Дело в моменте

Серость очередного утра ничто не могло скрасить — даже любимый кофе, практически любовно заваренный в абсолютной тишине. В пустой и холодной квартире одному невероятно сложно даже дышать, будто бы с уходом последнего любимого человека перекрыли поступление кислорода. Грудь словно налита свинцом — сил не осталось даже для слез, которых, впрочем, почти и не было; лишь несколько капель упали на пол, а звук от их приземления потонул в слабом шепоте. Он просил остаться. Что-то обещал, в чем-то клялся — сейчас это уже не имело значения, потому что той, ради которой Кагеяма свернул бы горы уже давно не было в одинокой квартире. И лишь забытая футболка, насквозь пропахшая родным запахом с лёгкой примесью его одеколона напоминала о том, что это все был не сон, что все происходило в реальном мире, который перестал существовать ровно в тот миг, когда захлопнулась входная дверь. Прошло совсем мало времени, но боль от потери настолько изъела его изнутри, что теперь там осталась лишь бездонная пустота, разрастающаяся с каждым днём все больше и больше. Но Тобио, на самом-то деле, было уже совсем все равно — единственное, что сейчас было нужно Тобио — это родные объятия и лёгкие поцелуи в шею, доводившие его практически до бессознательного состояния, когда он совсем не отдавал отчёт своим действиям. Но сейчас в серой, как и тяжёлое небо, квартире лишь с оглушительным шумом раз в полторы минуты падали капли из крана в раковину — жизненно необходимый голос не звучал. Кагеяма ощущал каждой клеткой своего тела, что глухие стены окончательно его добьют, поэтому оставил на подоконнике чашку с все ещё дымящимся напитком и покинул квартиру так стремительно, будто бы в ней разгорелся пожар. Но свежий воздух все равно не привёл Тобио в адекватное состояние, он лишь всё усугубил. Кагеяма сделал первый шаг, который дался ему невероятно трудно, а затем и второй — простая прогулка напоминала разбег перед нападающим ударом. Однако, ни прыжка ввысь, ни замаха, ни удара не было, лишь бесконечно тянущаяся поступь — вялая и совершенно не свойственная юноше, полным сил. Её всегда тянуло к воде. Тобио никак не мог понять, что такого привлекательного в то тихой глади, то в буйных волнах. Она никогда не отвечала прямо, лишь шепотом отвечала: «Смотри», указывая рукой на бескрайнее море, в котором тонуло слепящее солнце. Кагеяма изо всех сил пытался понять, много думал, даже читал чьи-то блоги, однако так и не смог проникнуться той атмосферой, которая царила каждый вечер на тихом берегу. Тобио отчётливо понимал, куда он идет, хотя совершенно не собирался идти к морю, покидая дом. Все вокруг было размытым: дома, деревья, люди. Лишь одна точка была настолько четкой, что Кагеяма даже остановился, подумав, что это мираж. Но это было реальностью — почему-то совершенно оранжевое солнце плавно опускалось в спокойные воды, в которых играли блики от заходящего светила. Она была там. Одиноко сидела на камне, обхватив колени, на которых (Тобио был уверен на сто процентов) появились новые синяки и шрамы. Кагеяма молча подошёл и сел рядом, не издав ни звука. Он лишь искоса посмотрел на то, как волосами девушки, как всегда распущенными и немного растрепанными, играет ветер, как тонкие длинные пальцы перебирают мелкие камушки, как красивые, с неимоверным количеством ушибов и царапин, ноги омывает морская вода. Тобио знал, что, возможно, находится так близко к ней в последний раз, поэтому позволил себе очертить пальцами слишком знакомый шрам, заставив девушку вздрогнуть от неожиданности. Однако, она не убрала руку Кагеямы, не отодвинулась, наоборот, положила голову на его плечо и тяжело вздохнула, будто бы подводя итог — им нельзя по отдельности. — А знаешь, сейчас я понял, — произнёс Тобио, улыбаясь, — все дело в моменте, да? Она ничего ему не ответила. Лишь переплела их пальцы, сохраняя тишину. Но не ту, что была в квартире, когда Кагеяма был один, нет. Совершенно иную, не требующую никаких пояснений, ту, в которой и так понятно, что все это не просто влияние гормонов — это любовь.