Моя практика

      Кажется, я заболеваю!       Заболевание серьезное, главное — медикаментозно не лечится. Иногда проходит само, но может перейти в хроническую форму. Иммунитет не вырабатывается. Говорят, кто переболел в юности — у того в дальнейшем течение болезни протекает легче.       Увы! Не переболел…       Может, это уже самовнушение или на самом деле у меня первые симптомы того загадочного заболевания, которое мы когда-то бодренько обсуждали в своей медицинской среде… А название грозное: F63.9. Похоже, у ВОЗ латынь закончилась — остались одни цифры. Ну, да: 21-й век на дворе — везде только цифры! Правда, была ещё и расшифровка: «Расстройство привычек и влечений неуточненное». Помнится, мы тогда так и не пришли к общему мнению: не является ли всё это злой шуткой отвергнутого психиатра.       Хотя, что это за словечки: «Может», «Кажется»? Ты — врач или…?! Симптомы, пожалуйста!       Навязчивые мысли о другом? Есть!       Мурашки по телу? Уже — да!       Головные боли? Ну, были… Но похоже, причина-то была не в этом.       Жалость к себе, бессонница, необдуманные поступки? Это точно — нет! А вот синдром навязчивой идеи: «Я знаю, я ей нравлюсь, но она молчит», — есть немного, да. ДА!       Ну не придумал же я все это?! Вспоминаю весь сегодняшний день, начиная с ошеломительного появления Жени в новом облике, все наши взгляды и…       Ну, нет, Евгения Павловна, я же не слепой! Я помню Ваши глаза, когда мы делали первичный осмотр пациентки. Такой трогательный, такой неожиданно робкий взгляд, в котором немые вопросы: «Ну как я Вам?»; «Вам нравится?»; «Вы понимаете, для кого я так выгляжу сегодня?»…       А еще я помню прикосновение к Вашему плечу и Вашей руке, когда мы изучали анализы Бегунковой. Вы не отстранились тогда, Евгения Павловна, не сказали, что я нахал, который загнал Вас в тупик между каталкой возле палаты и собой. Вы не поставили меня на место, как Вы умеете это делать: всего одним взглядом, всего одним поворотом головы? Почему? Не могли же Вы не почувствовать мое прикосновение, пусть случайное?       Но, похоже, самый опасный для врача симптом F63.9: снижение уровня интеллекта… Ага — вот оно! Вот почему я так и не смог за весь день поставить диагноз Бегунковой! Ладно, подумаю об этом потом. Всё.       До ординаторской лишь несколько шагов. Стараюсь не спешить, но мысли бегут впереди меня, туда где ОНА! И главная мысль: зачем я туда иду? Что я ей скажу? Что хочу услышать? Может, я себе сегодня что-то нафантазировал, а сейчас все сразу станет на свои места?! Ладно, и пусть станет!       Сначала стучусь очень вежливо и не слишком громко. А потом, вспоминая все наши взгляды и общение друг с другом в течение дня… решительно открываю дверь ординаторской.       Чувствую, что расплываюсь в глупой улыбке. Улыбку с лица стереть — какие тут улыбки, если за весь день так и не поставлен диагноз пациентке?! И перестать волноваться, как девушка перед первым свиданием.       Женя стоит возле стола, что-то просматривая в медицинском справочнике. Мягкий свет настольной лампы. Уютно. И мы одни. МЫ?!       — Евгения Павловна, Вы ещё здесь? — я делаю удивленное лицо, будто для меня это большая неожиданность.       Надеюсь, что удивление сыграно мной на отлично. Хотя разве завотделением не может зайти просто так и не искать для этого оправдания?!       — Как видите, — почти не отрывая головы от книги, произносит она, потом проходит легкими быстрыми шагами и садится за стол.       — Может, и я останусь? Вместе поработаем? — с энтузиазмом в голосе неожиданно для себя спрашиваю я.       Сердце вдруг решительно дает знать о себе сильными ударами там, где оно биться никак не может. Господи, ну зачем спросил?! А вдруг она согласится? Что тогда? Какие диагнозы?! Ну и придурок!       Хотя сразу же становится понятно, что эта моя идея, не успев ещё даже окончательно созреть в голове, тут же обречена на провал.       — Ой нет, нет, нет! — иначе завтра у нас не будет ни одного выспавшегося хирурга. А это катастрофа! — очень быстро и чётко отвечает мне она. Решительность и мягкость одновременно в этом грудном голосе. И голос этот так и обволакивает своей мягкостью.       И что теперь: мне пора?! Пора уходить?! Но уйти так сразу я уже не могу. Мне так хочется слушать ее голос, видеть ее глубокие глаза. Смотреть в них, не отрываясь…       — Да, задала нам задачу эта Бегункова… — неспешно произношу я.       Тут же, как нельзя кстати, сразу в памяти всплывает смешной, но поучительный эпизод из моей студенческой жизни.       — Но я более чем уверен, что этот случай — червь в яблоке! — начинаю свой рассказ. А сам между тем не спеша прохожу и сажусь на стул прямо напротив неё. Мне нужно видеть ее глаза, ее реакцию.       — В смысле? — спрашивает она, скорее больше из вежливости. Червяк в яблоке её, похоже, не слишком пока заинтересовал. Но так это еще и не все.       — Да это случай из моей студенческой жизни, — пытаюсь хоть как-то заинтриговать ее я. Замечаю, что Женя продолжает изучать справочник, даже не поднимая на меня головы. Но я не сдаюсь. Немного терпения. Я объясню. И рассмешу ее обязательно. Я должен, просто обязан напоследок оставить ее в хорошем и бодром настроении. Поэтому с воодушевлением продолжаю:       — Наш курс повели в морг, на практику…       Женя сразу оживает и поднимает на меня свои лучистые глаза:       — Уже смешно!       Понимаю, что студенты-медики и морг — это неоригинально. Но, видимо, как и у меня, студенческая практика в морге тоже вызывает у неё какие-то весёлые воспоминания. Она, наконец-то, отрывается от папок на столе, откидывается на спинку стула и доброжелательно смотрит на меня. А я набираю в лёгкие побольше воздуха и воодушевленно продолжаю:       — Ну, естественно, все боялись встречи с трупом, и одна моя сокурсница притащила с собой яблоки. Ей мама посоветовала, чтобы в обморок не упасть. Ну, и в самый ответственный момент, когда ввозят эту каталку с трупом, она разразилась ТАКИМ душераздирающим криком, что все остальные чуть в обморок не попадали! Ну, естественно, все принялись её утешать, что в этом нет ничего страшного. Это нормально! Это твоя работа! Надо привыкать! А выяснилось, что она кричала совсем не из-за трупа…       Делаю небольшую интригующую паузу. Замечаю, как Женины глаза все ещё смотрят на меня с нескрываемым любопытством и вниманием.       — Просто в яблоке, которое она начала жевать по совету мамы, оказался… червяк. И она его надкусила! — а вот и весёлая развязка этой истории.       Ну наконец-то — цель моя достигнута! Я слышу звонкий Женин смех. Какой же он красивый и искренний, этот смех! Кажется, в этот момент я могу смотреть на нее и наслаждаться целую вечность!       — В общем, с тех пор все эти истории, где причина кроется в малом, а не глобальном, я называю: «червь в яблоке», — резюмирую я.       — Понятно, — Женя смотрит на меня с нескрываемым интересом. И, кажется, с симпатией. Мне безумно приятно, что рассказ мой произвел на нее должный эффект.       И тут я решаюсь…       — Эти сережки вам очень к лицу…— Говорю то, что хотел бы сказать еще утром. Господи, как давно я не говорил женщинам комплименты! Но тут же, глядя на нее, чувствую, как краснею и сбиваюсь с мысли. Потом поправляю себя:       — Вернее, к Вашей новой причёске…       Женя вдруг от такой неожиданности и сама теряется с ответом. Только благодарит смущенно. Наблюдаю, как лёгкий румянец появляется на её лице.       А я, наоборот, набираюсь храбрости и уже более уверенно продолжаю:       — Признаю, комплимент запоздалый, но днём все как-то не получалось, — снова с улыбкой смотрю на её реакцию.       — Все равно приятно, — по лёгкому волнению в ее голосе, чувствую, что мой комплимент для неё и правда что-то значит.       — Ну, может, вы домой пойдете? Отдохнете! Все же утро вечера мудренее…       Но Жене, похоже, не привыкать к незапланированным ночным дежурствам. А может, просто домой её теперь уже ничто не тянет.       — Нет, нет, нет! В нашей профессии утром может быть слишком поздно! — упрямо не хочет соглашаться со мной она.       Ну что ж. Пусть остается в больнице, раз здесь ей комфортнее. А моё присутствие так долго рядом, без всякого уважительного повода и так, похоже, уже выходит за все рамки приличия. Пора и честь знать!       — Спокойной ночи! — прощается со мной Женя и снова в какой уже раз ласково смотрит мне в глаза…       — И вам того же! — не могу не ответить я ей тем же.       Я уже почти выхожу, но напоследок все же не в силах удержаться, чтобы не посмотреть в ее сторону, и снова встречаю ее взгляд…       Вот так с улыбкой и иду по коридору… Хоть бы не встретить никого!       Ох, точно заболеваю…       Возвращаюсь домой — надо выспаться!       Завтра в отделении должен быть хоть один выспавшийся хирург!       Всё! Спать…       И пусть мне приснится сегодня Женя…       А пока, засыпая, снова вижу ее задумчивое лицо, склоненное над справочником. Её взгляд на прощание… Вспоминаю ласковый свет в ее глазах, загадочную и нежную улыбку…       Спасибо тебе, червячок… В яблоке…       Интересно, думает ли она обо мне, хоть чуть-чуть? Ох, не о том я думаю: думай, Илья, о диагнозе. Не думается. Завтра подумаем вместе.       Кажется, так и засыпаю… С улыбкой… 4 февраля       И вот оно долгожданное утро! Здравствуй, новый день! Надеюсь, он принесёт мне хорошие вести! Бегом, просто на ходу выпив чашечку кофе, быстренько сажусь за руль, спешу в своё родное отделение.       Залетаю в ординаторскую. И сразу же вижу Женю… сладко спящую на диванчике. Глядя на неё, такую трогательную и такую беззащитную во сне, не могу не залюбоваться ею. И только потом уже замечаю Гиппократа, стоящего неподалёку и внимательно разглядывающего рентгеновский снимок.       Стараюсь не шуметь, чтобы Женя ещё хоть чуть-чуть поспала. Но она все равно просыпается. И, открывая глаза, слегка тушуется от того, что двое мужчин застали её спящей на боевом посту.       Я извиняюсь, но Женя прерывает мои извинения, пеняя Гиппократу за то, что он её сразу не разбудил.       Шульман подзывает нас к себе, чтобы ещё, уже в который раз, мы взглянули на снимок Бегунковой. Лично я уже могу представить его себе даже с закрытыми глазами. Что же он там ещё увидел, о чем мы не знали?       — Сколько у человека поясничных позвонков? — задаёт нам вопрос Гиппократ из курса анатомии.       — Пять! — ясно, что для Евгении Павловны этот ответ вполне очевиден.       — А здесь — четыре, а пятый с проблемами, — продолжает свою мысль Шульман.       — А где он? — Женя внимательно рассматривает снимок.       — А пятый, очевидно, в результате травмы подвергся разрушению? — в моей голове тут же вырисовывается, возможно, правильный диагноз.       — О, значит это остеомиелит четвертого позвонка с вовлечением спинномозговых нервов, — быстро подхватывает мою мысль Женя.       Мы вдвоём, почти одновременно приходим к одному, на наш взгляд, самому верному решению по диагнозу Бегунковой, к которому нас очень ненавязчиво подвел Гиппократ Моисеевич.       — Вот вам и диагноз! — резюмирует главврач.       — Ой, как стыдно! Боже мой как же стыдно! Как же я сразу не заметила?! — сокрушается Женя.       — Это МЫ не заметили, — многозначительно глядя ей в глаза говорю я. И смотрю на Женю: какое же необыкновенно приятное это слово: МЫ!       — Ну, ну, ну, коллеги! Не надо себя винить! Я вот сегодня телефон искал минут десять, наверно. А он на столе лежал на самом видном месте, — пытается нас подбодрить Гиппократ, — особенности человеческого зрения иногда не видеть самого очевидного, потому что мозг его ищет в другом месте.       — Червь в яблоке… — произносит, глядя на меня Женя.       — Какой червь? — Шульман озадаченно смотрит на нее, абсолютно ничего не понимая.       А я, глядя на Женю, радуюсь как мальчишка тому, что у НАС с ней есть какой-то маленький секрет. Только НАМ двоим известная тайна…       — Это Вам Илья Анатольевич расскажет… Коллеги, у нас нет времени! Пункцию надо делать! Бегом! — Евгения Павловна стремительно выходит из ординаторской. А мы с главврачом еле успеваем за ней следом.       Нужно подготовить пациентку к довольно болезненной процедуре. Но только пункция поможет нам подтвердить точность наших предположений по диагнозу.       И вот уже все готовы. Пациентка готова. Я сосредоточен. Есть! Вытаскиваю шприц. Все, как мы и предполагали!       — То есть переводить больную надо в нейрохирургическое отделение на операцию, — подводит, наконец, итог нашим мучениям Гиппократ. И все мы с огромным облегчением смотрим друг на друга…       Женя уходит, чтобы сообщить дочери и мужу диагноз пациентки. Они у двери процедурной с нетерпением дожидаются нашего заключения.       Я тоже выхожу за ней в коридор. Вижу, как счастлива дочь от того, что опасность онкологии миновала, как она обнимает своего отца, который сегодня уже трезв, как стеклышко, как вместе они, окрыленные нашим оптимистичным прогнозом, идут радостно по коридору…       Смотрю им вслед и у меня на душе становится тоже очень легко и радостно. Хотя, про себя понимаю, что причина МОЕЙ радости далеко не в этом…       Подхожу к Жене, улыбаясь и глядя ей в глаза, произношу:       — Я же говорил: утро вечера мудренее!       — Да ладно! Какое утро? Какого вечера? Гиппократ у нас всех мудренее! — трогательно и смущенно улыбаясь, отвечает мне она.       Это её волнение от того, что мы снова стоим рядом и очень близко, тут же передаётся мне. И мне нужно, пока она здесь, пока еще рядом, сказать ей что-то очень важное.       — Да нет, просто ты… — наконец-то начинаю говорить я, чувствуя лёгкое головокружение от ее близости, и понимаю, что продолжить свою мысль уже не в состоянии… Вижу только Женю, склонившую в ожидании кокетливо голову набок и её манящую улыбку. Она ждет. Мучительно пытаюсь подобрать нужные слова… Они же есть, и я их уже знаю, но… понимаю, что время ещё не пришло. Чувствую, что пауза подзатянулась и надо как-то продолжить уже начатую фразу. Набираю воздух в легкие… Пусть будет так…       — Ты отличный врач, Женя! — смотрю при этом прямо ей в глаза. И, вдруг, понимаю — она сама прочитала в них все, что я хотел, но не смог сейчас произнести…       А потом с загадочной улыбкой, поворачиваюсь и ухожу, унося вслед за собою её удивленный и радостный взгляд…       Ну что, Илья Анатольевич? Болезнь-то со странным кодовым названием у вас прогрессирует?!       Хотя… прогноз вполне благоприятный!..