***
Раздался звонок в дверь. Валерий Алексеевич, подумав, что Инна и Егор вернулись, пошел открывать, не посмотрев в зрачок. Видимо, бдительность потухла под натиском всего навалившегося. Он боялся за недавно обретенного сына, который научился обходиться без него, не считал его отцом. А сейчас ему грозит серьезная опасность. Колосов-старший открыл дверь и не без удивления обнаружил на пороге квартиры Сергея Власова. Тот тут же направил на него дуло пистолета и тихо и без глупостей попросил войти в квартиру. Валерий Алексеевич хотел было уже подставиться под пули, как к ним вышел нервничающий Тёма. Парень застыл на месте, понимая, что это конец. Что он может сделать? Но почему Ленка или Толик не позвонили ему, не предупредили? Власов вошел в квартиру и ехидной кривой ухмылкой показал, что ничего большего от пасынка не ожидал, но с другой стороны было видно, что эта квартира — не самое худшее его ожидание, да и внешний вид парня удивил отчима. Он-то надеялся увидеть еле живого, все еще не отошедшего от болезни человека, а тут сильный и пышущий здоровьем. Такой, каким был всегда. — Сели, — скомандовал Власов, — Сели быстро! Оба! Его глаза яростно смотрели на стойко державшегося Артёма, который всем своим видом показывал, что у него, Сергея, ничего не выйдет, что он, как и в тот раз, явно просчитался, что, что он, Артем, выживет... А вот Валерий Алексеевич был в ужасе. Он боялся не столько за себя, сколько за жизнь своего сына. Он уже прожил жизнь, а так ничего и не добился. Он не мог всю жизнь найти сына, который был у него под носом, а сейчас его единственный ребенок может погибнуть в частности по его вине. — Все в сборе, здорово, — усмехнулся Власов. — А та девчонка ничего такая, неужто твоя? Да нет, на тебя такая не посмотрела бы... Рассмеялся Сергей. Тёма встрепенулся и хотел было кинуться на отчима, похоже, он Лену... Он за это ответит! Он, Тёма, же предупреждал, боялся, что все может плохо закончиться, но она не послушала и неизвестно чем поплатилась за свою самоуверенность. Понятное дело, она хотела спасти его, но вот ценой чего, и где она сейчас? — Вот мы и встретились, ну ты и лопух, Валерка, твой сыночек ненаглядный у меня был все это время, а ты как дурак Катерину искал, а нет больше Кати Колосовой, она Власова давным-давно. Я бы на твоем месте радовался, что избавился от этого ничтожества, — он указал пистолетом на Тёму, — он же ни на что не годный. И Инну мою за собой потащил, что она в тебе нашла такого? — Человечность... — не скрывая, сказал Колосов-старший и приготовился получить пулю. Ему было уже все равно, он всю жизнь искал сына, которого умело прятал его коллега, которому он верил, а он ненавидел мальчика, маленького мальчика, которого всю жизнь гнобили, а он вырвался из этого ужаса и встал на ноги, став от издевательств детства еще сильнее. — Тебе же всю жизнь только деньги нужны были, а люди для тебя ничего не значат. — Пусть и так, чего ты, человечный наш, добился в жизни? А твой человечный щенок? — произнес Власов, утрируя каждую букву, перед словом "щенок" он остановился и, оскалившись, произнес это слово. — Не рассчитал я в тот раз. Надо было тебя самому замочить, чтоб наверняка, а то неудачно вышло. Будто он говорит о проигранной лотерее, сказал мужчина. Тёма вспомнил тот вечер, роковой для него вечер. Тогда он, ничего не понимая, понесся в кусты, куда звала женщина, она умоляла о помощи, и милиционер не мог пройти мимо, он побежал туда, за ней, и там, только и спросив "что здесь происходит", получил пулю в живот, а затем вторую... Колосов сам не помнил, как все произошло, как он потерял сознание, как Муха бегал вокруг него, прося подняться, как пес верил, что его единственный и любимый хозяин жив, как он отчаянно лег под мотоцикл Максима, того, кто стал спасителем Артема. Того, кому Колосов должен был быть благодарен по гроб жизни. — Я ведь все продумал, все рассчитал, все продумал, все было по плану, даже эта дура, которая за сто рублей привела тебя к верной смерти, и та сработала как надо, а ты живучий, оказывается, — оскалился Сергей. Он испытывал искреннее разочарование, потому что Тёма остался жив, что он не умер, что тогда много людей не оплакивали его, что он не оказался в могиле. Как это ужасно. Если бы он видел тогда, как Лена не спала те ночи, волнуясь за Артема, как она боялась потерять его, не знала чем помочь, да и как тут поможешь. Он в реанимации на грани жизни и смерти, и никто не знает, будет ли он жить, придет ли в себя, а если и придет, то когда? Сегодня, завтра, впадет в кому? Те дни неизвестности были просто невыносимы. Осознавать, что сегодня ты говорил с человеком, видел его, знал, что вы увидитесь завтра, а этого завтра для него может не быть... — Пришлось брать все в свои руки, на этот раз я наверняка не промахнусь, дождусь, пока ты не перестанешь молить о пощаде, пока твоё бессмысленное существование не прекратится, да тебя ведь вообще не должно было быть. Катерина не хотела детей, это он настоял, чтобы она рожала. Знай, что твоя мать хотела сделать аборт и была бы абсолютно права. Этого Тёма точно не знал. Его мать хотела сделать аборт... Она не хотела, чтобы он рождался, не хотела, чтобы он был на этом свете. По взгляду отца Тёма понял, что так и было, что Власов не обманывает, что его мать не хотела этого ребенка... — А я исправлю эту ошибку, правда, тридцать лет назад это было бы более безболезненно, ты сам виноват, что сейчас тебе придется умереть, если бы тогда ты не родился, не было бы сейчас проблем, — он говорил об Артеме так, будто имел к нему какое-нибудь отношение, он не отец ему, он ему никто, так почему он решает его судьбу? — А ты, Колосов Валерий Алексеевич, будешь наблюдать, как медленно умирает твой сынок, и не сможешь ничего сделать, не сможешь... Он будет умирать на твоих руках, хрипеть, просить помощи, а ты, как кошка, будешь метаться из стороны в сторону, проклинать меня, но ничего не сможешь сделать, он умрет, на этот раз я не позволю ему выжить, — стало понятно, что монолог Власова подходит к концу. Его слова так и стояли перед глазами Тёмы, а Валерий не мог слушать это. Колосов-младший более или менее привык слушать подобные речи, и на свой счет в том числе. По долгу службы приходилось принимать на свой счет и не такое. А вот мужчина, не привыкший к такому, был действительно в потерянном состоянии, был как загнанный в угол зверь. Он не мог ничего сделать для того, чтобы его сын остался жить. Нет, кое-что он может, пусть это стоит ему жизни, но он не допустит, чтобы Артем умер, чтобы Инна, Лена и его остальные друзья убивались на его могиле, винили себя. Нет. Пусть лучше он погибнет, ему терять нечего.***
— Тёма! — ворвались в квартиру Щепкин и Брусникина, но услышали лишь тишину и звук падающего тела. Нет! Неужели они опоздали...