинало светать, и Валентина не спешила вставать. Было так невероятно замечательно лежать, прижавшись к его большому горячему телу! Лучше разве что лететь на заднем сидении мотоцикла, обнимая это самое тело, в закат. Так, чтобы ветер бил в лицо, а свет фонарей сливался в огненные дорожки. И чувствовать себя любимой и счастливой.       А потом возноситься по лестницам на его руках, словно в рай, утопая пальцы в жестком шелке его волос, целуя его губы и чувствуя, как тяжело и глухо колотится мужское сердце. И слышать безумный стук своего, ощущая, как пылает кровь, превращаясь в тягучий мед.       И как апофеоз – прохлада простыней, жар тел… Его сила и мощь, сливающиеся с ее мягкостью и нежностью, и крик, неудержимо рвущийся с припухших губ в момент наивысшего наслаждения, когда перед глазами, взрываясь, летят звезды, а мир утрачивает границы, а затем и вовсе перестает существовать. И в пустоте огромной Вселенной есть лишь они, все еще накрепко слитые друг с другом. Гимн жизни, бросающий вызов ледяному покою космоса. И Вселенная улыбалась, глядя на них, и прощала им все. Когда это произошло впервые, она рыдала, задыхаясь от наслаждения. Бесконечного, острого, граничащего с болью. А он нежно сцеловывал слезы с ее горящих щек. Он ни о чем не спрашивал, чувствуя, что так и надо. Все правильно. Так и должно быть. Слезы смоют прошлое, заберут боль, дав им возможность начать жить заново. Вместе.       И вот теперь он спал, а она лежала в его объятиях, прижимаясь, чтобы сильнее почувствовать его, и была так несказанно счастлива, что становилось страшно. За то, что могла бы прожить жизнь и не познать этого… За то, что вдруг отнимут… А она без него не сможет.       - Я люблю тебя, - прошептала Валентина, поглаживая пальцами широкую грубоватую ладонь, покоящуюся на ее груди.       - Я люблю тебя, - сонно пророкотало над ухом.       - Ты не спишь?       - Как и ты? О чем задумалась, родная?       - Обо всем и ни о чем. Ты не осуждаешь меня?       - Осуждаю? За что?       - Ну… Не знаю. И двух месяцев не прошло, как развелась, а уже в объятиях другого мужчины. Это как-то… неприлично, что ли?       - Неприлично кидаться в объятия другого мужчины, будучи замужем. Измена – это предательство, а предательству нет прощения. Но ты разведена, а значит вольна распоряжаться собой и своей жизнью, как заблагорассудится. Я не осуждаю тебя. И не думаю, что у меня или у кого-то еще есть такое право. Тем более, что я был подстрекателем, организатором и активным соучастником твоего долгожданного падения в мои стосковавшиеся объятия.       - Ну, уж нет! Нечего присваивать себе все лавры! Подстрекателем была я. Причем порой я это делала так откровенно, что сгорала от стыда.       - Откровенно?!! Что-то я не заметил этой твоей откровенности. Впрочем, пусть будет по-твоему. Ты была подстрекателем, я – организатором, и мы оба – соучастники. Все по-честному?       - Да. Просто… Наверное, я чувствую себя виноватой.       - В чем?       - В том, что наш с ним брак рухнул.       Валентина не назвала мужа по имени. Не хотелось. Здесь, в объятиях Сергея, имя другого мужчины казалось неуместным и ненужным.       - Брак – дело двух. Если он рухнул – виноваты оба, - возразил мужчина.       - Думаю, нам вовсе не нужно было жениться. Да-да, не удивляйся. Знаешь, я только теперь поняла, что между нами никогда не было любви и понимания. Влечение прошло быстро, а вот того общего, на чем можно было бы построить что-то еще, у нас не оказалось. А потом Галина пригласила меня в ФЭС, и я стала мало бывать дома. Это еще больше разлучило нас. Каждый жил в своем мирке и все больше отдалялся. Дети – единственное, что нас связывало, поэтому я и решилась на третьего ребенка. Мне казалось, что малыш сблизит нас, поможет вернуть утраченное понимание. Но нельзя вернуть то, чего никогда не было. А понимания и близости между нами не было никогда. Только страсть. А когда страсть ушла, не осталось ничего. После рождения сына мы и в постели-то ни разу не были. Вначале не хватало сил и времени, а потом я поняла, что и желания нет. Ничего нет. Есть я. Есть он. А нас нет.       - А нас?       - Нас? – она улыбнулась. – А мы были всегда, Сережа. С самой первой встречи. Ты просто стал центром моего мира. Мне бы уже тогда понять это. Но привычка – страшное дело. Привыкнув, мы не хотим ничего менять, боимся сделать хуже, боимся ошибиться. Вот и я боялась. Сомневалась, уговаривала себя подождать, дать еще один шанс, убеждала себя, что все пройдет, все наладится. Знаешь, когда он попросил развод, я не расстроилась, не разозлилась. Я… испытала облегчение. Будто случилось нечто, чего я давно ждала и очень хотела. А когда меня похитили… Я лежала на полу, пыталась освободиться и думала о тебе. О том, какой дурой была, сколько времени потеряла впустую. И очень надеялась, что ты меня спасешь. Как тогда, из бассейна. И ты спас. И я поняла, что жизнь дает мне новый шанс. Может быть, последний. И поняла, что не хочу упустить его, не хочу потерять тебя. Не хочу быть без тебя ни дня, ни минуты, ни секунды. И плевать, как на это посмотрит весь наш гребаный мир, что он подумает обо мне. Главное – это ты и я. Мы. И пока будем мы, остальное совершенно неважно.       - Хм-м… Мне определенно нравится ход твоих мыслей, - довольно подытожил мужчина, а его ладонь будто невзначай скользнула по ее груди.       - Ах-х… - выдохнула Валентина, чувствуя, как внутри вспыхивают первые огоньки желания. - Пока я рассуждаю о возвышенном, кое-кто, не буду показывать пальцем, пытается пробудить во мне низменные инстинкты?       - Что поделать? – покаянно пробормотал Сергей. - Мы, мужчины, народ простой, о высших материях рассуждать не приучены. Дал Господь – и слава Богу, спасибо ему за это! А вот пережить еще раз отдельные моменты сегодняшней ночи я совсем даже не против. Его губы проложили чувственную дорожку вдоль ее шеи от плеча до ушка.       - Только отдельные моменты? – теряя голову, выдохнула Валентина.       - Ну, на всю программу у нас времени не хватит.       - Почему? У меня сегодня выходной, у тебя, насколько мне помнится, тоже. Можем хоть весь день в постели проваляться.       - У тебя выходной? Мой Бог, ты права - это все меняет! - она почувствовала его улыбку. – Перейдем от слов к делу?       «Уже», - подумала Валентина, чувствуя, как горячие ладони ласкают грудь. Два года спустя…       Было ужасно душно. Взяв с тумбочки стакан воды, Валентина сделала пару глотков. Легче не стало. Оглянувшись на мирно похрапывающего рядом мужа, она осторожно высвободилась из его объятий и с трудом встала. Подойдя к окну, приоткрыла створку и присела на подоконник. Полегчало.       До родов оставалась еще целая неделя, а она уже не могла дождаться. Впрочем, эта беременность протекала на зависть всем. Ни токсикоза, ни угроз, ни изжоги, ни отеков - ничего из того, чем славны и трудны беременности. И хотя Сергей окружил жену таким вниманием и заботой, что жаловаться – грех, но она устала. Устала ходить, переваливаясь словно утка, устала спать на боку и на спине…       Валентина вдохнула поглубже и машинально повертела обручальное кольцо на пальце. Они поженились полтора года назад. Новость об их свадьбе произвела настоящий фурор. Еще бы! Заядлый холостяк женится на мамаше с тремя детьми. Просто светопреставление. Впрочем, для заядлого холостяка Сергей на удивление быстро вжился в роль мужа и отца. Дети любили его едва ли не больше, чем их мама. Да и с ее бывшим он умудрился наладить вполне нормальные отношения. Впрочем, Степан хотя и не забывал о детях, но появлялся нечасто, что, по ее личному мнению, было только к лучшему.       Она планировала очень скромную свадьбу. Только самые близкие, дети и свидетели. Но когда Сергей вынес ее на руках из ЗАГСа, то их встретил грохот хлопушек и шампанского, гора цветов и бесконечный водопад поздравлений. Родная ФЭС прибыл в полном составе. А Галина и Петрович, бывшие свидетелями, в ответ на ее наиграно возмущенный взгляд лишь недоуменно разводили руками и хитро улыбались. Впрочем, спустя полгода, когда она и Сергей выступили свидетелями бракосочетания Галины Николаевны Рогозиной и Николая Петровича Круглова, они вернули должок с процентами. Такой веселой и шумной свадьбы еще не видывали. А уж сколько было шуток, розыгрышей и просто забавных случайностей… До сих пор воспоминания о ней вызывали у всех улыбку, а видео с удовольствием пересматривались.       Валентина вздохнула и с тоской посмотрела на смятую постель.       «Надо все же поспать немного… Господи, ну когда уже?!!»       Она неловко поднялась, и тут по ногам хлынул поток воды.       «Оперативно ответили на запрос», - подумала женщина, чувствуя, как по губам скользит невольная улыбка, и направилась к кровати.       - Сережа.       Она похлопала мужа по плечу.       - Сережа!!!       - Что? – встрепенулся тот. – Что случилось?       - Ничего особенного. У меня воды отошли. Пора ехать в роддом. На следующий день…       - Валюша!!! – радостно кричал в трубку новоявленный папаша, размахивая огромным букетом ярко-алых роз. – Как ты?!!       - Хорошо, - рассмеялась стоящая у окна Валентина, глядя на подпрыгивающего от возбуждения внизу мужа. – Поздравляю, у тебя сын. Вылитый ты, между прочим. И я, и малыш в полном порядке. И мы оба тебя любим.       - Я тоже вас люблю!!!       - Ребятам – привет!       - А то! Они уже поляну готовят! Передавали тебе кучу пожеланий! Галина сказала, что ждет-не дождется, когда ты выйдешь на работу.       - Как только – так сразу! А пока пусть ждут. Как дети?       - В полном порядке! Сегодня вечером приеду с ними – убедишься.       - Ладно. Дуй на службу. Наверняка ведь сбежал?       - Обижаешь. Все официально. Лично Рогозина отпустила. Они тоже ждут новостей.       - Вот и сообщи им побыстрее. Целую тебя и детей. Я люблю тебя.       Она нажала кнопку отбоя и проводила уходящего мужа взглядом, а затем направилась к кювезу, где сладко посапывал малыш. «Михаил Сергеевич Майский» - значилось на бирке. Полюбовавшись, она нежно коснулась губами упрямого, как у отца, лобика.       - Добро пожаловать в наш огромный прекрасный мир. Конец. 28 марта 2016 года.