Моя практика

20 апреля       Второе утро мне просыпаться без тебя, Женя!       Вчера дежурил я, сегодня ночное дежурство у тебя! И ты отправила меня домой выспаться.       Мне, конечно, приятна твоя забота, но так-то — легко от меня не избавиться! Не представляю, как же я раньше мог тебя спокойно отпускать и еще говорить тебе (и себе): ничего, я буду ждать.       Как быстро привыкаешь к хорошему: проснуться рядом с тобой, но немного раньше. И смотреть, как спит мое сокровище, смотреть и жалеть, как быстро ночь пролетела, и придвигаться к тебе все ближе — по миллиметру, ближе, ближе…       Ух, каким Я стал жадным! Просто скряга: Скупой рыцарь! Жадный-жадный! Ни с кем не хочу делиться! Мне жалко каждую минуту, которую ты отдаешь не мне, которую ты проводишь без меня.       По утрам я мчусь на работу, если засыпал и просыпался без тебя. А потом еще и стараюсь лишний раз остаться на дежурство. Если с тобой, Женя.       А еще говорят, что служебные романы мешают работе! Ой, неправда. Вот только не надо завидовать! Нам с Женей очень даже помогают. Мы с ней чувствуем, понимаем уже друг друга с полуслова и с полувзгляда…       На работу, как на праздник!..       А сегодняшний день в отделении я бы назвал детским, а если быть еще точнее — подростковым. Вообще-то, после ночного дежурства, мне можно было сдать смену и спокойненько ехать домой, отсыпаться. А пришлось задержаться на весь день. Вот так уж сложилось, что в моём отделении именно сегодня нужен был травматолог.       Все это, конечно, так. Но сам себя-то не обманешь. Просто соскучился и хотел побыть весь день рядом с Женей. И не только день…       …Утром проснулся от ласкового прикосновения к щеке. Открыл глаза: Женя! Присела на краешек НАШЕГО диванчика (я диванчик в своем кабинете теперь только так и называю), наклонилась к моей щеке. Тут-то я ее и поймал за руку:       — Жень, давно ты тут?       — Целый час! Просыпайся, Соня, идем я тебе кофе заварю! За мной должок: я помню, что вчера утром тебе кофе обещала.       — А в постель кофе? — никак не мог отпустить ее руки.       — Ножками, ножками… — Женя была неумолима. Пришлось идти за ней в ординаторскую.       Пока Женя возилась с кофе, проснулся окончательно.       — Давай помогу! — тут же забрал у нее кружки и поставил на стол. В тот момент мне хотелось совсем даже не кофе.       — Не, не, не! Ты после ночного дежурства. — Женя ласково и немного игриво взглянула на меня.       — Но я полон сил! — Я не выдержал, нежно притянул ее к себе.       Она поняла: и как я соскучился, и что сил у меня еще очень даже… Потому что прижалась ко мне и обняла.       И тут без стука в дверях появилась Галина:       — Илья Анатольевич, прошу прощения! Там пациент по Вашей части!       И застыла на пороге. Вот как вошла, так и окаменела. Влюбленных что ли не видела?! Пришлось выпускать Женю из своих рук.       «Спасибо тебе, Галя! Ты как всегда вовремя!», — подумал я тогда.       Вспомнил сразу Галины смс-ки Степану, про которые Женя мне рассказала и про всё, что потом случилось! Почтовый ты наш голубь, Галя! Извини: голубка почтовая!       А ведь я хотел даже коробку конфет ей подарить тогда, в знак признательности, что «нужную» весточку Степе принесла и приютила его потом. Как говорится: «Подобрала, обогрела…»       А в тот момент мне пришлось оставить Женю и бежать спасать вновь прибывшего пациента, точнее пациентку. Ей оказалась юная тринадцатилетняя спортсменка-теннисистка по имени Светлана.       Галина сразу же предупредила меня, что у девочки очень нервная мать. В тот момент я не придал особого значения словам старшей медсестры, так как прекрасно знал, что матери всегда очень волнуются и переживают за здоровье своих детей. Но это, действительно, был особый случай.       Мать Светы, и правда, была уже на взводе. Она сразу же бросилась мне навстречу. Внимательно выслушав женщину, я понял, что больше всего ее беспокоила не столько травма ребёнка, сколько сможет или нет ее дочь после всего, что случилось, продолжать заниматься профессиональным спортом. Не успев поздороваться, она тут же начала очень нервно объяснять мне, как важно для теннисистки здоровое плечо. И чтобы мы поскорее с ним что-то сделали.       Девочка-подросток сидела рядом на кушетке, и я краем глаза заметил, с каким укором она взглянула на свою мать. Я попытался как можно вежливее прервать пламенную речь женщины и тут же обратился к юной спортсменке, которая с тревогой и страхом прижимала травмированную руку к себе. Чтобы подбодрить девочку, для начала по-дружески поздоровался с ней, а потом очень доброжелательно добавил:       — Ну что! Посмотрим, как скоро ты сможешь вернуться в олимпийскую сборную! Или как она у Вас там называется? Уимблдонская? — я с понимающей улыбкой взглянул на неё. И девочка, чуть успокоившись, тоже попыталась улыбнуться мне в ответ:       — А Вы забавный! Куда надо идти?       …Да, уж! Даже ребенок тогда назвал меня забавным — забавно, конечно. Неужели было так заметно?! А еще я легкий, легкомысленный и безумно влюбленный мальчишка. И похоже, мы с этой девочкой сейчас в одной возрастной категории…       …Я отдал поручение Галине отвести Свету на рентген. И, не обращая внимание на нервные протесты матери, которая хотела везде быть рядом со своей дочерью, настойчиво порекомендовал женщине дожидаться результатов обследования в коридоре.       Снимки показали, что у девочки, на самом деле, типичная для теннисистов травма — вывих плеча. Необходимо было его вправить, а потом наложить на плечевой сустав повязку Дезо…       — Будешь скучать без тенниса? А? — задал я вопрос Светлане, потому что сам обожаю эту игру, а здесь в Туле пока так ни разу и не удалось подержать в руках ракетку.       Но девочка тогда очень нервно меня оборвала:       — А обязательно разговаривать?       — Да нет. Не обязательно, — ответил я, а про себя подумал: «Ох, и резкие пошли подростки!»       И все же нужно было хоть как-то отвлечь юную спортсменку от предстоящей довольно неприятной процедуры. Поэтому между делом, готовясь вправить вывих, все-таки решил продолжить свой блиц-опрос о теннисе.       А юная спортсменка оказалась бойцом. Отвечая четко и коротко на мои вопросы, она даже не вскрикнула, только поморщилась немного. И я, вправив теннисистке плечо на место, оценил про себя ее терпение и мужество, даже попросил её автограф. При этом, правда, предупредил, что три-четыре недели руку беспокоить нельзя, а после необходим еще месяц реабилитации.       Девочка снова мне в своей резкой манере ответила, чтобы я объяснил это её маме. Конечно, тут же пришлось заверить ее, что мама будет в курсе, но самой Свете еще несколько часов придётся полежать в больничной палате.       Похоже, я произвёл на неё впечатление, потому что подающая надежды юная теннисистка вдруг с грустью добавила:       — А автограф Вам мой все равно уже не понадобится, — и, вздохнув, честно призналась, что есть девочки, которые играют в теннис лучше её.       — А я, может быть, именно твой фанат, — мне очень захотелось её как-то подбодрить.       Юная спортсменка, сразу приняла мою игру, напомнив, что она правша и что теперь мне придётся немного подождать. Но я все равно пообещал, что приду «за должком» к ней на соревнование. И девочка, одарив меня своей кокетливой улыбкой, вдруг снова произнесла:       — Нет, Вы, правда, забавный!..       …«Забавный — дубль два» — так-то меня, правда, ещё никто не называл. «Придурок!» — был, «Анатолич — ас» — был… что там еще?.. — растём?»…       …А тогда я, отдав Галине распоряжение наложить девочке повязку Дезо, снова поспешил в ординаторскую…       Женя уже ждала меня там. С горячим кофе… и с расспросами о самочувствии юной теннисистки, потому как неугомонная и одержимая победами дочери мама спортсменки уже успела найти нашу Евгению Павловну в ординаторской. Да и ещё, судя по всему, нажаловалась ей на меня. Пришлось успокоить Женю, что травма у девочки вполне типичная для теннисистов.       Смена моя к тому времени давно уже закончилась. И Женя решила отправить меня домой. «Ну вот — а я о чем?» — только и пролетела мысль. — «Нам хлеба (в смысле: отдыха) не надо, работу нам дайте!»       Я тут же сделал категоричное лицо, что не хочу домой, и что у меня здесь есть все что нужно для полного счастья: кофе, ну и, самое главное — ОНА. А потом нагнулся, чтобы нежно ее поцеловать… Но… Видимо, тогда мне даже просто поцеловать Женю была не судьба…       Откуда ни возьмись на пороге собственной персоной вдруг возник Вячеслав! Ведь я точно знал, что у него сегодня был выходной, как впрочем и у всех остальных врачей.       Женя тут же отпрянула от меня. Но вряд ли от нашего вездесущего Славы что-либо укрылось. Поздоровавшись с нами, он начал озабоченно искать свой забытый бумажник, попутно ни с того ни с сего решив одарить Женю своим комплиментом:       — Потрясающе выглядишь! — видимо, Мамину сразу бросился в глаза счастливый Женин взгляд.       Она тут же стенкой усмешкой, как ни в чем не бывало, ему парировала:       — Впрочем, как всегда!       Тогда мне стало ясно, что Женя не хочет, чтобы Слава знал о наших с ней отношениях. Пришлось уйти к себе в кабинет.       Правда, отдохнуть мне снова не пришлось. По скорой привезли ещё одного подростка. Четырнадцатилетнего мальчишку-паркурщика. Сорвался с большой высоты строящегося дома.       Слава Богу, отделался по моей части неосложненным перелом малой берцовой. А по части Евгении Павловны нужно было наложить пару швов на мягкие ткани.       Ох, уж эти подростки, скажу я вам! Просто какая-то зона повышенного риска. Вспоминаю, как этот парнишка начал нам рассказывать, что ему просто не повезло. И что таким вот образом они с другом учатся преодолевать страх перед каждым новым препятствием, которое обязательно надо взять.       Мы с Женей тогда только понимающе переглянулись.       Но наш отчаянный и такой бесстрашный мальчишка, услышав, что ногу его будут сейчас зашивать, вдруг тут же закричал от испуга:       — Может, не надо швы?!       Пришлось заверить его с улыбкой, что надо и что он ещё легко отделался.       Но больше всего нашего паркурщика расстроило не то, что ближайшие полгода он не сможет нормально ходить, а то, что ему придётся теперь навсегда забыть про его любимый паркур.       Я, конечно, тут же объяснил парню, что ему ещё повезло. Вспомнил, каких мне прыгунов-паркурщиков привозили. Рассказал, как мы по несколько часов в четыре руки их кости из мелких осколков собирали…       Но подросток и так, видно, сильно был напуган. Переживал, что от матери хорошо достанется. Потому что она как раз просила его о том, чтобы не прыгал и не ходил на стройку.       Парнишка тут же начал просить меня соврать его маме, что у него не перелом, а растяжение.       — Так она ж потом диагноз увидит! — пришлось объяснить ему, что обхитрить мать у него не получится. А, увидев нашу Изабеллу, несущую ему костыли, парень подпрыгнул на кровати и закричал с нескрываемым ужасом на лице:       — Это что, мне теперь на костылях три месяца?!       — К сожалению… — посочувствовал ему я.       Оставив подростка в палате привыкать к новому способу передвижения, я отправился наконец в свой кабинет. И там вдруг почувствовал такую усталость, что сам не заметил, как заснул у себя, прямо на диванчике.       Проснулся от нежного прикосновения Жени к моей руке. Её голос был тихим, но очень тревожным:       — Илюша, прости, пожалуйста, прости! Там у Светы осложнение. У неё онемели пальцы правой руки.       Спросонья не сразу даже смог понять, когда это произошло. Но Женя тут же объяснила мне, что у девочки онемели пальцы именно той руки, которой я вправлял плечевой сустав, и посчитала это обстоятельство последствием травмы.       Но я-то прекрасно понимал, что причиной такого онемения может быть все что угодно: проблемы в сердечно-сосудистой системе, грыжи в межпозвоночных шейных дисках, да и вообще любые нарушения в работе внутренних органах.       Вдвоем с Женей мы поспешили в палату к юной теннисистке. Её мать уже сидела с ней рядом и просто орала на свою дочь:       — Ты понимаешь, что я из последних сил бьюсь ради тебя, — у меня даже возникло ощущение, что ещё немного и эта нервная мамаша начнёт бить свою дочь за то, что та не оправдала её надежд.       Девочки испуганно закричала в ответ, что будет стараться.       Женя конечно же попыталась успокоить мать девочки. Но та очень грубо ее оборвала, сказав, чтобы мы не вмешивались в их отношения с дочерью.       И тут я уже не мог себя сдержать и, сообщив о возникших осложнениях у Светы, довольно жёстко попросил женщину покинуть палату.       Мать начала сразу же сопротивляться. Но я был непреклонен и сразу дал понять, что в её присутствии осматривать девочку мы не будем. В конце концов, женщина оставила нас наедине с её дочерью.       При осмотре выяснилось, что девочка не чувствует указательный и большой палец травмированной руки. И впоследствии рентген подтвердил мои предположения о том, что у нашей юной пациентки существуют проблемы в шейном отделе позвоночника.       Я тут же вызвал к себе в кабинет мать теннисистки. Мне пришлось озвучить ей совсем неутешительный диагноз её дочери: «позвоночная грыжа». И что вопрос о необходимости хирургического вмешательства или более щадящей терапии и ЛФК будут решать уже профильные специалисты.       Но последовавший за моими словами о диагнозе девочки вопрос матери меня просто потряс до глубины души:       — Вы мне скажите самое главное — она в теннис играть сможет? — она в упор смотрела мне в глаза, будто это я стал виновником того, что её дочь никогда теперь уже не станет профессиональной спортсменкой.       Я твердо ответил ей, что Света сможет играть в теннис, но только для себя.       — Подождите! Что значит для себя? Профессионально она сможет играть в теннис? — все никак не унималась мать.       — А надо ли? — я ещё раз обратился к женщине с надеждой, что она наконец-то услышит меня.       — Да! Вам не понять! — она произнесла это с таким разочарованием и нескрываемой горечью, будто в одночасье рухнули все ее чаяния и надежды на светлое будущее своего ребенка.       А после моих слов, что завтра мы переводим девочку в нейрохирургию, она, недовольно вздохнув, направилась сама сообщить дочери её диагноз…       Так незаметно подкрался вечер. Я дожидался Женю в ординаторской. Вспоминал, как когда-то, в метель, я вот так же задержался, чтобы быть рядом, и вот так же ждал ее в этом кабинете. И так же медленно тянулось время…       Женя вошла, немного усталая, немного задумчивая, но с ласковой улыбкой. Она подошла ко мне, я протянул ей руки, взял ее теплые ладони в свои. И залюбовался.       Женя поняла мой взгляд, она коснулась губами моего лба, обняла меня. Потом прижалась к моему плечу. Тихо и доверчиво. Теплая и любимая.       Какое-то время мы молчали, просто наслаждаясь тем, что наконец-то мы одни.       И тут я решился задать ей вопрос, который не то чтобы уж очень меня мучил, но всё же как-то засел во мне:       — Слушай, я заметил, как ты смутилась, когда Вячеслав вошёл сегодня в ординаторскую.       Женя на секунду отодвинулась от меня и немного виновато пожала плечами, сказав, что не хочет, чтобы о наших отношениях знали. Пока.       Я никак не мог понять, что же ее смущало. Ведь Степан уже сделал предложение Галине…       — Ну в том-то и дело. Я только что рассталась с мужем. Как-то не хорошо… — зарделась она.       Ой, Женя, Женя! Хотя… что-то прикольно-экстремальное в этом было.       — И что, мы будем скрываться, как школьники?       Я уже рисовал себе в воображении картину: при малейшем шорохе под дверью я пулей влетаю в шкаф! Хорошо бы отрепетировать и проверить заранее: я там хоть помещусь?       А Женя продолжала очень деликатно, словно боялась, что я не пойму:       — Дай мне паузу! Хорошо? Не обижаешься?       Она присела к столу, а я наклонился над ней, чуть касаясь ее плеча:       — Нет, я не обижаюсь! — и уже хотел было пошутить насчет шкафа:        — Просто сегодня ночью я буду скрываться здесь, в ординаторской, вместе с тобой…       — Нет, ты что? Ты двое суток на ногах! Третьи ты не выдержишь! — ласково взглянув на меня, возразила Женя.       — У меня есть выбор? — спросил я тогда с надеждой.       Но она покачала головой и нежно, но твердо произнесла мне свое «нет».       При этом Женя сначала очень бережно коснулась губами моей щеки, потерлась о неё носом, будто хотела запомнить запах моего тела на предстоящую ночь. Потом так же нежно погладила мою руку, словно утешая.       А я еще острее почувствовал, как трудно мне будет уйти от нее домой.       — Понятно! — конечно, я немного расстроился. Ведь я-то уже размечтался…       Но и так просто сдаваться я не собирался.       Изображая полную покорность, не прощаясь, опустив плечи, медленно поплелся к двери. А потом… вдруг… закрыл дверь на защелку и повернулся с видом фокусника: ОППА! — надеюсь, удивил!       — Ну, а на поцелуй перед дальней дорогой я могу рассчитывать?! И давай снова постараемся… «поскорее все забыть», — произносил эти слова, вглядываясь в Женино лицо, и видел, что она вспоминала то же, что и я. И думала о том же…       …И вот я снова один дома, пытаюсь заснуть. Уже в мечтах о завтрашнем дне… Так! Значит, завтра, Евгения Павловна, Вас будет ждать сюрприз!       Засыпаю радостный и счастливый.