Всего лишь тренировка

У Колумбины было множество талантов, в число которых входило умение вышивать красивые узоры, умение петь звонким голосом по поводу и без повода, умение готовить великолепные блюда, умение задорно танцевать под всевозможную музыку, или же просто умение смущённо улыбаться, но, к большому разочарованию Янтарь, перечень этих милых черт не содержал умения делать мастерские узлы, над которым сломали бы головы даже самые закоренелые узлоделы. Любой узел, над которым мышка трудилась несколько минут, разматывался сразу же, стоило Янтарь лишь пошевелить лапами, из-за чего она уже начала сильно жалеть, что ей вообще пришла в голову эта абсурдная мысль, а Колумбина всё больше и больше волновалась и краснела, совершая череду нелепых ошибок, поэтому белка с трудом сдерживалась, чтобы хотя бы не разрыдаться от досады. Янтарь, услышав тяжёлое прерывистое дыхание своей любимой подружки, попыталась хоть как-то её подбодрить: — Колумбина, у тебя всё получится, только не волнуйся, — эти слова вызвали у неё неприятное жжение; уже прошло ровно пятнадцать минут, а мышка даже начальный пункт толком не могла выполнить. Раздражённый стон комом застрял в горле Янтарь: верёвка, снова опущенная на её передние лапы, сведённые за спиной, дрожала, что не предвещало ничего хорошего. — А может не стоит, а? — взволнованно спросила Колумбина. — Займёмся чем-то другим, более приятным. Янтарь убрала свои лапы, подавила желание хлопнуть себя по лбу, развернулась на табуретке, и заметила грустное выражение мордочки своей подружки. — Это нужно мне для тренировки терпения и выдержки, — она попыталась улыбнуться Колумбине, но улыбка вышла какой-то неестественной, измученной, поэтому белка сразу же перестала улыбаться. Янтарь вздохнула, нахмурилась, положила лапу на грудь, и крепко задумалась над тем, как же ей помочь Колумбине научиться делать мастерские узлы, чтобы наконец-то добиться желаемого; через несколько минут тягостных размышлений, сопровождаемым дыханием мышки, белка наконец-то нашла самый подходящий, как ей показалось, выход из этой ситуации. — Представь, что ты стреляешь из лука, — Янтарь тут же поспешила поделиться своей идеей с подружкой. — Ты же помнишь, как я учила тебя стрелять из лука? Щёки Колумбины залил приятный румянец, она смущённо потупила взгляд: — Ну, тогда я стреляла куда хуже, чем сейчас. Янтарь весело рассмеялась, встала, подошла к подружке, обняла и ласково погладила её русые волосы, завязанные в хвост: — За эти несколько лет ты стала весьма умелым лучником, — хмыкнула белка, а затем продолжила. — Но тогда ты волновалась, страшно переживала, что не попадёшь в цель, что обязательно промахнёшься, и однажды даже заявила, что вообще больше не хочешь учиться стрелять из лука… Это случилось спустя неделю после того, как Котир пал: мышка, потерпев очередной раз крах на стрельбище, не выдержала и разрыдалась; Янтарь потребовалось несколько часов, чтобы успокоить подружку и уговорить её не бросать любимое дело. — Но при чём тут лук, Янтарь? — озадачилась Колумбина, пытаясь понять аналогию белки. — Когда ты перестала волноваться, нервничать, переживать, то сразу же научилась стрелять из лука, ты даже превзошла самых лучших моих бойцов. — продолжила объяснятся Янтарь. — Возьми себя в лапы, перестань беспокоиться, представь, что верёвка, которую ты держишь в своих красивых лапах, является луком, а я твоя мишень. Колумбина была превосходной ученицей, с лёгкостью училась путём проб и ошибок, и белка была искренней в своей уверенности, что мышка наконец-то сможет взять себя в лапы и наконец-то связать её. — Хорошо, — вздохнула она. — Я попробую. Янтарь вернулась на свою табуретку, выставила вперёд передние лапы, скрестила их замком, а затем принялась ждать; Колумбина сделала несколько раз серию вдохов-выдохов, нахмурилась, а затем продолжила своё дело, которое для неё было не самым лёгким и, как догадалась Янтарь, не самым приятным: коричневая верёвка, сделанная таким образом, чтобы не сильно вредить звериной коже, легла на запястья белки, несколько раз протянулась вокруг них, а затем завязалась в узел. Янтарь попыталась освободить связанные лапы, попробовала разомкнуть «замок», но потерпела полное поражение, так как крепкий узел держал лапы вместе, не давая им разжаться. — Ты смогла! — радость Янтарь от того, что Колумбина наконец-то сделала мастерский крепкий узел, была настолько высокой, что белка резко вскочила, чуть не упала, но её вовремя подхватила мышка. — А ты сомневалась, — широко улыбнулась Колумбина, на мордочке которой так и лучилось довольное выражение, помогла Янтарь присесть, села и принялась за её задние лапы. Янтарь даже показалось, что это была вовсе не Колумбина, а какой-то моряк, всю свою сознательную жизнь вязавший крепкие узлы; мышка ловко орудуя верёвкой, обвязала её вокруг лодыжек, а затем мёртвой хваткой привязала их к ножкам табуретки. — А теперь завяжи мне рот, — серьёзно произнесла белка. Колумбина сильно удивилась: — Зачем? — Это часть тренировки: если ты когда-то встретишь лесного разбойника, свяжешь его, а он будет использовать грязные словечки, то ты сразу же заткнёшь ему рот! — Ладно, — вздохнула мышка, достала широкий платок с вышитым на нём колокольчиками, разгладила его, а затем обошла Янтарь, подойдя к ней сзади; на рот белки легла тут же тёплая ткань, которая тут же затянулась в крепкий узелок, чуть прижав её короткие чёрные волосы и вызвав невыносимую тесноту. — Омпфм пмпфм, — Янтарь будто начали душить, настолько туго Колумбина затянула кляп. К великому облегчению белки, Колумбина догадалась, что от неё требуется, и быстро ослабила платок: теперь он не мешал Янтарь нормально дышать, но вместе с тем её речь оставалась неразборчивой. — А тепефь фафяфи мне-е глафа, — обратилась белка к мышке, с трудом ворочая языком из-за кляпа. У Колумбины, щёки которой так и горели от смущения, мордочка приобрела озадаченное выражение: — Что? — Фафяфи глафа! — повторила Янтарь, невольно закатив глаза. Колумбина тяжело вздохнула: — Я не знаю, чем завязать тебе глаза… — Вофьми моф флафо-ок, — ответила белка. Мышка подошла к ней, залезла свой правой лапой в карман её рубашки, вытащила широкий платок, а затем внимательно посмотрела на Янтарь: — Это точно нужно для тренировки? — Афа, — многозначительно кивнула белка. Через несколько секунд Янтарь погрузилась в абсолютную темноту, вокруг неё не было ни одного источника света, за который она могла бы зацепиться своим взором; лишь дыхание Колумбины напоминало ей о том, что она не одна. Рядом с ней Янтарь чувствовала себя спокойно, белка наслаждалась молчаливым присутствием своей подружки, жадно вслушивалась в её вздох, с азартом ловила каждое её нежное прикосновение, и её грудь преисполнялась такой волной гордости за Колумбину, что Янтарь невольно при этом протяжно мычала от удовольствия. Этот факт, что Колумбина наконец-то смогла овладеть искусством связывания, доставлял белке великое удовольствие; эта тренировка была вовсе не для Янтарь, эта тренировка предназначалась именно для мышки, и Янтарь была безмерно рада, что её подружка справилась на все сто. Янтарь вдруг осознала, что всё это время она плакала: глазная повязка была теперь совершенно мокрой, а кляп впитал в себя не только слюни, а и слёзы, вызывая у белки теперь не самые приятные ощущения. — Мфифи пофяфку! — попросила она Колумбину, несколько раз моргнув. Яркий свет заставил белку недовольно зажмуриться: видимо, за всё это время глаза слишком привыкли к темноте. — Что случилось? — спросила мышка, испуганно посмотрев на её заплаканную мордочку. Янтарь внимательно посмотрела на неё, глубоко выдохнула через кляп, и раздвинула уголки губ в нежной улыбке. — Н-нифефо, — ответила белка. — Я… я офень фафа, фто ты фмофла. Любимая подружка смущённо улыбнулась, потупив взгляд. — Эта тфенифофка фыла фафи тефя, — честно призналась Янтарь, не выдержала и невольно шмыгнула носом из-за безграничной гордости за Колумбину, которая воистину была способной ученицей. — А тефефь фаффяфи меня. Янтарь не сомневалась, что раз мышка смогла её так умело связать, то сумеет и развязать; увы, её ожидания были далеки от реальности… Колумбина подошла к ней, первым делом вытерла её слёзы, а затем принялась за весьма сложный узел, не дающий «замку» белки разомкнуться: мышка пыхтела, краснела, даже вообще вспотела, но никак не могла освободить передние лапы Янтарь. — Я не могу их развязать! — воскликнула Колумбина, в уголках глаз которой начала собираться влага. Будь лапы Янтарь свободными, то она бы точно хлопнула себя по лбу, но нынешняя ситуация позволяла ей лишь несколько вещей: крепко вцепиться своими зубами в кляп, чтобы сдержать поток бранных слов, и сердито смотреть на Колумбину, из глаз которой уже вовсю начали течь слёзы. — Фёфт! — не выдержала белка и возмущённо замычала в тряпку, чей мокрый вкус начал приносить ей значительные неудобства. У Колумбины её мордочка исказилась в такой виноватой гримасе, что белка не могла не посочувствовать своей подружке, но с каждой неудачной попыткой мышки развязать злосчастный узел Янтарь начинала раздражаться всё больше и больше: мало того, что начала болеть челюсть, так ещё и верёвки вжались в кожу. — Извини, — слабым голосом пробормотала Колумбина, стараясь подцепить узел своим тонким когтем. — Фытафи фляф, — обратилась к ней белка. Янтарь надеялась, что мышка сможет хотя бы развязать этот злосчастный платок, поэтому ещё больше напряглась, даже перестала дышать, когда Колумбина обошла её, чтобы развязать узелок кляпа. — Девочки, как вы… — именно в этот момент появилась аббатиса Жермена. — Тут? Увидев свою наставницу, Колумбина испуганно ахнула, а Янтарь нервно сглотнула, чуть не подавившись частью платка. — Фоффое утфо, Фефмена, — белка почувствовала, как её щёки заливает предательский румянец, и виновато уставилась прямо на свои связанные передние лапы. Пожилая мышь нахмурилась, поставила на стол корзинку с фруктами, и скрестила свои лапы на груди. — Чем же вы тут занимаетесь, госпожа Янтарь? — вздохнула аббатиса. — А ты, Колумбина? — Это была тренировка, матушка-аббатиса, — мышь ответила это так тихо, что даже Янтарь с трудом её расслышала. — Тфенифофка, — ответила за неё белка. — Фытафи фляф. Колумбина развязала узелок кляпа, вытащила его, а затем встала рядом с Янтарь, положив на её плечо свою лапу. — Тренировка, — повторила Янтарь, жадно облизав свои губы. Янтарь испытывала такой жгучий стыд, что явственно чувствовала, как пылают её уши; ей совершенно не нравилась мысль оправдываться перед старой пожилой мышью… Даже тот факт, что Жермене тоже было неловко в той ситуации, и что рядом была Колумбина, нисколько не утешал белку. — Верёвки! — вдруг воскликнула мышка, нарушив эту тишину, и снова принялась за это трудновыполнимое дело. — Может ты попробуешь ножом? — вмешалась аббатиса, начала рыскать в своей корзине, а затем достала из неё самый обыкновенный нож, которым лесные жители обычно резали фрукты. Янтарь с такой благодарностью взглянула на Жермену, что если бы не верёвки, то точно бы её обняла. Благо, Колумбина умела работать с таким ножом, поэтому за считанные секунды полностью освободила белку от верёвок. — Ох, Великие Сезоны! — воскликнула аббатиса, увидев на её коже красный след от верёвок. — Твои лапы нужно срочно обработать мазью! Янтарь и слово не успела вставить, как Жермена посадила её на стул, достала банку с чем-то бесцветным, и строго взглянула на смущённую Колумбину: — Ну-с, юная леди, раз вы научились вязать узлы, то учитесь тогда и подружку свою лечить. У этой мази был настолько приятный запах, что Янтарь не выдержала, широко улыбнулась, и сделала шумный вдох своим носом. — Ну никак вас самих оставить нельзя, — проворчала Жермена, наблюдая, как мышка ласковыми движениями трудилась над лечением белки. — Даже боюсь придумать, что ты в следующий раз выдумаешь, госпожа Янтарь. Янтарь вдруг представила, как учит Колумбину искусству владения копьём, взмахнула лапой, чуть не выбив из лап мышки банку, и громко захохотала, через несколько секунд вместе с ней засмеялась и Колумбина, а аббатиса лишь молча наблюдала за ними, качая головой. — Что-то да выдумаю, — подмигнула Янтарь Колумбине.