Престранные Помыслы Прекрасного Повелителя Пробирок

Зависюлька, поворот, зависюлька, дрейф, поворот. Почему это становится гораздо сложнее, когда на тебя смотрят сотни людей? По трибунам прокатился вздох, и краем глаза я заметил, как пуффендуйский Как-Его-Там (кажется, Путник? Искатель? Вышибала? Пищалка? Все эти названия такие дурацкие) протаранил одного из красных игроков. — Пенальти! — крикнул я, уворачиваясь от пушечного ядра, которое летело так, будто сильно торопилось прошибить чей-нибудь череп (отчего я потерял равновесие и чуть не соскользнул с метлы). — Кому? — не удержался кто-то. Я призадумался на секундочку. Действительно непонятно кому. Команде, на которую напали, или нападавшему? Пенальти это вообще хорошо или плохо? Этого я тоже не знал. «Ай, и ладно. Попробуем угадать», — подумал я. Врезались в гриффиндорца… значит… — Пенальти Гриффиндору! Пуффендуйцы заулюлюкали по причинам выше моего понимания. Возможно, у них склонность к мазохизму. Матч продолжился, и я пожертвовал внимательным отношением к игре, чтобы выжить. Поразительно, что в предсмертном состоянии я оказался всего дважды. Первый раз я чуть не отдал концы, когда маленький золотой орешек подлетел ко мне и завис над плечом. Само по себе это уже заставило меня дёрнуться так резко, что я заорал: «Спасите!» — и спикировал опасно близко к полю. Я выправил метлу в последний момент, и, о чудо, крошечное золотое существо всё ещё сидело у меня на плече. Видимо, я ему понравился. Я взял его в руки. — Кто ты такой? — проворковал я. А потом случилось страшное. Какой-то паршивый пуффендуец (который весь матч просто болтался из стороны в сторону) яростно попикировал в мою сторону. В панике я потерял моего золотого птенчика, пока псих чуть не сшиб меня с метлы. — Пенальти! — завопил я, снова закладывая мёртвую петлю в сторону не самой мягкой на вид земли. — Кому? — заорали они. — Пенальти… эм… м-м… Гриффиндору! На мгновение я забоялся, что это будут мои последние слова, но великодушный порыв ветра дал мне лишние полсекунды, чтобы привести метлу в шаткое равновесие. Теперь я завис на три фута над травой, что было весьма далековато от основного экшена. Задумавшись, имеет ли это значение, я в итоге пришёл в выводу, что мне совершенно плевать. Я направил метлу вверх и свечкой понёсся в облака. Могу поклясться, что услышал крик мадам Помфри «Давай, детка!», раздавшийся с трибун. Я сконцентрировался на чувстве равновесия, но, к несчастью, для этого потребовалось высунуть язык. Я попытался изобразить что-то вроде разворота, когда огромная красная хренотень просвистела мимо, хлестнув мантией прямо в мой открытый рот. Я чуть не проглотил кусочек ткани от шока. Это был Гарри Поттер. И его мантия, его мерзкая мантия, побывала у меня во рту. Я поперхнулся и бомбочкой полетел вниз. Каким-то чудом я умудрился приземлиться на ноги. Более или менее. Я сплюнул на землю, но привкус грязной мантии никак не желал покидать рот. Зрители по какой-то причине бесновались на трибунах, а все игроки приземлились. Я не знал (и, честно говоря, мне было совершенно плевать) почему. Квиддич выше моего понимания. — Профессор Снейп! — позвал гриффиндорец, Оливер Вуд. — Разве вы не должны объявить окончание игры? — ОКОНЧАНИЕ ИГРЫ! — заорал я и снова сплюнул — ещё яростнее, чем в первый раз. Этот лопух просто уставился на меня. Дамблдор, который до этого момента сюсюкал и цацкался со своим любимым студентом — мистером Я-Засовываю-Мантии-В-Рот-Ничего-Не-Подозревающим-Людям, подшарашил к тому месту, где стоял я. К тому моменту я намагичил зубную щётку и ожесточённо стачивал зубы. — Великолепная работа, Северус! — прощебетал старикашка елейным голоском. — Больш-ш-ш-ш-ш-ше-е-е никогда-а-а-а, — прошипел я сквозь щётку, смерив его убийственным взглядом. — Это был худфый чаф фсей моей жифни. Дамблдор зафырчал от смеха. — Да ладно тебе, Северус! Игра длилась не больше пяти минут! Я сверился с часами, понял правоту старикашки и осознанно решил отрицать её любым способом. Невозможно, чтобы эта адская пытка длилась всего пять минут. Совершенно невозможно. Я рассмотрел возможность запустить в древнего хрена зубной щёткой, но вместо этого решил спросить с умеренной долей любопытства: — Кто победил? Дамблдор смерил меня странным взглядом, но всё же ответил: — Гриффиндор, разумеется. Я передёрнул плечами. Честно говоря, я просто радовался, что не отбросил копыта. В послематчевом возбуждении я чуть не забыл про своё крайне важное дело, которым собирался заняться после игры. К счастью, напоминалку я написал на руке: «В случае, если ты выживешь (что весьма маловероятно), отправляйся в Запретный лес после матча, чтобы изводить, запугивать и срамить Квиррелла». Увидев напоминалку, я чуть не взвизгнул от радости. Время пришло. Я на минуточку заглянул в комнату, чтобы переодеться в Устрашающую мантию, наложил сглаз на Адриана Пьюси, который пытался подсунуть мне любовное письмо на редактуру, после чего припустил к главному выходу из замка и по дороге в лес. Квиррелл покорно ожидал на Пастбище любовников, как и было указано в письме. А ещё он нацепил какой-то идиотский цветок и облился одеколоном, совершенно точно созданным для привлечения троллей. Я сделал последний вдох чистого воздуха и бросился в атаку. — Квиррелл, — сказал я. Он подскочил на добрый фут. Бесшумные подкрадывания — мой конёк. — С-северус, — прозаикал он. — Если н-не в-в-возражаешь, я н-немного з-з-занят сейчас. П-понимаешь, у м-меня т-т-тут встреча. — Совершенно верно. Со мной. Он уставился на меня с отвращением, омерзением и, в лучшем случае, с ужасом. — Но т-ты же знаешь, что я н-н-не р-разделяю твоих чувств, — сообщил Квиррелл (весьма тактично, к его чести). В этот момент откуда-то сверху послышался настораживающий треск, как будто какой-то кретин на метле на полной скорости врезался в дерево над нами. Мы с Квирреллом переждали дождик из листьев. Меня, однако, не так-то просто отвлечь. Квиррелл вздрогнул в ответ на шум и продолжил: — Т-т-так ч-что я н-не знаю, почему ты хотел в-в-встретиться со мной именно здесь, Северус… — Я подумал, что мы должны сохранить это в секрете, — холодно сообщил я. — В конце концов, ученикам незачем знать о философском камне. — Ты н-не м-м-можешь завоевать моё с-сердце Философским к-камнем, — пробормотал тюрбашка. — Я уже с-сказал, я не испытываю… Я прервал его. Хлопец очевидно не улавливал сути проблемы, а мне нужно было поскорее убираться, пока его одеколон не задушил меня окончательно. — Ты ещё не выяснил, как пройти мимо зверюги Хагрида? Тюрбашка снова дёрнулся. Видимо, это его любимое занятие. — Я н-н-не знаю, ч-что ты… — Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Над нами громко ухнула сова. Наверно, мне показалось, но звучало это так, будто кто-то на дереве сказал: «Воу!». Затем откуда ни возьмись на голову Квиррелла приземлился носовой платок с вышитыми инициалами «ГП». Понятия не имею, кому он мог бы принадлежать, к тому же я ещё не закончил свою важную речь, поэтому просто подцепил платок с квирреловского котелка и продолжил: — Я знаю, что у тебя на уме, Квиррелл. Но я не могу разговаривать в таком ужасном смраде, так что тебе лучше смагичить эту жуткую вонь. Давай, я уже наслышан о твоих фокусах. Я жду. Пришлось наклониться, чтобы вдохнуть чистый воздух. Серьёзно, по-другому я просто не мог поступить. Вонь одеколона кружила голову и забивала дыхательные пути. — Н-но, я н-не… — Хорошо, — отрезал я, продолжая тихохонько задыхаться. Дышать было положительно невозможно, и я начинал беспокоиться за своё здоровье. — Скоро мы поговорим с тобой еще раз. У тебя есть время подумать… и решить, на чьей… ты… стороне… Я запахнул нос в мантию и припустил подальше от этого места. К сожалению, далеко уйти мне не удалось. Примерно десятью футами позднее я пришвартовался к дереву в глубоком обмороке. Одеколон — страшная штука.