Престранные Помыслы Прекрасного Повелителя Пробирок

Я блаженно игнорировал свою Поттер-проблему три восхитительных дня (хотя про себя я тайно называл её своей лохматой проблемой). Три замечательных, поэтически-возвышенных дня вплоть до четвёртого сентября, когда толпа мелких гриффиндорцев бесстрашно прошествовала в мои подземелья. Разумеется, я выступил с очешуительной речью. Потом даже записал её, чтобы припугивать будущие поколения студентов (пика совершенства речь достигла в сентябре 1995-го, когда безупречная дикция, эффектные паузы и, конечно, лёгкий оскал обозначили вершину моей карьеры и вышибли слёзу из парочки особо впечатлительных студентов). Сама речь, разумеется, была отборной чушью. Вы реально знаете кого-то, кто может разлить по бутылкам славу? Хотя я действительно чувствую себя славно во время приготовления зелий. Если установить правильную мистическую атмосферу, наполнить комнату клубами пара и периодическими взрывами, невольно вспоминаются древние маги, опьянённые собственными зельями и прыгающие обнажёнными вокруг своих сложных (чаще ахинических) магических формул, окружённые буйствующими громами. Весьма вдохновляюще. Однако последний раз, когда я это делал (чувствовал себя великим архимагом, а не плясал нагишом, разумеется), мне пришло в голову принять устрашающую позу, в которой и застала меня Макгонагалл, ворвавшись в мой кабинет с очередной жалобой (для человека, который считает себя женщиной-кошкой, у неё вагон и маленькая тележка старческих проблем со здоровьем). Но мы отвлеклись. Когда Макгонагалл осмыслила увиденное, она чуть не обмочилась от смеха, взирая на мой внушительный стан. Хвала Мерлину, ибо я не вынес бы очередного «восхитительного» запаха в своём подземелье. Хотя и её конвульсивных подёргиваний на полу мне вполне хватило. Поначалу я пытался убедить себя, что старушка просто-напросто впечатлена моей пластичностью и грацией и бьётся в экстазе, но когда она начала рыдать от смеха, оставляя лужицы на моём драгоценном полу, пришлось признать правду. Я был вынужден выкинуть эту всхлипывающую кучу в коридор. Просто нелепо, как ничтожно мало личного пространства мы здесь имеем, даже когда студенты не крутятся под ногами. После этого памятного случая Макгонагалл взяла дурацкую привычку вламываться ко мне в самые неподходящие моменты — игра такая у неё, видите ли. С тех пор в качестве меры предосторожности мне приходилось одеваться и раздеваться, завернувшись в простыню и согнувшись в три погибели за кроватью. Однажды старушка чуть не довела меня до нервного потрясения, застав за хорёканьем на полу (это, разумеется, когда человек представляет себя хорьком — замечательная практика для снятия стресса). Так вот, Макгонагалл ворвалась в мой кабинет, как безмудый свинтус на стероидах, и мне пришлось срочно выдумать, что в столь экзотической позе на полу я разыскиваю очки. — Ты не носишь очков, — заявила она, как самое бесстыжее, сварливое существо, каким она, несомненно, является. Я ответил (со всем достоинством, на которое только способен человек, распластавшийся на полу в позе хорька): — Для дамы твоего положения, Минерва, было бы не лишним уразуметь, что некоторым секретным секретам лучше оставаться… эм… секретами. Но сейчас я посвящу тебя, и только тебя, в великую вселенскую тайну: у меня есть очки! И они где-то здесь. Они не могут составить нам компанию, ибо в эту самую минуту выполняют секретную миссию. Мне казалось, я изумительно выкрутился из неловкой ситуации, но взгляд Макгонагалл говорил об обратном. Она будто считала, что я понятия не имею, что за чушь несу. Возможно, на это как-то повлиял тот факт, что я понятия не имел, что за чушь нёс. Затем она вновь попыталась воззвать к моему здравому смыслу: — Северус, ни ты, ни я, ни кто-либо ещё не смог бы понять твоих бредовых рассуждений. — Ха! — воскликнул я, всё ещё пребывая в позе хорька. — Это потому, что здесь нет «кого-либо ещё». Она закатила глаза и, рассекая воздух, прошелестела мантией прочь из кабинета. Как смеет она так эффектно покидать мою комнату, когда её сюда даже никто не звал?! Подлая душонка. Но я, кажется, совсем потерялся в воспоминаниях о былых, лучших днях моей жизни. О чём я там говорил? Ах, да! Архинелепые первокурсники. Я сказал им, что знаю, как «закупорить смерть». Хе-хе. Они проглотили каждое слово. Остаётся надеяться, что ни у кого не достанет извилин напомнить об этом на последнем курсе, потому что я, несомненно, смогу выдать лишь изумлённый взгляд и выставить себя полным дураком. Закупорить смерть. Ха, и ещё раз ха! Если бы это было возможно, Тёмный Лорд был бы ещё жив и скакал сейчас через резиночку. Может, танцевал бы жаркую сальсу. Самое близкое к закупориванию смерти — моя антидепрессивная настойка. В конце концов, депрессия является главной причиной самоубийств. Мерлин, какой же я эрудированный! Так или иначе, я отнял у Поттера один балл. Уже не помню почему. Надо было снять больше, но было забавно наблюдать за ужасом на его лице, когда Поттер посчитал, что снятие одного балла — настоящая трагедия, а я просто злобный ублюдок. Потом простачок Невилл Лонгботтом (сын Алисы и Фрэнка, дай им Мерлин здоровья, но абсолютно бесталанный) умудрился взорвать простейшее зелье в истории магического мира. Так что я, естественно, снял ещё один балл с Поттера.