***
Мерлин едва смог выдавить, что останется в Камелоте. Взгляд застывшего на месте Артура словно обжег все внутри, заставив Мерлина пылать от стыда и вины. В таких родных глазах была смесь удивления и… презрения. Самую малость, но оно читалось на лице Артура, и Мерлин с горечью снова ощутил себя последним предателем. «Ты делаешь благое дело, — попытался он подбодрить себя, — это ради Артура». — Знаешь, Мерлин, когда я говорил, что ты трус, я никогда так не считал, — наконец подозрительно ровным тоном начал Артур. Сердце Мерлина с надеждой екнуло… — Но, видимо, я ошибался. …и ухнуло вниз, разлетаясь на тысячи холодных острых осколков от этой жесткой фразы. Мерлин молча смотрел на Артура, вдруг понимая, что ноющая, сдавливающая горло душевная боль — не просто красивая выдумка сопливых романтиков. Артуру было не лучше от его собственной лжи, но трусы — не самые надежные союзники на поле боя, а Мерлин одной лишь фразой умудрился упасть в эту постыдную нишу. Неожиданно и неуклюже — очень в его духе. Король и слуга смотрят друг на друга еще секунду и отводят глаза. Артур считает это прощанием. Для Мерлина это надежда на будущее.***
«Я волшебник. У меня есть магия», — до сих пор проносится в голове совершенно разбитого Артура. Он трясется на лошади, уставший и почти обессиленный, наблюдая за едущим впереди Мерлином. Тот вдруг останавливает лошадь, и его спина напряженно застывает. Артур уже знает, что это значит — Мерлин смотрит далеко вперед, выискивая правильную дорогу. Теперь ясно, как он делал это прежде — магия. Злость после признания Мерлина проходит неожиданно быстро. Остается настороженность и недопонимание. На глазах Артура Мерлин одним взмахом руки отшвырнул саксов, когда те собрались было поживиться на короле. То есть он мог вот так же просто заставить Артура делать всю ту гору поручений, что тот сваливал на слугу? Но почему упускал такой шанс? «Я использовал магию лишь для тебя, Артур», — дрожащим голосом уверял его Мерлин. И Артур уже тогда готов был поверить, что против него магия Мерлина бы не обернулась. А теперь он верит окончательно. Забавно, что за пару дней Артур узнает своего слугу лучше, чем за все прошедшие годы. И он снова думает, можно ли назвать Мерлина трусом? Он скрывал свою магию, потому что боялся казни. Страх эквивалент трусости. Но одновременно Мерлин всегда оставался рядом с тем, кто, как он думал, может казнить его. Артур не сомневается, что Мерлин не раз спасал ему жизнь. В голове всплывают намеки — да какие намеки, ему же открытым текстом говорили: «Ты не представляешь, сколько раз я спасал твою задницу». Артур называл Мерлина идиотом, а сам-то! Да он просто… Откуда-то из недр сознания выплывает прозвище «Пустоголовый» и отзывается неизменной теплотой в душе.***
Артур понимает, что умирает окончательно, поэтому спешит сказать, что Мерлин прощен. Он жалеет только о том, что уже нет сил и времени опровергнуть все свои заявления насчет трусости Мерлина, который наверняка считал, что его король думает так на самом деле. Артур всегда называл его про себя идиотом, нелепым мальчишкой, бездарным слугой и бездельником, просиживающим все свободное время в таверне. Но трусом? Никогда.