В сером

Каждый день похож на предыдущий. Месяц — на минувший. Год похож на год. Тот, кто стал Серым Лисом, цепляется за старые привычки, чтобы не сойти с ума, и это постепенно заменяет нормальную жизнь — ту, которую потерял. Его замок просыпается рано. Ночной караул сменяется утренним, и если никто не замечает, легко проскользнуть внутрь вместе со всеми. Встречные смотрят сквозь него, а наткнувшись, рассеянно ругаются, проклиная скользкие камни, и тотчас забывают. На скамью у дверей в приемный зал никто не садится. Просители огибают ее, стража проходит мимо, бестолковая прислуга никогда ничего на ней не забывает. С этой скамьи трон видно лучше всего. Это, наверное, очень глупо — приходить и каждый день просто смотреть на ту, кто тебя не видит и не слышит. У Анвила больше нет графа, и графиня справляется сама. Ее любят и слушают, и тот, кто стал Серым Лисом, спокоен за графство и город. Вмешаться он все равно не может, разве что чужими руками, а в Гильдии, которую — очень медленно и неохотно — он признает своим новым домом и семьей, пока нет человека, которому можно было бы довериться. Но Миллоне не нужно вмешательство. Всякий раз, принимая сложное решение или выслушивая претензии подданных, в которых за полчаса не разберешься, Миллона рассеянно вертит на пальце обручальное кольцо, и на сердце чуть теплеет: ты меня помнишь, ты не забыла. Тот, кто стал Серым Лисом, больше всего боится, что однажды оно исчезнет. Он понимает, что Анвилу нужен наследник, иначе потом его ждет гражданская междоусобица, что Миллоне однажды придется сделать выбор, и это необходимо. Но думать об этом совсем не хочется. Дела Гильдии требуют его присутствия все чаще и чаще. Не все можно делегировать, и из Анвила приходится уезжать. Для этих поездок тот, кто стал Серым Лисом, берет лошадь из замковых конюшен, а потом возвращает ее назад. Почему-то она его узнает, и он жалеет, что не завел в свое время пса. Лошадь не заберешь насовсем, конюхов накажут — а пес мог и сам убежать. То, что было только долгом, постепенно становится по-настоящему важным. У нищих жителей Портового района есть имена и лица, и нарушать закон ради них — не преступление. Тот, кто стал Серым Лисом, повторяет это себе раз за разом. Мое графство. Мои люди. Я делаю то, что делал и раньше. С годами возвращаться в Анвил получается все реже; тот, кто стал Серым Лисом, иногда просыпается от страха, что забыл свое имя. Что больше не может снять капюшон. Что тот, кем он был, стерся, исчез и перестал существовать. Когда по всему Сиродиилу открываются Врата, тот, кто был Серым Лисом, оставляет Имперский город. Проклятие никуда не пропало, но в эти дни долг перед графством перевешивает. Он мало чем может помочь — никто не может, — но может быть рядом с Миллоной. Защитить ее, пусть и незримо. Врата возле Анвила помогает закрыть один из многочисленных наемников — тот, кто стал Серым Лисом, видел его и в Имперском городе, и в анвильском замке. Он не боится ни даэдра, ни древней магии, ни конца света. У него легкий шаг и ловкие руки. Он не задает лишних вопросов — делает что сказано и не уточняет, зачем. Неслышный и невидимый — проклятие укрывает и от нелюдских глаз, — тот, кто стал Серым Лисом, наблюдает, как осыпается пеплом огонь Врат. Как ловко наемник скрывается в тенях. Возможно — только возможно — его как-то можно использовать. Вероятно — только вероятно — он может быть полезен. Надежда призрачна. И все же она есть. Тот, кто стал Серым Лисом, отправляется в Имперский город. К наемнику скоро помчатся гонцы — а ему пора в «Первое издание». Если и есть на свете книга, которая поможет понять, как работает проклятие — и как его можно снять, — то разве что там. Верить очень сложно. Но на его пальце — обручальное кольцо, а Миллона верит и ждет. Поэтому способ существует. Нужно только его найти.