***
Прошло полгода с того приёма. Катберт не только не забыл о нашей встрече, — хотя я считала, что он не придёт и позабудет о ней сразу же после нашего разговора, — но и стал оказывать мне знаки внимания. Матушка была в восторге, я — в уныние. Каждая встреча, — случайная и нет, — выматывала меня. Нигде не было мне от него спасения. Он был моей тенью. Я не могла даже выйти в парк погулять: там был он. Наконец, он решил объясниться. — Мирабелла! — окликнула меня «моя тень». Я как раз прогуливалась в парке. — Простите меня за мою бестактность, но нам надо поговорить. Мы сели на лавочку, на которую большой старинный дуб бросал свою тень. Солнце припекало, даже свежий ветерок не давал большого облегчения. — О чём вы хотели поговорить? — закрыв глаза и подставив своё лицо солнцу, спросила я. Смотреть на Катберта не хотелось. — Мне печально это произносить, но, — он тяжело вздохнул и на несколько секунд замолчал. Моё сердце заподозрило неладное, и я посмотрела в его сторону. — Ваша матушка дала своё согласия на наш с вами брак, — глядя мне в глаза, продолжил он. — Инициатива шла от моей семьи, и я препятствовал этому как мог, но, увы, получилось всё так, — жених посмотрел вдаль. Я хранила молчание. Всё уже решено, что мне сказать? Приговор был подписан ещё тогда, когда я согласилась на этот спектакль на приёме. Молчание затягивалось. Я уже хотела уходить, но он продолжил: — И вам, и мне, будьте уверены, тошно от этой новости. Но люди, стоящие выше нас, уже всё решили. Прошу, Мирабелла, не считайте меня гадким и недостойным человеком. Признаю, вы нравитесь мне, иначе я не стал бы вас утомлять своим обществом последние полгода, но данное решение было принято не мной и только из-за того, что вы являетесь владелицей процветающей компании. Простите меня, если сможете, — Катберт встал, чтобы уйти. — Сколько? — я посмотрела на него. — Сколько времени у меня осталось? — Венчание назначено на декабрь. Я смог настолько отсрочить этот приговор, насколько мог, — напоследок сказал он мне, а после чего ушёл. Вновь увидеть я его смогла только осенью.***
Праздник кончился. Нас оставили одних. — Мирабелла, — тихо позвал меня мой муж. Я смотрела в окно. Безоблачное небо дарило умиротворение и спокойствие, казалось, что все проблемы сгинули, но оставили тяжелейший, неприятнейший осадок, который не могли прогнать ни луна, ни звёзды. В лесу душераздирающе завыли волки. Замок моего мужа, несомненно, имел прекрасные виды из окон. — Мирабелла, послушай, — всё также тихо говорил он. — Я не прошу тебя ни о чём, ты можешь как и раньше жить, не замечая меня, я не лишаю тебя твоей свободы и не посмел бы лишить. Ты можешь переехать к себе или остаться тут. Всё на твой выбор. Но единственное, что я прошу у тебя, так это простить меня, что втянул тебя во всё это. Если бы я не начал искать встречи с тобой, то этого всего не было бы. Прости… — Ты жалеешь об этом? — тишина неприятно давила, сковывая, желая задушить всех, кто попал в её сети. Слова, сказанные в ней, неприятно давили на слух и были тяжёлыми, неповоротливыми и, казалось, лишними. — Нисколько, — слишком быстро, как будто дожидаясь этого вопроса, прозвучал ответ. Мы были ещё не в силах посмотреть друг на друга. — Когда-то отец сказал мне: «Кто бы не был твой муж, ты должна хранить ему верность, ибо именно ты позволила ему стать твоим мужем. Но если за годы совместной жизни он станет таким, что терпеть ты его будешь не в силах, то убей то, что ему дорого. Мы живём в мире бизнеса, где один неверный шаг означает крах всего. И твой муж, безусловно, будет из этого же мира. Так что убей его бизнес, если муженёк тебе надоест.» И я последую его совету, если придётся. Надеюсь, мы друг друга поняли. Я ушла в соседнюю комнату.***
— Ты понимаешь? — слова были налиты злостью. — Да, матушка, я прекрасно это понимаю, — я продолжила составлять букет. Моё примерное поведение ещё больше начинало раздражать мою собеседницу. Она уже лопалась от злости. — Мирабелла, — успокоившись, ласково начала она. Её сладкие речи ещё не начались, но уже стали докучать мне. — Вы уже полтора года как женаты, но у вас до сих пор нет наследника или наследницы. Это порождает всякие слухи и домыслы, которые вредят вашему бизнесу. Ты не должна подставлять свою семью. Задумайся над этим, Мирабелла! Прекрати быть такой упрямой! — Матушка, простите меня, но вы сделали в своей речи несколько ошибок, — я исподлобья глянула на неё. — Во-первых, бизнес как был, так и остался моим, и владею им я. Во-вторых, я, в отличие от вас, свою семью не подставляю. Вы спросили меня, хочу ли я замуж? Согласна ли я взять в мужья Катберта? Нет. Скажите мне спасибо за то, что я согласилась на брак, — я посмотрела на притихшую матушку в упор. — У вас нет никакой власти надо мной, бизнес принадлежит и принадлежал только мне, а те времена, когда вы всё же имели надо мной власть, прошли. И я помогала вам только из-за того, что вы тот человек, который остался совершенно один. Слуги вас откровенно ненавидят, на приёмы вас приглашают только из-за вашего статуса. Вы одни на белом свете. И я делаю вам одолжение, беседуя с вами. И в наши дела, прошу вас, не вмешивайтесь. Мы сами во всём разберёмся. Моя собеседница проглотила все слова, что хотела сказать, и, моментально развернувшись, зашагала прочь. Надеюсь, в ближайшем будущем она не появится предо мной. — Как были, так и остались вы мачехой, — хмыкнув, я завершила композицию.***
Я искоса глянула на Катберта. Высокий, статный, обычно облачённый в костюм, а волосы собраны в хвост. Невольно улыбнулась, вспоминая его поведение в домашней обстановке и на работе. Смотря на него хочется верить, что мир бизнеса не прогнил до конца. И что бывают открытые миру люди. Почти три года в замужестве оставили свой отпечаток. И в первую очередь в моём отношение и в моих чувствах к нему. Да, мне было неприятно в начале нашей совместной жизни находиться рядом с ним. Да, я чувствовала себя преданной всеми из-за того, что меня выдали замуж без моего ведома. Но, пожив рядом с мужем, поняла, что мой вариант не так уж и плох. Катберт был мил со мною, ненавязчив и тактичен. Не знаю как, но его присутствие вскоре перестало мне докучать и раздражать, а к нему самому я начала вскоре испытывать симпатию. Он превосходно владеет речью, прекрасно эрудирован, а также до невозможности галантен. Но, всё же, главной его чертой является такт, несмотря на все его успехи в делах компании. Никогда ещё не встречала человека, который смог бы так точно определить тонкую грань между навязчивостью и благожелательностью, лестью и комплиментами, остроумными замечаниями и грубыми шутками. Иной раз мне казалось, что человек рядом со мной — воплощение идеала, слишком много в нём было хорошего и прекрасного.