Ритуал

      Ме­фис­то­фель скло­нил­ся, наб­лю­дая за тем, как ка­ран­даш быс­тро сколь­зит по бу­маге. Маль­чиш­ка лет восьми пы­тал­ся изоб­ра­зить на лис­тке, выр­ванном из тет­ра­ди, сво­его за­щит­ни­ка от ноч­ных кош­ма­ров.       Ме­фис­то­фель не сом­не­вал­ся в том, что Сер­гей Ра­зумов­ский — но­вое воп­ло­щение Лю­цифе­ра. При иных об­сто­ятель­ствах он бы не стал свя­зывать­ся с ре­бён­ком. Ме­фис­то­фель не раз­де­лял пред­рассуд­ки лю­дей о глу­пос­ти и на­ив­ности де­тей, но мыш­ле­ние и вос­при­ятие ми­ра у них от­ли­чалось от то­го, к ко­торо­му при­вык­ли взрос­лые. День­ги, удо­воль­ствия, бо­гатс­тва, веч­ная жизнь — всё это ред­ко ин­те­ресо­вало де­тей. Их же­лания за­час­тую бы­ли ха­отич­ны­ми, с двой­ным под­тек­стом или нап­равлен­ные на бла­го дру­гих, что вы­зыва­ло у де­монов оп­ре­делён­ные труд­ности.       Впро­чем, что­бы уз­нать меч­ты и же­лания Сер­гея Ра­зумов­ско­го, ко­торый по­терял род­ных и ока­зал­ся в дет­ском до­ме, не тре­бова­лось при­лагать боль­ших уси­лий. Ме­фис­то­фель не со­бирал­ся брать на се­бя роль опе­куна или ста­новить­ся дру­гом для это­го маль­чиш­ки. Он толь­ко же­лал убе­речь фор­ми­ровав­шу­юся лич­ность, под­тол­кнуть на нуж­ный путь, под­го­товить поч­ву для зер­на, ко­торое сей­час на­поми­нала сущ­ность Лю­цифе­ра. Че­лове­чес­кие де­ти по­ходи­ли на ку­сок гли­ны, из не­го мож­но бы­ло сот­во­рить как прек­расное про­из­ве­дение ис­кусс­тва, так и неч­то омер­зи­тель­ное. Ме­фис­то­фель об­ла­дал си­лами при­дать ему оп­ре­делён­ные очер­та­ния, но ко­неч­ный ре­зуль­тат за­висел от са­мого Ра­зумов­ско­го.       Кра­ем гла­за Ме­фис­то­фель при­метил во­рону, усев­шу­юся на вет­ку де­рева во дво­ре. Эти пти­цы прес­ле­дова­ли Ра­зумов­ско­го во сне и на­яву. Во­роны наб­лю­дали за ним, ког­да тот бодрство­вал или же на­пол­ня­ли грё­зы маль­чиш­ки, прев­ра­щая их в су­щий кош­мар. Не пер­вый раз Ме­фис­то­фель стал­ки­вал­ся с ду­хами, об­ретши­ми си­лу бла­года­ря ро­ду люд­ско­му — Бог-Мед­ведь, Бог-Ша­кал...       Бог-Во­рон. Древ­ний дух, ко­торо­го нес­коль­ко сто­летий на­зад из­гна­ли из ми­ра смер­тных. По­хоже, он на­шёл спо­соб вер­нуть­ся, ко­пил си­лы и ис­кал под­хо­дящую обо­лоч­ку для се­бя. Ме­фис­то­фель не знал, про­дал­ся ли кто-то из пред­ков Ра­зумов­ско­го это­му «бож­ку» или ин­те­рес Во­рона к маль­чиш­ке был выз­ван дрем­лю­щей си­лой, но от­да­вать то­го, кто по пра­ву при­над­ле­жал Аду, ка­кой-то ощи­пан­ной ку­рице он не со­бирал­ся.       Труд­ность зак­лю­чалась в том, что в этом ми­ре для Ра­зумов­ско­го Ме­фис­то­фель был все­го лишь тенью. Он не об­ла­дал властью пов­ли­ять на не­кото­рые со­бытия в жиз­ни маль­чиш­ки без прив­ле­чения к Ра­зумов­ско­му вни­мания Не­бес. И всё же Ме­фис­то­фелю уда­лось най­ти не­боль­шую ла­зей­ку, что­бы обой­ти пра­вила и об­вести вок­руг паль­ца оп­ре­делён­ных пер­на­тых лич­ностей. Ра­зумов­ский дол­жен был приз­вать его, по доб­рой во­ле сту­пить на «тём­ную до­рож­ку».       Тет­радный лис­ток и ка­ран­да­ши ста­ли за­меной ма­гичес­ких сим­во­лов, ме­ловых ли­ний и зна­ков, вы­веден­ных кровью. Ис­тинное же имя, ус­лы­шан­ное во сне, бы­ло силь­нее лю­бого зак­ли­нания.       — Ра­зумов­ский! — скри­пучий го­лос зас­та­вил маль­чиш­ку вздрог­нуть и во­ронить ка­ран­даш, а са­мого Ме­фис­то­феля по­мор­щить­ся. — Чем ты за­нят?!       Жен­щи­на не с гни­лой, но пус­той ду­шой, упи­ва­юща­яся властью над те­ми, кто не спо­собен про­тивить­ся её во­ле. Она не осоз­на­вала, что сот­во­ряла из сво­их уче­ников ку­кол, от­би­вала у них тя­гу к зна­ни­ям. Ра­зумов­ский был для неё бель­мом на гла­зу — до­маш­ний и ти­хий, но при этом пы­та­ющий­ся нас­та­ивать на сво­ей точ­ке зре­ния, в ме­лочах иду­щий про­тив пра­вил.       — Марь Иван­на, я... — маль­чиш­ка встал из-за пар­ты под смеш­ки од­ноклас­сни­ков.       Ме­фис­то­фель ощу­щал не страх, но оби­ду, на­пол­нившую ду­шу Ра­зумов­ско­го. За свою ко­рот­кую жизнь маль­чиш­ка при­вык к то­му, что взрос­лые дол­жны обе­регать и за­щищать де­тей. В этом мес­те боль­шинс­тво учи­телей или воз­вы­шали се­бя, при­нижая тех, кто был за­ведо­мо сла­бее, или от­но­сились к сво­им по­допеч­ным с рав­но­души­ем.       — Опять по­хаб­щи­ну ри­су­ешь?       Ме­фис­то­фель ти­хо хмык­нул и пе­ремес­тился за спи­ну к жен­щи­не. Он не со­бирал­ся опе­кать маль­чиш­ку, но и вы­тирать но­ги о Ра­зумов­ско­го та­ким вот лич­ностям не же­лал поз­во­лять. Поз­же Ра­зумов­ский, ко­неч­но, на­учит­ся да­вать от­пор на сло­вах и на де­ле, а по­ка он нуж­дался в за­щит­ни­ке. Бла­го Не­беса не столь зор­ко наб­лю­дали за пус­ты­ми ду­шами, это раз­вя­зыва­ло Ме­фис­то­фелю ру­ки.

***

      — Нет, — ти­хо от­ве­тил он, не об­ра­щая вни­мания на пе­решёп­ты­вание од­ноклас­сни­ков.       Сер­гей не по­нимал по­чему в оче­ред­ной раз его от­чи­тыва­ли пе­ред всем клас­сом. Он же ни­кому не ме­шал, ни­кого не от­вле­кал. Обид­нее все­го бы­ло не из-за нас­ме­шек или двой­ки, ко­торую Марь Иван­на ему обя­затель­но пос­та­вит, а из-за ри­сун­ка, заб­ранно­го учи­тель­ни­цей. Сер­гей толь­ко-толь­ко су­мел изоб­ра­зить то соз­да­ние, ко­торое во сне за­щити­ло его от гро­мад­ных во­рон.       — Ра­зумов­ский, по­чему... — Марь Иван­на рез­ко умол­кла, нес­коль­ко раз мор­гну­ла, по­ложи­ла лис­ток, ко­торый ком­ка­ла в ру­ках об­ратно на пар­ту. — Ты за­кон­чил со­чине­ние?       — Да, — рас­те­рян­но от­ве­тил Сер­гей.       — Тог­да те­бе сле­дова­ло под­нять ру­ку и ска­зать мне об этом, а не си­деть и мол­чать, — по­низив го­лос, воп­ре­ки обыч­ной ма­нере, про­из­несла учи­тель­ни­ца.       — Прос­ти­те... — проз­ву­чало в гро­бовой ти­шине.       Все уче­ники дав­но при­вык­ли к вспыль­чи­вому ха­рак­те­ру Марь Иван­ны и к то­му, что она всег­да го­вори­ла на по­вышен­ных то­нах.       — Са­дись, Ра­зумов­ский, — учи­тель­ни­ца заб­ра­ла с пар­ты тет­радь и вер­ну­лась к сво­ему сто­лу.       Он об­легчён­но вы­дох­нул и ак­ку­рат­но раз­гла­дил тет­радный лис­ток. Ког­да Сер­гей взгля­нул на ри­сунок, ему в го­лову по­чему-то приш­ли стро­ки из глу­пой дев­чачь­ей сказ­ки.       «…бе­лый, как снег, ру­мяный, как кровь, и чер­ня­вый, как чёр­ное де­рево».       Его за­щит­ник мень­ше все­го по­ходил на Бе­лос­нежку, но пред­по­читал эти три цве­та, Сер­гей при­думал им своё зна­чение. Чёр­ный — ночь, бе­лый — лун­ный свет, а крас­ный — языч­ки пла­мени и кровь вра­гов. С са­мого ут­ра Сер­гей пы­тал­ся на­рисо­вать это соз­да­ние, но уро­ки ник­то не от­ме­нял, по­это­му он ста­рал­ся пос­ко­рее вы­пол­нить все за­дания и вер­нуть­ся к ри­сун­ку. Сер­гею ка­залось, что его нуж­но за­кон­чить до нас­тупле­ния но­чи. Это бы­ло важ­но, но по­чему — он не знал.       Ос­та­валось зак­ра­сить гла­за его за­щит­ни­ка. Сер­гей по­тянул­ся к крас­но­му ка­ран­да­шу и по­нял, что то­го нет ни на пар­те, ни в ко­роб­ке. Ско­рей все­го он упал на пол. Сер­гей заг­ля­нул под пар­ту.       — Ра­зумов­ский, — прос­кре­жета­ла Марь Иван­на.       Сер­гей под­жал гу­бы, за­метив ка­ран­даш, ко­торый ука­тил­ся к пар­те в дру­гом ря­ду. До­тянуть­ся до не­го не по­лучи­лось бы при всём же­лании, а прив­ле­кать к се­бе лиш­нее вни­мание учи­тель­ни­цы пос­ле слу­чив­ше­гося Сер­гею не осо­бо хо­телось. Пле­вать на двой­ку и вы­говор, но Марь Иванна мог­ла пор­вать его ри­сунок. Сер­гей взгля­нул на ко­роб­ку и дос­тал жёл­тый ка­ран­даш.

***

      Ме­фис­то­фель незримой тенью прос­коль­знул в ком­на­ту, где спа­ли де­ти, и встал у из­го­ловья кро­вати Ра­зумов­ско­го. Нес­мотря на то, что маль­чиш­ка об­ла­дал си­лой, знал его внеш­ность и имя, ри­ту­ал не удал­ся.       Ра­зумов­ский что-то про­бор­мо­тал во сне и по­вер­нулся на дру­гой бок, на пол сколь­знул нем­но­го по­мятый тет­радный лис­ток. Ме­фис­то­фель мель­ком взгля­нул на ри­сунок и, впер­вые за нес­коль­ко де­сяти­летий, тя­жело вздох­нул. По­хоже, в его пер­во­началь­ный план не­об­хо­димо бы­ло внес­ти не­кото­рые из­ме­нения. Всё же де­ти — неп­ред­ска­зу­емые соз­да­ния.       «Ме­фис­то — мой друг», — гла­сила над­пись на ри­сун­ке, вы­веденная яр­ко-жёл­тым ка­ран­да­шом.