Жизнь после

Весь вечер мы провели, сидя у телевизора. Пит напёк нам разные сладости, а Хеймитч принёс алкоголь. Мы смотрели программы, посвящённые преобразованию Панема, и слушали ворчание ментора. Он постоянно ругался на новых телеведущих оттого, что те поднимали слишком незначительные темы. - Вот какая нам разница, где хотят построить швейную фабрику! – кричал он, полностью опустошив бутылку виски. Он кричал так который час, и нам с Питом это уже порядком надоедало. Мы перебросились парой говорящих взглядов, и поняли, что терпеть больше нельзя. - Так, - начал Пит, а я почувствовала облегчение оттого, что он снова принял удар на себя. – По-моему с тебя хватит. Он потянулся к Хеймитчу и стал вырывать бутылку из его рук. Я смотрела за его действиями, и мне вспомнилось, как он делал это однажды, несколько лет назад. Тогда поезд вёз нас на наши первые Игры. Я также сидела в стороне и наблюдала за движениями напарника, а он также пытался мне помочь, выхватывая спиртное из рук старого ментора. Не уверена, что Пит делал это ради себя: будь его воля, он бы не стал лезть к Хеймитчу. Я думаю, что он просто понимал, как пьяница раздражает меня, вызывает отвращение своим запахом перегара. Старые воспоминания задели во мне ту струну, что постоянно заставляла меня плакать. Яркие картинки возникали перед моими глазами одна за другой, и я чувствовала, как от них во мне поселялась тревога. Мне казалось, что я опять там, на чудовищном поезде, а меня и Пита снова везут умирать. Я буквально чувствовала под своими пальцами приятную мягкость натуральной кожи, чуяла запах роз. Мне становилось противно и страшно одновременно. От нахлынувших эмоций я сильно зажмурила глаза. Я сомневаюсь, что когда-нибудь стану нормальной. Вот они, последствия войны. Они будут мучить меня постоянно, они никогда не дадут мне жить. При любом воспоминании меня всегда будет пробирать дрожь, а на глазах всякий раз будут наворачиваться слёзы. Но я не хочу так жить. Я хочу вдыхать запах жизни полной грудью. Я хочу вытащить себя из кошмарного сна. И понимаю, что для этого мне придётся постараться. Мне придётся не плакать, как сейчас, мне придётся брать себя в руки. Я пытаюсь, даже помогаю Питу поднять старика, но после оседаю, придавленная своим горем. В меня вселяют ужас даже мысли об Играх. О тех чудовищных временах, что навсегда останутся в моей памяти. Я дрожала при любом напоминании о Прим, сотрясалась от страха, вспоминая Сноу. Мир буквально рушился для меня в такие минуты. Всё становилось серым, былая боль наполняла меня. Я чувствовала, как падаю на диван, и понимала, что подняться я буду уже не в состоянии, но не могла устоять. Я почти коснулась своей головой подлокотника дивана, как почувствовала пару сильных рук под своей спиной. Пит подхватил меня в районе поясницы и заставил сесть на диван. Он обнял меня своей фирменной железной хваткой, его тёплые руки гладили меня. И именно эти плавные движения заставили меня сконцентрироваться на чём–нибудь другом. Я переключилась со своих мрачных мыслей на прикосновения Пита, и почувствовала, как пелена горя исчезает с моих глаз. Постепенно моё восприятие становилось лучше, и я не заметила, как начала засыпать. Я находилась на границе между сном и реальностью и летала в мирных снах своей дремоты. Я ощущала волшебную невесомость, я как будто раскачалась на карусели у Пита на руках. Мне нравились его поглаживания. И я испугалась, когда почувствовала, как пропало его тепло. Во мне появились силы, я проснулась и увидела, как Пит собирается уйти. Он стоял ко мне спиной и искал пульт от телевизора на противоположном кресле, а я думала, попросить ли его остаться со мной. Мне нужна была поддержка. Но готова ли я была проводить с Питом каждую ночь? Могла ли я пустить его в центр моих кошмаров, в мой собственный мрачный мир? В моей постели обитали призраки прошлого, и я понимаю, что пока не готова с ним их разделить. Я не способна поделиться с Питом своим горем, во мне пока недостаточно сил. Справляться с ужасами и плыть в этом море воспоминаний мне было легче в одиночку. И я не хотела, чтобы Пит гнил рядом со мной. Я просто не была готова пустить его в свою койку, мне надо сначала освоиться самой. Возможно, когда мне станет немного легче, когда я научусь отличать, где реальность, а где сон, я смогу попросить Пита остаться, и он сможет помогать мне каждую ночь. Но пока я считаю, что должна побарахтаться в этой луже в одиночестве, не приглашая Пита с собой. Я притворяюсь спящей и обратно валюсь на диван.

***

Я просыпаюсь ближе к полудню, измотанная ночью, проведённой в компании плохих снов. Я открываю глаза и тут же чувствую приятный запах. Из кухни раздаётся голос Сей. Представляю, как она сейчас обрадуется, ведь она ещё не видела меня, стоящей на ногах. Наверняка, мы будем обниматься, и, скорее всего, она пустит скупую слезу. Но сначала я решаю умыться и привести себя в божеский вид. Волосы я так и не расчесала, просто не могла справиться с такими невообразимыми путаницами и решила, что попрошу сделать это Сальную Сей. Когда все утренние процедуры сделаны, я иду на кухню. Издалека я слышу разговоры внучки Сей. Она болтает о чём–то на своём языке, и не сразу замечает моё присутствие. А когда это происходит, то она восторженно выкрикивает имя своей бабушки, всё это время стоящей у плиты. Я выдавливаю смущённую улыбку, но стойко выдерживаю пристальный взгляд Сей. Она смотрит на меня так, как родители смотрят на повзрослевших детей. С нескрываемой радостью и сентиментальностью. Она приложила скрещённые руки на груди и замотала головой, будто не веря. Как и ожидалось, одна слеза скатилась по её щеке, но старушка тут же взяла себя в руки. Она всегда была сильной. Сальная Сей тоже имела нелёгкую судьбу. Да и в принципе, в Двенадцатом невозможно было найти хорошую жизнь. Ей тоже пришлось помотаться, прежде чем устроиться в Котёл варить на весь Дистрикт еду, но и это тяжёлый труд. День и ночь она работала кухаркой. И хоть она всегда была приветлива со мной, я знаю, что ей жилось не сладко. Её внучка живёт в своём мире, а дочь погибла ещё до войны. И вот сейчас я смотрю, как эта женщина плачет. И мне, опять-таки, становиться жалко её. Жалко за то, что я подвела бедную старушку, и ей приходилось каждый день за мной убирать. Я не люблю причинять людям неудобства и не люблю чувствовать себя в долгу. Поэтому я собираюсь как можно скорее встать на ноги, и заняться хозяйством самой. - Вот какая ты теперь красавица! – говорит Сей, вытирая мокрые дорожки со своего лица. Я же смутилась ещё больше. Я же знаю, что у меня всё ещё больной вид, вижу, что я всё ещё похожа на ходячий труп. Но я не спорю со старушкой, а заглядываю соседнюю комнату. И только сейчас я замечаю, что Пита и Хеймитча нет. Что со мной? Почему я беспокоюсь? Почему моё настроение упало до нуля? Мне становится в одно время и страшно, и грустно. Я чувствую в своей груди пустоту. А на что я надеялась? Пит ясно дал понять: он будет со мной, пока я не стану на ноги. А раз так, он мог просто уйти. Он снова спас меня и скрылся в тени. Он снова вытащил меня, а потом будто испарился. Раньше я понимала, что причиной этому мог служить Гейл, но теперь причину его исчезновения я вижу в одном. Охмор. Я понимаю, что мой страх беспричинен. Я просто начинаю паниковать. Пит был у меня всего два раза после того, как вернулся в Двенадцатый, однако для меня его присутствие стало очень важно, и я боялась, что он мог перестать заходить ко мне и начать жить отдельной жизнью. Сейчас он был для меня опорой, и оттого я очень испугалась, когда не нашла его. Чувство, как будто у хромого забирают костыли, и он вот-вот потеряет равновесие. И я пропускаю болтовню Сей мимо ушей, еле съедаю завтрак, а после сижу за столом и смотрю в одну точку. Все эти чувства в диковинку для меня. Я лежала целый месяц не в состоянии ощутить ничего, кроме полного отчаяния и тоски. Но мне не хочется испытывать этой грусти. Слишком многие в моей жизни покидали меня, и я не хочу переживать это снова. Я бы так и сидела на прежнем месте, если бы не Сальная Сей. Она бегала вокруг меня и пыталась отвлечь разговорами. Она рассказывала мне о новой жизни Дистрикта, об отстройке Котла. - Вот закончат со стройкой, я буду работать там. Надеюсь, ты поправишься к тому времени, ведь так? Её обращение вывело меня из оцепенения, но я так и не расслышала её слов. Всё, о чём я сейчас могла думать – это о том, где Пит. Мне не хотелось думать, что он больше не появиться в этом доме, и я решила предположить, что он мог пойти по делам. И я решила опробовать эту идею и спросила об этом Сей: - А ты не знаешь, где Пит? – Не думаю, что она огорчилась оттого, что я её не слушала, просто не ожидала, что я так резко поменяю тему нашей беседы. Раньше я бы не стала показывать своё беспокойство о Пите, я всегда прятала свои эмоции за маской безразличия, но теперь мне хотелось знать, что случилось с моим приятелем, и тревога и любопытство оказались сильнее меня. - Пит? Не знаю, я не видела его в городе, разве что помогает Хеймитчу справиться с похмельем. – Сей скривила лицо, видимо, представляя хлопоты со старым ментором, но после добавила, - бедный мальчишка, всё возится с этим стариком. От её слов мне стало легче. Теперь я старалась подумать о том, что Пит сейчас действительно занят и просто не может прийти, но к вечеру он вновь зайдёт в гости. Но когда я вдумалась в слова Сальной Сей и представила, как Пит помогает пьяному Хеймитчу, мне стало не по себе, вряд ли я могла пожелать ему такой участи. И я подумала о том, как тяжело Питу живётся с нашим ментором, как ему приходится тянуть хозяйство за двоих и ухаживать за опытным пропойцей. Тогда я поняла, что хочу помочь Питу и предложить комнату в моём доме. Я знаю, сам он не стал бы просить меня о такой услуге, но я навсегда останусь у него в долгу. Единственное, что меня может насторожить, так это состояние Пита. Я не знаю, опасен ли он, хочет ли он ещё меня прикончить. Но я могу полагаться на здравый взгляд моего напарника, и если он сочтёт, что в состоянии переехать ко мне, то я смогу ему довериться. Я предполагаю, что мы будем спать отдельно, по крайней мере, первое время, пока я не смогу его к себе позвать. К тому же мне будет легче, если Пит будет рядом, надеюсь, в этом случае кошмары станут меньше мучить меня. Так я прихожу к выводу, что Питу будет лучше жить у меня. И, когда он зайдёт ко мне в гости, а он просто не может не зайти, я озвучу своё предложение. Мы с Сей сидим за столом и пьём чай. Она продолжает развлекать меня своими рассказами, а я пытаюсь слушать её. Мы проводим так всё утро, и я даже начинаю успокаиваться, как слышу скрип, с которым открывается моя дверь. Я чуть не выронила чашку с чаем из рук, настолько я накрутила себя в связи с отсутствием Пита. Я не умела делать людям предложения, но понимала, что с идеей переезда Пита откладывать нельзя. Я не хочу, чтобы он мучился, проживая у Хеймитча, я не хочу проводить свой завтрак в компании Сей. Первым на кухню зашёл Хеймитч, и как следует осмотрел меня. Я знаю, он проверяет, всё ли в порядке, проявляет заботу обо мне. Пусть и таким образом, несмело и тщательно скрываясь, но он никогда не сможет этого отрицать. Он давно стал для нас с Питом кем-то вроде няньки, и этой отцовской любви у него не отнять. Сам же Пит заходит позже, и я также ловлю на себе его слегка настороженный взгляд. Мне не нравится такое повышенное внимание, я не хочу, чтобы они так сильно заботились обо мне. И я еле выдерживаю, чтобы не съязвить что-нибудь по этому поводу или не нахамить. Все усаживаются на стол и принимаются пить чай с остатками вчерашних сладостей. Я же в это время пытаюсь взять себя в руки и предложить Питу переехать ко мне и борюсь со своим страхом. Мне всё время кажется, что сейчас не подходящий момент, что мне нужно немного выждать. И я бы сидела так хоть весь день, если бы поток моих мыслей не прервала Сей. - Ну, мне пора. – Сказала она, отодвигаясь на стуле и убирая свою кружку в мойку. – Пойду посмотрю, как там в Котле. Еду я оставила в сковороде. И тут совсем не кстати я вспомнила про свои волосы. Эти безжизненные комочки по-прежнему свисали с моих плеч. И мне было неприятно находиться в таком виде перед Питом, хоть я и поняла, что внешность не сильно заботит нас. Я спохватилась, и слишком громко окликнула Сей: - Подожди! – женщина останавливается на пороге. – Я хотела, чтобы ты расчесала меня. Я почувствовала себя маленькой девочкой, которая не может привести в порядок даже копну своих волос. Мне было неловко перед своими гостями, но я знала, что не справлюсь сама. Сей же, будучи доброй и бескорыстной женщиной, тут же согласилась и взялась за гребешок. Она посадила меня в зале, куда тут же переместились Хеймитч и Пит. Я сидела на стуле и терпела редкую, острую боль, сотрясающую мою голову, и лишь изредка приглушённо шипела. Пит же пытался заговорить с Сей и задавал ей вопросы об отстройке Дистрикта, постепенно они нашли общий язык. - Ты же помнишь, там стоял дом мистера Уотсона, - отвечала на его очередной вопрос Сальная Сей. – Нынче там будет стоять дом мясника. Он приехал к нам из Шестого Дистрикта, он одним из первых принялся за отстройку жилых домов. Теперь он вроде бригадира. Плавные движения Сей успокаивали меня, а её мирный голос оказывал на меня какой-то магический эффект. Я чувствовала, как постепенно погружалась в сон и мои мысли становились более расплывчатыми, а глаза отказывались фокусироваться. Сей спросила меня: - Тебе косу, дорогая? А я многозначительно промычала в ответ. Но все мои мышцы напряглись, а сон миром улетучился, когда сквозь сонную пелену до меня долетел голос Пита. - Научите меня, как заплетать косу. Я всегда хотел научиться, вот только мама не хотела меня учить. Моё сердце опустилось в пятки. Я волновалась. Хотя не видела этому причин. Но в тоже время мне не хотелось противоречить его желанию, к тому же чтобы спорить, я была сильно утомлена. И поэтому, когда Сей попросила у меня разрешение показать Питу, как надо заплетать косу, я положительно кивнула головой. Сначала Сальная Сей разделила мои волосы на три пряди, а я сидела унимая дрожь в руках. Потом она начала поочерёдно сплетать их друг с другом и объяснять каждое действие на словах. Пит часто переспрашивал и просил повторить, он хмыкал, когда усваивал уроки старушки, и кивал, когда всё понимал. Всё это время я сидела, как на иголках, я ждала и в то же время боялась, когда Пит начнёт практиковаться на моих волосах. И когда Сей наплела на мне огромное количество косичек, откладывать было нельзя. И женщина сказала Питу: - Ну, а теперь попробуй сам. От волнения я сильнее вжалась в стул. Мне казалось, есть что–то интимное в том, чтобы расчёсывать волосы или заплетать косу. Кроме меня это делали только мама или Сей, мои, практически, родные люди. А тут… Пит. Мои руки дрожали, а лицо стало красным от смущения. И я радовалась, что сижу ко всем присутствующим спиной. Пит собрал мои волосы, разбросанные по спине, и от прикосновений его рук пробежали мурашки. Те места, где меня нечаянно коснулся Пит, горели огнём даже через одежду. Я слышала, как он недовольно ворчал оттого, что ему не удавалось сразу же разбить мои волосы на три равные пряди, и только когда он достиг идеального результата, он принялся переплетать их. Движения Пита были очень аккуратными, видимо, он боялся слишком туго затянуть мне косу. Он укладывал одну прядь под другую, и внимательно выслушивал замечания Сей. Я же в это время сидела натянутая, как струна, и ждала, когда это закончится. Но Пит делал всё не торопясь. Он на несколько раз переделывал одну и ту же косу, распускал и начинал сначала, и так множество раз. Я расслаблялась от его движений. Его большие руки передавали мне покой. Мне нравилось, как приподнимаются и опускаются пряди моих волос, как они проскальзывают у Пита между пальцами. Мне нравилось каждое его действие. Я блаженно прикрыла глаза. Я не знаю, сколько это продолжалось, мне показалось, что время остановилось в тот момент. Я сконцентрировалась на плавных движениях Пита, но меня отвлёк голос Сей. - Делай туже, так коса не продержится и часа, - сказала она. Видимо, и в этот раз Пит решил меня переплести, потому что я почувствовала, как ослабели мои пряди. Может быть, Пита отвлекли слова Сей, а может быть, он просто ещё не был умелым, но я успела заметить, как одна часть моих волос выпала из его хватки, и он поспешил её подобрать. Моё сердце пропустило удар, когда его тёплые, шероховатые пальцы коснулись моей кожи. Я тут же распахнула глаза, а мои руки в миг покрылись мурашками. По моему позвоночнику пропустили ток, я будто очнулась от волшебного сна. Но воздух в моих лёгких предательски закончился, и мне пришлось судорожно вдохнуть через рот. Мой полустон-полувздох разлетелся по комнате, и все мои гости обратили внимание на меня. Руки Пита тут же исчезли с моих плеч, а Хеймитч оторвался от фляжки. Я зарделась от смущения, и быстро бегая глазами по комнате, думала, что сказать. Во мне проснулась злость. Детская ярость. Я ругала всех за то, что стали свидетелями моей слабости. И я перебирала в своей голове фразы себе в оправдание, пока не почувствовала, как моя злость избавила меня от страхов, и сейчас самое время сказать. - Пит, знаешь… - я сразу начала запинаться, моя речь была спонтанной и сбивчивой, но я продолжала говорить, потому что знала, что должна сказать именно сейчас, иначе потом не осмелюсь. – Я хотела тебе сказать… то есть предложить… Смешок Хеймитча в конец разозлил меня. Он смеётся надо мной, обсмеивает мои слабости, и злость снова помогала моим словам крепче звучать. - Ты можешь переехать ко мне. – Твёрдо сказала я, а после спохватилась. – Если ты, конечно, хочешь. Просто я подумала, что у Хеймитча тебе может быть не комфортно, а у меня много свободного места, да и вообще… Пит смотрел на меня огромными от удивления глазами и долго молчал. Сначала я подумала, что он не ожидал и ему нужно время, а после боялась, что он подбирает слова, чтобы сообщить мне об охморе и том, что он не сможет ко мне переехать. От этого мне стало грустно. И я уже готовлюсь к самому худшему, как Пит произносит ответ: - Китнисс, ты даже не представляешь, как я тебе благодарен, - смешливо говорит он. – Я думал, вечно буду ухаживать за Хеймитчем. Ты просто спасла меня! Ворчание старого ментора и комментарии Сальной Сей меркнут перед улыбкой Пита. Он смеётся и улыбается, прямо как в старые времена. Он снова сумел сгладить все острые углы, разрядить напряжённую обстановку, сделать так, чтобы всем угодить. Вот он. Мой прежний Пит. И я начинаю верить, что он вернулся.