Игры времени

      - Привет.       Глаза резало от света, и резало прямо до слез. Хотелось загородиться от него ладонью, но тело, словно замерзшее, совершенно не хотело слушаться. После нескольких попыток моргнуть, перед глазами возник знакомый силуэт. Видимость нулевая, все как в тумане, узнать, кто это было затруднительно, даже если попытаться прищуриться. Однако голос казался знакомым. Боги, как же хочется спать… И голова невыносимо тяжелая…       - Привет, - прозвучало довольно хрипло. Горло словно забито чем-то. С непривычки начался кашель. Тот, кто стоял рядом, помог немного приподнять голову, подложив еще одну небольшую подушку. Дышать стало чуть легче, но…       - Что-то в горле застряло.       - Все хорошо, это кислородные трубки. Все хорошо, ты только успокойся.       - Кагоме?       Будто от одного этого имени туман в голове рассеялся. Инуяша предпринял еще одну попытку проморгаться, и это действие возымело эффект. Мир обрел четкость, цвет. Нехотя, превозмогая тяжелую усталость, парень повернул голову в сторону. Из окна лился мягкий свет рассвета, неподвижно застыли ветки близрастущих деревьев, и первые лучи солнца перескакивали от стекла к стеклу множества окон большого здания. Стоило немного поднапрячь слух, и он услышал, как из коридоров доносились усталые голоса и скрип железных каталок. Полудемон, от накатившей волной неприятной ноющей боли, зажмурил глаза, простонав что-то нечленораздельное. Два и два послушно сложились, получив четыре, и Инуяша понял, что находится в больнице. Только как он оказался-то тут?       - Как ты себя чувствуешь? – заботливо спросила девушка, и парень открыл глаза, вглядываясь в лицо Кагоме. Под ее глазами залегли тени, во взгляде читалась смертельная усталость. В прикосновении к своей руке полудемон уловил мелкую дрожь. Сердце заколотилось. Он попытался дернуться к ней, но не смог. С ногами что-то, не двигаются, да и тело словно ватное, абсолютно не желало слушаться.       - Что со мной произошло? – спросил он, и Кагоме слегка замешкалась. Сам Инуяша неуклюже попытался привстать, но Кагоме твердой рукой вернула его на место. Но Инуяша не был бы собой, если б не заупрямился: рыкнув что-то неразборчивое, он скинул с себя ее руки и вновь предпринял попытку сесть. Тело нещадно ломило под тяжестью собственного веса, била дрожь. Незнакомые доселе ощущения не сулили ничего хорошего, да и это можно было понять по одному лишь взгляду девушки у его постели. Она шумно вздохнула и стала поддерживать парня, чтобы тот смог более-менее удобно расположиться на подушках в полусидящем положении. Инуяшу вело из стороны в сторону так, как бывает после долгой и бессонной ночи. Он чувствовал себя опустошенным, слабым, словно собственное тело предавало его. И это пугало. Эти перемены выбивали его из реальности, заставляли гадать, что произошло и что стало причиной.       - Что со мной произошло? – повторил он шепотом в пустоту, а потом повернулся к Кагоме, севшей на стул у его койки, и заговорил чуть громче, - Кагоме…расскажи.       Кагоме молчала. Она опустила голову и вперилась взглядом в свои перебинтованные ладони и сцепленные между собой пальцы. Как же трудно было подбирать слова, когда нужно рассказать о вещах, которые, возможно, на веру принимать не захочется абсолютно. Стоило ли сказать правду или все же умолчать о событиях минувших дней? Так или иначе, от ответа она уйти не сможет. Слишком уж настойчивым был его взгляд, да и зная его самого, то если она уйдет от ответа в самом прямом смысле этого слова, то этот упрямец же встанет и следом пойдет, причиняя себе еще большие увечья.       Но тут уж действительно бабка надвое сказала, пойдет ли…       - Кагоме, - судорожный бег разрозненных мыслей прервался. Кагоме услышала его зов и подняла глаза, - пожалуйста.       Внутри все сжалось. Как она может врать ему? Врать о таком… О том, что было. И она засомневалась в себе, вмиг стала сама себе отвратительной. Но глаз отводить не смела. Смотрела на него, такого родного…       - Ты… Помнишь что-нибудь из событий того дня? – Кагоме решила начать издалека. Но у самой девушки внутри словно черная дыра образовалась. Она снова затягивала ее в объятья страха, паники, опустошенности, заставляла переживать все так остро, будто произошедшее минуло каких-то пару минут назад. Замок рук на ее коленях сцепился чуть крепче, насколько позволяли травмы. Нельзя было подавать виду, иначе он забеспокоится и начнет психовать, а этого не нужно было делать совершенно.       Инуяша опустил глаза, задумался. Кагоме жадно наблюдала, как он морщит лоб, прищуривает глаза. Наблюдала, будто изголодавшись, но все никак не могла насытиться.       - Я помню, как он утащил тебя, - тихо проговорил парень в пространство, - обвил собой, запер. Ты кричала там, внутри… Я пытался пробиться к тебе, но не смог. А дальше… Дальше я не помню.       Он поднял глаза на Кагоме. Утренний свет очерчивал ее силуэт, закутанный в больничный халат. Она сидела прямо, сцепив ладони меж собой на коленях, и выглядела такой взрослой, что перехватывало дух. Она до боли сейчас походила на Кикио, ведь в карих глазах появилась та же искра. Смирения, сдержанного, умеренного тепла, тлеющего, но не горящего ярко. Ему не хотелось верить в то, что именно он сделал ее такой – червячок сомнения подтачивал изнутри, вынуждая заведомо винить себя. Когда-то он хотел этого, совершенно осмысленно представляя на ее месте Кикио, но не теперь, когда яркий блеск жизни в ее глазах превратился в ровно горящее пламя свечи.       Но они выжили, это он понимал четко. Но еще неизвестно какой ценой.       Хигураши сидела, молча переживая целый шквал эмоций, нахлынувших на нее после его слов. Она не могла ни видеть, ни слышать того, как он боролся, намертво завязнув в мире иллюзий. Кагоме и представить не могла, какой страх он мог испытать, какие страдания. Он боялся терять настолько же сильно, как и она сама, и сама мысль о том, что он мог ее потерять, больно сжимала сердце. Она прекрасно понимала это чувство, ведь испытала то же самое, удерживая жизнь в изломанном и израненном теле. Они оба боялись остаться в одиночестве.       В свою очередь могла ли она рассказать Инуяше о том, что было там, за кромкой его сознания? О том, что, когда его доставили в клинику, врачи не давали никаких гарантий. О том, что операция по откачиванию излившейся внутрь крови и последующие реанимационные мероприятия продолжались девять часов. О том, что его ноги собирали заново. О том, что он почти неделю лежал в реанимации, сплошь облепленный датчиками, опутанный трубками и, какое-то время, не мог дышать сам. О том, что уже после, в отделении интенсивной терапии, он не приходил в сознание еще три дня.       Инуяша снова начнет винить себя, и найти нити прежней жизни в тот же миг станет невозможно. Он и так заплатил огромную цену за возможность открыть глаза. Она просто не может враз все это обесценить.       - Кагоме?       Тягостные думы, преследовавшие ее уже не первые сутки, нехотя отпустили ее из своих сетей. Думать можно было всякое и сколь угодно долго, только вот в действительности этим ничего не решить. Делая вдох, девушка моргнула и слабо улыбнулась.       - Ты поправляешься, - уклончиво заметила она, расцепляя руки, - врачи голову ломают над тем, с какой скоростью ты это делаешь.       Инуяша нахмурился, но в то же время будто бы дал Кагоме насладиться минутой триумфа. И она была ему за это безмерно благодарна - его мимолетная ухмылка, последовавшая следом, бодрила лучше любых лекарств.       - Я ж полудемон как-никак, - будто между прочим бросил он, - на мне все как на собаке…       Хигураши вздохнула, чувствуя неминуемость этого разговора, и заметно скисла. Вся та оборона, вся та стена степенного спокойствия, за которой девушка пыталась скрыться, трещала по всем существующим швам. Она попросту не могла подобрать слов, медленно соображая, с чего бы стоило начать, но подсказывать здесь было совершенно некому, посему требовалось думать над этим в одиночку. Словно откликнувшись на ее безмолвный зов, Инуяша взял ее ладонь в руку и легонько сжал. Девушка ломано улыбнулась, не сводя глаз с его пальцев.       Парень выгнул бровь и почти приготовился спросить Кагоме о причинах ее столь странного поведения. Но тут-то до Инуяши медленно начало доходить, что что-то не так. Он отпустил ладонь девушки, про себя отмечая, что явно чего-то не хватает. Назойливое ощущение не покидало полудемона, когда он поднес руку к глазам.       - Когтей нет, - он ошалело посмотрел на Хигураши, а потом, будто не веря своим глазам, стал разглядывать вторую кисть. Не обнаружив когтей и на ней, Инуяша, охнув от тянущей боли в боках, стал ощупывать голову на предмет нахождения самой компрометирующей части тела.       - Ушей тоже нет, - глухо заметила Кагоме, разглядывая пол под ногами, лишь бы не видеть его лица. Гневного ли, расстроенного ли. Инуяша чертыхнулся, заметив, наконец, перекинутый через плечо длинный и густой хвост черных волос, который, казалось бы, потерять из виду практически нереально.       - Я что… человек? – сипло выдавил он, констатируя свершившийся факт. – Я человек, Кагоме!       Она не решалась поднять взгляд. Не могла проронить и слова, лишь в руке простынь сжимала. Крепко, до хруста накрахмаленной ткани.       - Кагоме, а чего это я человек?       Голос его прозвучал донельзя удивленно, и Кагоме, набравшись смелости, подняла голову. Инуяша неуклюже полусидел, вытаращив глаза, и наблюдал свое отражение в выпуклом боку ложки, взятой им ранее с прикроватной тумбочки. Он недоверчиво поворачивался то одной стороной лица, то другой, явно не веря собственным глазам, ставшим теперь темно-синими. Хигураши заерзала на месте, и Инуяша, в этот момент дергавший себя за мочку вполне себе человеческого уха, повернулся к ней.       - Ты начал меняться еще там… где все произошло, - Кагоме запнулась, делая над собой усилие, чтобы вновь не заплакать, - тогда я этого не понимала, но, все дольше наблюдая за тобой, я убеждалась в этом все сильнее.       Инуяша опустил руки на простыни. И тут девушку прорвало: грудь и горло сдавливало невидимыми тисками, глаза жгло слезами, но прекратить говорить она уже не смогла.       - Ты начал меняться внешне, но внутри ты еще мог себя исцелять. Врачи, не верившие тому, что ты когда-нибудь сможешь ходить, как с ума посходили, рассматривая снимки сросшихся костей и связок. Но когда-нибудь, может быть даже сейчас, эта сила уйдет, и ты станешь просто человеком.       В палате воцарилась тишина, нарушаемая лишь всхлипами и глухими причитаниями Кагоме. Солнце поднялось уже достаточно высоко, заливая светом бледно-желтые стены. С веток начало капать, на улице завозились люди, и было слышно, как проезжавшая машина заехала в лужу, поднимая волны тихо шуршащих осколков льда.       - Это я во всем виновата, - убито прошептала Хигураши, утирая слезы, - это все из-за меня.       - Из-за тебя?       - Если бы я не загадала это желание, все могло бы быть иначе, - Кагоме заводилась, набирала обороты. Последние полторы недели, которые она практически безвылазно провела в клинике, девушка мусолила эту мысль в своем мозгу. У нее не выходил из головы тот факт, что никто не замечал ушей, явно выдававших демоническое происхождение пациента. Но день за днем она с ужасом наблюдала за тем, как меняется его тело, как постепенно отказывает способность самоисцеляться.       Она отобрала у него его же неотделимую часть. Камень Душ извратил ее желание, казавшееся ей чистым, без капли корысти или стороннего умысла. Она стала Кикио, точно такой же поступок которой категорически не одобряла. Чем она лучше нее? Кикио, хотя бы, не лгала, говорила об этом прямо. Кагоме закрыла лицо руками.       Неужели это и было тайным желанием ее сердца? Неужели отторжение демонической половины и было для нее пределом мечтаний? Становилось мерзко от самой себя. Она фактически по доброй воле обрекла его на «инвалидность» в этом теле. Обрекла на вечную тоску в глазах, как у запертого в клети зверя, бывшего когда-то свободным.       - Если бы не загадала, то наверняка случилось бы что-нибудь ужасное.       Кагоме отмахнулась от его слов. Она уткнулась лицом в матрас, пахнущий отбеливателем, отчаянно желая не видеть и не слышать ничего вокруг. Отвратительно желала утонуть в собственном отчаянии, бессильно и фактически не сопротивляясь.       Его рука легла ей на макушку, неловко, но успокаивающе начала перебирать пряди длинных волос. Он все понимал. Не мог не понимать, но примет ли он ее вновь? Позволит быть рядом даже теперь после столь подлого предательства?       - Я просто хотела, чтобы ты был счастливым, вот и все, - обессиленно прокряхтела Кагоме, повиснув на простыне у его бедра.       - А кто сказал, что я не счастлив?       Хигураши замерла, чувствуя, как по телу потек огонь, лавой растекаясь по венам, охватывая ее всю, сантиметр за сантиметром.       - Ты жива, а я жив настолько, чтобы быть рядом, - продолжил говорить Инуяша. Кагоме подняла голову. В его темно-синем взгляде читалось спокойствие. Облегчение, будто с его души сняли многотонный груз. Девушка не верила своим глазам, и бессознательно давила в себе всякую надежду на лучшее. Но надежда сильна, она пускала ростки сквозь это неверие, расцветала где-то глубоко у сердца робко, но неумолимо.       Слезы катились сами собой. Парень стал стирать их пальцами, но, поняв бесполезность своих действий, он не придумал ничего лучше, чем начать промакивать ее лицо уголком простыни.       - Хорош реветь, - заворчал Инуяша раздосадовано, - развесила нюни. Успокойся.       - Я не могу, - захныкала девушка, подставляя лицо его рукам, - не могу я...       - Ты слишком много думаешь, и в этом твоя проблема. – вытерев последнюю слезинку, парень, как позволяло его положение, взял лицо Кагоме в ладони, заметно при этом поморщившись, - единственный раз что-то сделала по наитию, но все равно продолжаешь корить себя, дурная. Хотя бы раз у меня спросила, что я думаю по тому или иному поводу, но нет же. Сама себе навыдумываешь проблему, а потом маешься…       Он улыбнулся. Кагоме улыбнулась в ответ, проводя пальцами по его рукам.       - Пусть человек, но я с тобой. Как это может не делать меня счастливым?       Девушка засмеялась и, притянув его к себе, обняла. Крепко-крепко, не желая отпускать. Чувствовать, как бьется его сердце, слышать, как он дышит, ощущать прикосновения его рук. Это стало наивысшей наградой, наилучшим подарком, каким можно было бы ее одарить.       - Кагоме…плохо мне…плохо-о-о, - заскулил через какое-то время Инуяша, и Кагоме, спохватившись, отпустила его. Она помогла ему снова лечь, бережно опустила голову на подушку, поправила выбившуюся прядь черных волос, заправив ее за ухо. Сколько бы она не продолжала смотреть на эти чудные метаморфозы, все равно не могла привыкнуть.       - Уф, отпустило, - выдохнул парень, расслабленно обмякнуть на мягких подушках, - ощущение такое, будто на груди танцевали.       Кагоме сдавленно и неловко хихикнула. Некоторые вещи лучше не знать – без них спокойнее живется.       - Так ты мне не расскажешь, что случилось с Нараку? Не мог же он просто так взять и отвалить, - отвлеченно поинтересовался Инуяша, почесывая висок, но не отводил глаз от Кагоме.       Да уж, и правда, некоторые вещи действительно лучше не знать, но, тем не менее, о бытности этих вещей хотя бы стоит помнить. Кагоме залезла рукой в карман халата. Через секунду в ее пальцах оказалась кисточка их шелковых нитей. Заприметив знакомую вещь, Инуяша протянул к ней руку, и девушка вложила в его ладонь все, что осталось от старого меча. Парень долго и задумчиво рассматривал кисточку, вертел в пальцах, пока, наконец, с шумным вздохом не вернул ее девушке.       - Наконец-то прошлое больше надо мной не властно. Я готов строить будущее.       - Глубокомысленно, ничего не скажешь, - мимолетной шпилькой хмыкнула Хигураши, вновь убирая кисточку в карман.       - Без этого нельзя было? – огрызнулся парень, вновь заставляя девушку смеяться, заливисто и чисто. Торжество жизни нельзя было отменить, и в этом Кагоме видела некое провидение, что ли. Они же сильные. Они все что угодно одолеют.

***

      Кагоме примеривалась к пробковой доске и так, и эдак, но у нее не получалось втиснуть фотографию так, чтобы получилось… гармонично, что ли. И вдруг ее будто осенило, и очередной снимок занял свое почетное место среди других. Девушка отошла на два шага назад и внимательно осмотрела плод своих стараний. Перед ней словно был выстлан весь ее нелегкий жизненный путь. Вот фотография, где Инуяша впервые встает на ноги, делает первые шаги спустя три месяца после того злополучного дня. Орал, конечно, ворчал много. Шутил, что от бесконечной лежки в постели скоро его разнесет на два центнера. Улыбнувшись спонтанным воспоминаниям, Кагоме вспомнила историю фотографии, где она кормит парня йогуртом с ложки. Бывший полудемон, краснея и отплевываясь, еще долго бурчал на Соту с его цифровиком и манерой появляться неожиданно в самые ненужные моменты. Или вот эта… Майский погожий денек, лавочка и развалившийся на ней Инуяша. Он тогда сказал, что кости греет, но Кагоме прекрасно понимала, как тяжело ему давалось сидение в четырех стенах.       Она любила смотреть, как он занимается на беговой дорожке в клинике, снова разрабатывает ноги, тренирует легкие под травмированными ранее ребрами. Так любила, что даже щелкнула пару раз сама. И, видимо, тем двум девицам в левом углу тоже нравилось. Сказать, что почувствовала укол ревности – это ничего не сказать, но Инуяша быстро остудил пыл брюнетки, ясно давая понять, что повода для ревности и не было-то. «Если что-то изменится, то я тебе сообщу».       Кагоме вспоминала все. И то, как ее донимали расспросами в полиции и то, как опрашивали его. Помнила боль на его лице. Ему тяжело давались воспоминания, но он был уверен в том, что сможет это пережить. Упрямству этому девушка даже немного завидовала: Инуяша тяжело делал свои первые шаги в новое завтра, но, сцепляя зубы, продолжал идти вперед. Говорил, что ему не терпится жить.       Фотография разрушенной и оцепленной стройплощадки напоминала о том, каким был тот переломный в их жизни день. Но это слово «был» неплохое. То, что произошло тогда, признали несоблюдением техники безопасности, что привело к обрушению конструкции и взрыву пары газовых баллонов. Не сказать, что это хорошо для владельцев строящегося здания, но в правду все равно бы никто не поверил. Эгоистично? Возможно, и за это Кагоме иногда чувствовала вину, эдакий укол совести. Что ж, так или иначе, это было достойной платой за спасенные жизни.       Недовольный Инуяша в праздничном колпаке на следующей фотографии всем своим видом говорил о его первом дне «на воле». Он вышел из больницы абсолютно здоровым спустя шесть месяцев реабилитации. И тут же рядом фотография Кагоме с аттестатом в руках. Измученная, она моталась дом-школа-больница-танцы-дом практически нон-стоп, но, как тогда заметила Санго, с лица ее не сходила улыбка.       Кстати о Санго. Так же запечатлен великий момент, когда Мироку сделал ей предложение. То, что чересчур молодые, – осуждалось, но Санго ответила согласием, невзирая на все, обещая теперь заняться поведением сына священника всерьез. В этом-то Кагоме не сомневалась вот ни разу, и настоятельно говорила Мироку, чтоб вел себя хорошо. Шаг вправо, шаг влево – расстрел, как говорится, но и самому парню нужно было отдать должное: вопреки славе распутного всего из себя бабника он любит Санго. Действительно любит, и Хигураши искренне верила, что с ним подруга будет как за каменной стеной.       Кагоме привстала на полупальцах, протянула руку и поправила снимок, который считался самым неожиданным и невероятным: Кога пожимает Инуяше руку. Это Кагоме не могла не запечатлеть. Серьезно. Правда, серьезно и без обмана. В глазах у обоих есть что-то, похожее на вражду, но Хигураши надеялась, что и она со временем сойдет на нет. А если не сойдет, то она этому поспособствует. В добровольно-принудительном порядке, так сказать. Будет непросто, учитывая всю предысторию их давнишнего знакомства и все те обстоятельства, при которых зерно вражды было заронено. Время лечит, оно исцеляет, сглаживает неровности и углы, шлифуя что-то до совершенства, и Кагоме тоже была намерена исправлять ошибки, свершившиеся в прошлом, пусть даже эти ошибки совершены были не ею.       Из-под неоднозначной фотографии выпала другая. Приподняв левую бровь, Кагоме взяла карточку в руки и ахнула. Она сама на этой фотографии стояла спиной к фотографу и катила за собой сумку на колесиках, направляясь к окну, чтобы, как сейчас помнила, развесить шторы в инуяшиной квартире. Отдаваясь воспоминаниям, Кагоме повернулась к тому самому окну.       А за ним бушевало лето, и доносились людские голоса. Ветер перебирал легкие занавески и лепестки герберов, больших и ярко-желтых, в стеклянном графине. Инуяша, лежавший на диване у камина, завозился во сне. Он потянулся и свесил ноги с подлокотника. Кагоме, поджав губы, покачала головой. Врачи, конечно, предписали дневной сон, но не настолько же им злоупотреблять. Уже три, в конце концов, такими темпами немудрено и весь день проспать. Девушка, нарочито громко топая по полу, подошла к окну и резким движением развесила шторы, звеня металлическими кольцами о карниз. Затем она подошла к Инуяше и, облокотившись о колени, нависла над ним, вглядываясь в его лицо.       Сила демона покинула его безвозвратно, о чем свидетельствовала небольшая ссадина на лбу, которой Инуяша обзавелся, когда ставил на петли новую дверь в ванную. Уже неделя прошла, а она все не сходит. Кагоме поправила пряди челки над ссадиной, чтобы та быстрее подсыхала. Инуяша протяжно вздохнул, и Кагоме насупилась.       - Я знаю, что ты не спишь, - отчеканила она, на что парень открыл правый глаз.       - Сплю. А ты топаешь как слониха, - пробурчал он, но девушка его слова попросту проигнорировала.       - Ты фотографировал? – она подсунула ему практически под нос найденный снимок. Инуяша открыл оба глаза и медленно сфокусировался на изображении, подхватив карточку пальцами.       - Неа, - соврал он, и Кагоме испустила замученный вздох.       - Ты же знаешь, что я сзади плохо получаюсь, - пронудела она, - и кто тебя просил?       - А, по-моему, неплохо…       - Дай сюда! – рявкнула Кагоме, и, выхватив у него из рук фотографию, развернулась к окну с намерением вышвырнуть неудачный снимок вон. Но не тут-то было.       - Эээ, куда? – ее сгребли сильные руки и повалили на себя, разворачивая лицом. Кагоме засмеялась, удивляясь своей же резкой смене настроения. Откинув свисающие вниз пряди обсидиановых волос, она со смешинкой во взгляде воззрилась на Инуяшу.       - Ты оставила ту фотку с дурацким колпаком? Оставила, ну а я оставлю эту, - с этими словами Инуяша выдернул из ее пальцев снимок и насмешливо помахал им перед лицом девушки.       Она же не стала истерить по этому поводу. Кагоме сложила руки на его груди и водрузила на них подбородок.       - А зачем она тебе? – спросила она, прищурившись в хитрой улыбке. Инуяша вновь посмотрел на фото.       - Это первый день, когда мы стали жить вместе. И даже не поругались тогда, заметь.       - Это да, из сугубо твоей территории квартира превратилась в «нашу», - удовлетворенно протянула она, наблюдая, как Инуяша откидывает голову на подлокотник. Кагоме тонула в его тепле, чувствуя кожей этот день и этот теплый ветер, который ласково треплет его волосы.       - Знаешь, я тут подумал…       - М? – заинтересованно протянула Кагоме, приготовившись слушать.       - Слишком долго время играло со мной и не отпускало. А теперь я поиграю с ним, проживая то, что мне отпущено, не оглядываясь назад. И видеть лица будто в первый раз, - он приподнял голову, - ты мне поможешь?       - Мог бы и не спрашивать, - сверкнула глазами девушка. И в этот момент тоже задумалась, будто вспоминая что-то полузабытое. А у полузабытого есть одна такая маленькая особенность: оно всегда напоминает о себе в нужные моменты, порою даже тогда, когда совершенно этого не ждешь.       - Загадочная такая, - парень ухмыльнулся, - ты-то чего?       Кагоме, абсолютно не думая, что что-то делает не так, приподнялась и поцеловала его, нежно касаясь его губ своими. Пальцами водила по щекам, подбородку, едва-едва прикасаясь. Отстранившись на мгновение, провела кончиками пальцев по длинным ресницам, будто запоминая каждую черту его лица, запечатлевая в памяти на долгие-долгие года.       Ветер коснулся ее лица невидимыми пальцами, забрался в волосы, донося с собой шепот будто из далеких-далеких времен, которые сейчас позволили родиться чуду. Ее золотой звезде, за которой она будет идти всегда, вопреки времени.       - Это было…неожиданно. Немного, - улыбнулся бывший полудемон, - а повод?       - Я обещала, - откликнулась Кагоме отстраненно, - любить и быть с тобой.       - Тоже мне… Глупостей каких еще наговоришь…       - Между прочим, сейчас был чувственный момент, если ты не понял, - усмехнулась девушка, ухватив за край диванную подушку, - я тебе устрою глупости.       В квартире раздавался смех и веселые возгласы. А ветер колыхал старую шелковую кисточку на булавке, которая крепила к стенду фотографию поверх всех остальных.       На ней Инуяша стоял на крыше клиники и смотрел на свой последний там закат. Он смотрел в завтра.       Вперед, в собственное будущее без оглядки назад.