Моя практика

      Итак, мой но­вый день на­чал­ся го­лов­ной болью и послепраздничным кок­тей­лем в ру­ках с лег­ким и при­ят­ным для слу­ха вра­ча наз­ва­ни­ем: «Ас­пи­рин рас­тво­римый». А еще сум­бурны­ми вос­по­мина­ни­ями о дне вче­раш­нем. Осо­бен­но о яр­ком его за­вер­ше­нии…       Не ус­пе­ли паз­лы про­изо­шед­ших на­кану­не со­бытий сло­жить­ся в сколько-нибудь приемлемую кар­тинку, как тут же рас­ка­тис­тым гро­мом от­зы­ва­ет­ся в го­лове зво­нок Вя­чес­ла­ва. Те­рапев­та мо­его от­де­ления, а те­перь еще и мо­его со­бутыль­ни­ка, ес­ли смот­реть прав­де в гла­за. Ведь это он по­казал мне мес­течко за уг­лом, где яко­бы сни­ма­ют­ся стрес­сы… А даль­ше, как го­ворит­ся, пси­холо­гичес­кая раз­рядка. И в но­мина­ции: «Луч­ший пси­холог го­да» — по­беди­ла вод­ка!       Стран­но, ни­ког­да еще Вя­чес­лав Алек­сан­дро­вич не зво­нил с ут­ра, пе­ред ра­ботой. Не­уже­ли что-то слу­чилось?! Толь­ко не сейчас! Вячеслав обеспокоен моим самочувствием? К чему бы это? Нет, точно что-то случилось!       Но, как вы­яс­ня­ет­ся, в боль­ни­це ни­чего серь­ез­но­го не про­изош­ло.       — Зво­ню уз­нать, как де­ла? — бодро ин­те­ресу­ет­ся у ме­ня Мамин.       Добрый ты, Слава! Да… Добрый… Знаешь ведь, где собака порылась!       Ус­лы­шав в го­лосе Славы такие жиз­не­радос­тные ин­то­нации, по­нимаю, КО­МУ вче­ра дос­та­лась ль­ви­ная до­ля вы­пито­го алкоголя. А по его фа­миль­яр­но­му то­ну чувс­твую, что Вя­чес­лав Александрович принял этот ве­чер в ка­фе за на­чало при­ятель­ских от­но­шений меж­ду на­ми. Про­яв­ляя неж­ную за­боту о мо­ем са­мочувс­твии, он, ви­димо, ре­шил ис­поль­зо­вать воз­никшую си­ту­ацию, как на­ик­ратчай­ший путь сбли­жения с на­чаль­ством.       Ох, как силь­но Мамин заб­лужда­ет­ся на этот счёт!       — Нор­маль­но у ме­ня де­ла! Ско­ро бу­ду! — не­доволь­но бур­чу в от­вет я, ста­ра­ясь дать по­нять Сла­ве, что наш те­лефон­ный раз­го­вор на этом за­кон­чен. А по­том, с удив­ле­ни­ем взгля­нув на ча­сы, со­об­ра­жаю, что мой ра­бочий день уже пять ми­нут как на­чал­ся! И не очень ле­тящей по­ход­кой бре­ду в ван­ную, что­бы при­нять, на­конец, ос­ве­жа­ющий душ…       К мо­ему при­ез­ду жизнь в боль­ни­це уже бур­лит вов­сю. Вой­дя в смот­ро­вую, ви­жу, что при­вез­ли муж­чи­ну сред­них лет без соз­на­ния. Ев­ге­ния Пав­ловна пы­та­ет­ся ус­та­новить его ди­аг­ноз. Стараюсь держаться бодро, говорить мало. Дышать в сторону.       Си­дящая ря­дом Бел­лочка за­пол­ня­ет карту. С её слов уз­наю толь­ко ску­пую ин­форма­цию о том, что имя па­ци­ента — Эду­ард То­полян­ский. На дан­ный мо­мент про­жива­ет в гос­ти­нице и, по всей ве­ро­ят­ности, от­ра­вил­ся в ка­фе.       На са­мом де­ле от не­го очень силь­но ра­зит ал­ко­голем. Или это мне пос­ле вче­раш­не­го уже ме­рещит­ся? Хо­тя Же­ня счи­та­ет, что при­чина сос­то­яния па­ци­ен­та не толь­ко в ал­ко­голе. Ну, что ж, дож­демся ана­лизов. А по­ка, при та­ком низ­ком дав­ле­нии — ат­ро­пин, ад­ре­налин, ин­фу­зи­он­ная те­рапия.       Про­шу Евгению Павловну дер­жать ме­ня в кур­се со­бытий. А сам сно­ва спе­шу на пост — уз­нать о но­вых пос­тупле­ни­ях. Уже выходя, спиной чувствую ее взгляд. Льщу себя надеждой, что в этот момент она, может быть, подумала обо мне.       В ко­ридо­ре на гла­за мне по­пада­ет­ся Вя­чес­лав Алек­сан­дро­вич.       — О, Илья, при­ветс­твую! — уви­дев ме­ня, Ма­мин так ши­роко улы­ба­ет­ся мне, слов­но ты­сячу лет мы с ним хо­дим в не­раз­лучных друзь­ях.       — Здравс­твуй­те! — не включаясь в эту игру под названием «Встреча старых друзей», отвечаю максимально офи­ци­аль­но.       — Я смот­рю — ты огур­цом! — гром­ко про­дол­жа­ет он, не замечая моей интонации… Ви­димо, хо­чет уди­вить про­ходя­щих ми­мо кол­лег и лю­бопыт­ных па­ци­ен­тов сво­ей приближенностью к вы­шес­то­яще­му на­чаль­ству.       Вот так?! По-простому?! На ТЫ?! Нет, Вячеслав Александрович, и слова у Вас не те, и тон выбран неправильно. А на данный момент даже голос Мамина сразу будит во мне приутихшую головную боль.       — Да­вай­те без лиш­них эмо­ций! — уже довольно жестко одер­ги­ваю я его.       — А что это мы опять на «Вы»? — с оби­дой в го­лосе спра­шива­ет Сла­ва. Похоже, он поражен до глубины души моей амнезией.       — Мы вче­ра поз­во­лили се­бе не­фор­маль­ный ве­чер. Но на бру­дер­шафт не пи­ли. Да­вай­те все же при­дер­жи­вать­ся ра­бочих вза­имо­от­но­шений! — пы­та­юсь уже кон­крет­но оса­дить зар­вавше­гося Ма­мина, сно­ва мыс­ленно ру­гая се­бя за ве­чер­нее воз­ли­яние.       Но тут же ви­жу, как к нам на ка­тал­ке ве­зут ещё од­но­го па­ци­ен­та — пожилого мужчину. Да здесь и анализы, похоже, излишни: запах и поведение явно указывают на алкогольную интоксикацию. И причем тяжелую.       Да что же за день-то та­кой!       А тут еще выясняется, что вновь прибывший пострадавший из то­го же рай­она, что и первый, и то­же хо­рошо по­сидев­ший в ка­ком-то ка­фе.       — Нам ещё мас­со­вого от­равле­ния не хва­тало! — гля­дя на не очень пре­зен­та­бель­но­го на вид пациента, мор­щится Вя­чес­лав. И уже, об­ра­ща­ясь к фель­дше­ру, по-де­лово­му от­да­ёт ему рас­по­ряже­ние:       — Пе­тя, в смот­ро­вой ос­тавь, сей­час при­дёт кто-ни­будь и пос­мотрит!       Похоже, Мамин все еще под влиянием вчерашнего вечера и никак не может спуститься с возведенного им для себя постамента с надписью: «Я тоже начальник — я пил с самим Соколовым!» Но я-то вижу его хит­рый замы­сел — быс­трень­ко увиль­нуть от ра­боты. По­это­му не даю ему рас­сла­бить­ся и сно­ва спускаю с высот на землю:       — Вот Вы и зай­ми­тесь этим боль­ным! Вы­яс­ни­те, нет ли мас­со­вого от­равле­ния. По­тому что пер­вый боль­ной вче­ра в ка­ком-то ка­фе был. Мо­жет быть, удас­тся при­нять ме­ры. Да­вай­те, да­вай­те!       — Слу­ша­юсь! — вы­нуж­ден под­чи­нить­ся мне Вя­чес­лав. Лицо его быстро меняет выражение: «Лучший друг Ильи Соколова» на выражение: «Я обиделся». И, бро­сая на ме­ня уже не очень ласковый взгляд, он не­хотя нап­равля­ет­ся вслед за каталкой с па­ци­ен­том. А я, стоя за дверью смот­ро­вой, сра­зу же пред­став­ляю, сколь­ко те­перь уже не са­мых лес­тных слов в мой ад­рес, выс­ка­зыва­ет сей­час он на­шему фель­дше­ру. Впрочем, меня это уже мало волнует…       Си­дя в сво­ем ка­бине­те, раз­би­ра­ясь с бес­ко­неч­ной до­кумен­та­ци­ей, пы­та­юсь при­вес­ти свои мыс­ли в по­рядок. Но се­год­ня это уда­ет­ся мне с боль­шим тру­дом.       Спус­тя ка­кое-то вре­мя слы­шу стук в дверь. Сте­пан! Собс­твен­ной пер­со­ной! Ну кто бы сомневался, что я его и сегодня увижу… А то уже почти скучаю. Ско­рее все­го, ему уже до­ложи­ли об от­равле­нии па­ци­ен­та из гос­ти­ницы.       Так и есть! Же­ня все­го лишь пол­ча­са на­зад со­об­щи­ла мне, что в ана­лизах пос­тра­дав­ше­го То­полян­ско­го был об­на­ружен кло­фелин, а доб­лестная по­лиция го­рода Ту­лы в ли­це ка­пита­на Ко­ролё­ва, а по сов­мести­тель­ству и му­жа Ев­ге­нии Пав­ловны, уже тут как тут. Не знаю, прав­да, чем я мо­гу ему по­мочь. Хоть и изо всех сил пы­та­юсь вник­нуть в суть его пред­по­ложе­ний о про­изо­шед­шем ин­ци­ден­те.       — Ско­рее все­го этот То­полян­ский гуль­ба­нил всю ночь. А по­том ка­кая-то де­вица уш­лая его опо­ила. А ему и соз­нать­ся стыд­но, — выд­ви­га­ет свою вер­сию Сте­пан.       Но я, па­мятуя о собс­твен­ном горь­ком опы­те, высказываю свои сомнения:       — По­чему де­вица? Ме­ня в тот раз муж­чи­на от­ра­вил.       — Илья Ана­толь­евич! У вас это дру­гой слу­чай! — пре­неб­ре­житель­но от­ма­хива­ет­ся он от выс­ка­зан­но­го мной мне­ния.       — А что-ни­будь взя­ли? — пы­та­юсь то­же по­нять при­чину про­изо­шед­ше­го.       — Нет, ма­шина у не­го сто­ит на сто­ян­ке у гос­ти­ницы. Ну ни де­нег, ни до­кумен­тов, ни­чего, — взды­ха­ет с со­жале­ни­ем он.       И тут вдруг я вспо­минаю, что Иза­бел­ла ещё ут­ром от­да­ла мне до­кумен­ты это­го То­полян­ско­го, ко­торые я тог­да, осо­бо не за­думы­ва­ясь, прос­то ма­шиналь­но по­ложил в шкаф.       — Илья Ана­толь­евич, что же Вы мол­чи­те-то? — не­доволь­но вор­чит Сте­пан. А я мыс­ленно ру­гаю се­бя за свою за­быв­чи­вость, хоть и по­нимаю, что все­му ви­ной вов­се не она.       Дос­таю и про­тяги­ваю ему па­кет. В нем при­лич­ная сум­ма де­нег и два пас­порта. От­кры­вая один из них, с удив­ле­ни­ем об­на­ружи­ва­ем, что наш пос­тра­дав­ший при­был в Ту­лу аж из Лон­до­на! Ого!       — Мо­жет, ту­рист инос­тран­ный? — сно­ва де­лаю пред­по­ложе­ние, ко­торое тут же от­ме­та­ет­ся Сте­паном.       — Ка­кой ту­рист? Они у нас да­же на ночь не ос­та­ют­ся. У них мар­шрут из­вестен: Яс­ная По­ляна, Ору­жей­ная Пала­та, Туль­ские пря­ники, кремль. Мо­жет, по биз­не­су что-ни­будь? В об­щем, на­до его рас­ка­лывать как-то. По кар­то­теке про­бить, — и, заб­рав с со­бой па­кет с до­кумен­та­ми, бод­ро идёт к вы­ходу.       — Дер­жи­те ме­ня в кур­се! — толь­ко и ус­пе­ваю сказать ему вдогонку. А еще подумать ему вслед, ну почему же он мне так неприятен?!       Вечером, после ставшего уже ежедневным, обхода своего отделения, отдаю нужные распоряжения медперсоналу. Уже на подходе к своему кабинету замечаю у двери Королеву. Она очень взволнована и явно чем-то расстроена. Хочет поговорить о чем-то личном? Это уже интересно! Приглашаю ее в кабинет.       Евгения Павловна начинает издалека. О наших с ней конфликтах и проблемных ситуациях по работе…       Пока не пойму, к чему она клонит. Да, непонимание и конфликты были, но я уже надеялся, что все это осталось в прошлом. А в последнее время мы стали лучше понимать друг друга.       — Чего я не понимаю, как это можно лезть в чужую личную жизнь?! — с волнением произносит Женя.       — О чем Вы говорите?! В чью личную жизнь я лезу?! — вот тут я полностью обескуражен.       — Ну, хотя бы в МОЮ!!! — пламенно отвечает она.       — Евгения Павловна, это не в моих правилах! — восклицаю я, все ещё не понимая, о чем идёт речь.       — Тем не менее, все отделение болтает о моих отношениях со Степаном, начиная от врачей и заканчивая нянечками. Я не удивлюсь, если через какое-то время мне будут перемывать кости пациенты, — срывающимся голосом продолжает вносить хоть какую-то ясность в мои мысли она.       Женя действительно сильно взволнована. Неужели узнала правду о Степане? Но я-то здесь причем? И причем мое якобы вмешательство куда-то там?!       — Кто вам это сказал? — до меня наконец-то доходит, что любовная связь её мужа с нашей старшей медсестрой стала уже достоянием общественности.       — Мне сказал Слава. Это Вы ему наплели эту чудовищную сплетню про Степана и Галину?       — Чёрт! — невольно вырывается у меня. Да что ж такое? Я ведь никогда не жил «активной светской жизнью», в том смысле, что не только не разносил сплетен, но даже и не слушал их. А тут! Но говорить сейчас об этом глупо.       Знал бы я, ка­ким эхом от­зо­вут­ся пос­ледс­твия мо­их ве­чер­них по­сиде­лок со Сла­вой, взял бы от­гул. Хо­тя я во­об­ще-то ни­ког­да не был тру­сом или стра­усом с го­ловой в пес­ке. Да лад­но — ко­го я об­ма­нываю? Знал бы за­ранее — да по­бежал бы! Еще как по­бежал бы!       На Женю сейчас больно смотреть. Вместо сильной женщины, хирурга с золотыми руками и сердцем, передо мной хрупкая, ранимая женщина, будто маленькая девочка, сжавшаяся в комок от боли и унижения, как от удара. А виноват в этом я! И нет мне оправдания! И очень стыдно!!!       — Мало того, что вы унижаете меня профессионально как врача, теперь вы унижаете меня как человека и как женщину! Меньше всего я ожидала этого от Вас! — в её голосе слышится такая обида, что я окончательно понимаю — прощения мне нет и не будет.       — Евгения Павловна, это ошибка! — отчаянно пытаюсь спасти ситуацию я. Хотя ведь и сам прекрасно помню эту истину: «Если хочешь, чтоб другие молчали, молчи об этом первый».       — Это подло и низко! — в сердцах бросает мне она.       Согласен. С каждым словом. И хорошо понимаю насколько я ей сейчас неприятен, а может, даже и противен. Но думаю сейчас не о себе, Бог с ней, с моей репутацией.       — Прошу вас, успокойтесь! Сядьте, послушайте меня! — умоляю её я, мысленно в какой уже раз проклиная себя за болтливость.       Евгения Павловна садится в моё кресло, а я с виноватым видом стою с ней рядом.       — А у меня идея! Давайте вынесем это на собрание! Вместе с коллективом! Как раньше! Что муж мне изменяет! Что я с ним расстаюсь! — ещё больше распаляется она.       Я вижу, что сейчас в ней бьется обида. Обида на Степана и Галину, и на меня, и на Славу. И ей надо просто выкричать эту обиду. Но последняя брошенная в сердцах фраза ВДРУГ заставляет меня очень сильно встрепенуться. И… таким сладостным звуком внезапно отдается в моём сердце.       — Вы расстались? — не могу сдержать свой чувственный порыв. Хотя очень хорошо понимаю, как неуместны сейчас такие мысли, но как зацепили меня эти слова! Только сейчас мне нужно, очень нужно её как-то успокоить.       — Подождите, я Вас прошу! Выслушайте меня! — я готов просить у неё прощения, уже стоя на коленях.        А ещё мне так хочется взять ее за руку, посмотреть в глаза так, чтобы она поняла, что никакой Степан не стоит таких переживаний, что она прекрасная и желанная женщина. Но я только решаюсь положить руку ей на плечо… Женя пытливо смотрит на меня и уже с недоверием в голосе произносит:       — Сейчас скажете, что ничего не говорили?       Только бы она не подумала обо мне как о последнем трусе!       — Нет! Во-первых, я хочу извиниться. Да, я вчера выпил и сболтнул лишнего. Это правда! — наконец признаюсь я ей во всем. Пусть в её глазах я буду жутким сплетником, но только не лжецом!       — Слушайте, что я вам сделала? — с горечью в голосе обреченно произносит она.       — Простите меня, пожалуйста! — ещё раз искренне раскаиваюсь я в своём поступке. Но, похоже, что Женю сейчас больше волнует другое.       — Как мне теперь общаться с коллективом? — её вопрос ставит меня в тупик.       — Но вы же ни в чем не виноваты, Евгения Павловна! — я искренне не понимаю, почему из-за измены мужа она должна ещё перед кем-то краснеть и оправдываться. Кто кого предал, в конце концов?!       Врывающаяся в кабинет Изабелла не даёт закончить нам этот разговор.       — Там в коридоре пациент, ему плохо! — восклицает она с порога.       — Кто?! — я никак пока ещё не могу прийти в себя от слов Жени.       — Тополянский!!!       Мы с Женей тут же бросаемся в коридор. Тополянский полулежит на стульях в коридоре и снова без сознания.       — Что с вами?! Что случилось?! — пытаемся привести его в чувство и вдруг замечаем, как из его рук выскальзывает пустой бутылек из-под таблеток. Видимо, он проглотил их все разом. В подтверждение моих слов Белла находит на полу свои потерянные ключики от шкафа с медикаментами.       — Изабелла, каталку, быстро!!! — кричу я ей.       — Его никто вчера не травил! Это СУИЦИД!!! — восклицает Евгения Павловна.       До нас наконец-то доходит, что этот мужчина уже два раза по каким—то личным мотивам хотел свести счеты с жизнью. Поднимаем его и везем на каталке в процедурную делать промывание…       …Наконец-то все позади, и в очередной раз можно спокойно вздохнуть. Опасность летального исхода благодаря нашему быстрому реагированию и слаженным действиям пока миновала. Но кто знает, какие издевательства над самим собой устроит этот суицидник завтра?       Я жду Женю в кабинете и настроен очень решительно.       — Две попытки суицида за два дня — это уже слишком! Надо звонить в психиатрию, — и уже начинаю при ней набирать номер.       Женя решительно прерывает мой звонок. У нее, как всегда, есть своё мнение на этот счёт. Она предлагает не спешить.       — Я знаю очень хорошего психиатра! Он поговорит с ним. И мы тогда все решим! — убеждённо говорит мне она.       — Хорошо, но завтра этот вопрос мы должны решить! — уже в который раз вынужден согласиться с её доводами я. Да и не могу я ей сейчас отказать.       Смотрю на Женю: включение в работу сделало свое дело — она выглядит успокоенной. И вроде уже не обижается. Великодушная женщина! Необыкновенная!       Она уходит, а я, глядя ей вслед, долго ещё не могу понять, почему её внутренняя убежденность и уверенность в правильности своего мнения и своих поступков оказывают всегда на меня такое огромное воздействие? Но при этом меня не оставляет мысль, простит ли она меня за мою вчерашнюю несдержанность? А ещё… почему-то вертится в голове вопрос: будут ли они теперь вместе со Степаном? Или, говоря про расставание с ним, она всего лишь погорячилась?..       СТОП! Об этом даже не думай! 31 января       Утром узнаю, что история с Тополянским благополучно завершилась. Евгения Павловна, как всегда, оказалась права. У него нашлись друзья, которые простили ему старые грехи и обиды. Одним из них как раз и оказался Женин знакомый врач-психиатр. А самое главное, благодаря стараниям Жени, Тополянский снова обрёл свою семью: дочь, которую он когда-то бросил. И маленького внука в придачу. Так что одного пациента сегодня с чистой совестью мы выписываем. Теперь ему умереть и без нас не дадут.       А у меня с утра новый пациент — попавший в аварию мотоциклист. Два перелома, один из которых со смещением и огромные ссадины. Что он делал на дороге зимой, непонятно.       Выхожу уставший из операционной и снова вижу Женю. Она идет по пустому коридору. Одна — по пустому коридору. И какое-то незримое притяжение снова сталкивает нас друг с другом. Теперь уже ни я, ни она не можем пройти мимо и как по команде останавливаемся рядом.       Меня вдруг снова охватывает какое-то смешанное чувство вины, желания защитить, поддержать… и еще чувство неизвестной раньше теплой нежности. Чувство какой-то ответственности за неё. Подхожу, отвечаю на вопрос о пациенте. И гляжу ей прямо в глаза. Женя готова меня выслушать. А я готов снова и снова говорить с ней, смотреть на нее. Но я успеваю только произнести:       — Я хотел ещё раз извиниться, что так получилось! — и по её улыбке понимаю, что уже прощен. А где-то внутри меня все ликует от радости…       Неожиданно к нам подходит Степан с просьбой о какой-то справке по суициднику. И тут Женя… ласково глядя мне в глаза, вдруг нежно целует меня в щеку. При этом еще и добивает меня фразой:       — Ну хорошо, Илюш, я пошла!.. Да, ты позвонишь? — а потом сразу поворачивается и уходит по коридору.       Сказать, что я остолбенел — не сказать ничего. Кажется, даже забыл, как дышать. Наконец делаю вдох и тут встречаюсь взглядом со Степаном. Похоже, он тоже в шоке. Смотрит на меня, не на Женю, а во взгляде его большими буквами прочитывается фраза: «Ну, ты, Анатольич… однако!» Не то слов у Степана больше нет, не то я в растерянности уже ничего прочитать не могу!       И хотя я понимаю, что спектакль был разыгран не для меня, но так приятно ее прикосновение! Конечно, я хотел бы, чтобы Женя меня когда-нибудь поцеловала.       Когда-нибудь… Хотя не так…       А, впрочем, пусть так! Больше-то не заслужил!!!       А мне пока остается только пригласить её мужа к себе в кабинет для оформления документации по Тополянскому…