Слишком много «слишком».

       Тонкими пальцами по запотевшему стеклу. По ту сторону нет ничего, ради чего стоило бы существовать. Нет цели. Нет желания. По ту сторону поздний вечер. Уткнулась лбом в прохладную прозрачную поверхность. Морозит.       Слишком сложно. Слишком пусто. Слишком много «слишком». — Ты сама разрушила свою жизнь, когда пришла в полицию, — мужской голос где-то за спиной. И надменная насмешка. Вздрогнула. Он наблюдал? Долго ли? — Заткнись.       Откуда-то из кармана пачка Winstonʼа. Тонкие. Сигарета между пальцами. Щелчок зажигалки. Затяжка и дым в открытую форточку.       Он прав. Именно служба сделала из неё ту, кто она сейчас. И не сделала ту, кем бы она хотела быть. Но признавать это она не собиралась. А он все стоит возле двери. И смотрит. Прожигает взглядом. Холодным. Без эмоций. Мурашки по коже. Очередная затяжка. — Что надо? — сталь в голосе. В форточку не докуренную сигарету. Гадость. Даже это не расслабляет. — Пойдём выпьем.       Урод. Самый настоящий моральный урод. Но понимает с полу-вздоха. С полу-взгляда. Знает, что не откажусь. Неуверенно киваю.       Янтарная жидкость разлита по стаканам. Он знает толк в виски. Залпом опустошаем их.       А ещё ему и говорить ничего не надо. Читает по глазам. И понимает. Ему не надо ничего говорить. И сам он мало говорит.       Крепкий алкоголь обжигает пищевод. — Пойдём покурим. — Пойдём.       Холодный ветер в лицо. Два силуэта на крыльце ОВД. Он и она. Два огонька тлеющих сигарет. Две жизни. Одна душа. — А ты не такой бесчеловечный упырь, каким кажешься. — затяжка одна за другой. Плечи дрожат от холода. Голос слегка хрипловат. — А ты не такая сука, какой кажешься. — усмешка. Довольный оскал. — Убью.