Наедине с...

      Дисайпл постарела. Она уже не та девчонка, которая боялась каждого шороха в лесах Альтернии, и даже не тот «прекрасный цветок», как ее ласково называла Долороза. Лицо самой верной последовательницы ушедшего в вечность Мученика давно покрыла паутинка морщин, но самыми глубокими, конечно, остались борозды от пролитых в свое время слез. Они уже давно высохли, уже давно не разбивались о каменный пол пещеры, которую Дисайпл теперь величала «домом», на тысячи сверкающих маленьких капелек. Она совсем разучилась плакать, со временем поняв, что слезами никого и никогда не вернешь. Ее кожа совсем выцвела, налилась нездоровой бледностью, а блеск в глазах угас насовсем.       Она все чаще стала задумываться о том, что ее ждет на рассвете после ночной тьмы. Умрет ли она, Меулин Лейон, с приходом нового дня или же госпожа Жизнь позволит ей прожить еще сколько-то? Любой тролль в такие смутные времена согласился бы на второй вариант, отдал бы все, чтобы не исчезать бесследно с уходящей ночью, а снова увидеть, как мир оживает после дрёмы. Любой – но не Дисайпл. Она устала жить и делить свой каждый прожитый день с одиночеством, которое окружало ее, прижималось со спины, обнимало за плечи, лезло в голову и сводило с ума. Меулин устала вспоминать всё, что было до рокового момента гибели её возлюбленного.       Лейон, закрывая глаза, переносилась в воспоминания, которые жили с ней. Вспоминала дым от костра и запах пряностей, принесенных когда-то Розой из одного из множества городов Альтернии. Она помнила то щемящее и в то же время заставляющее мысли беспечно рассеиваться чувство, которое испытывала при взгляде на молодого Мученика, их тихие разговоры у общего костра (они с ним могли шептаться до самого утра), когда Долороза и Псионик уже засыпали. Меулин и Канкри могли говорить молча, потому что их взгляды, которыми они обменивались, были порою красноречивее слов. Дисайпл никак не могла забыть (и не хотела, на самом деле) те три роковых слова, которые изменили ее жизнь, направили реку ее судьбы в нужное русло. Сказанные с большой заминкой, хриплым, едва слышным шепотом на ухо, они предзнаменовали историю новой безграничной любви. А потом – Лейон улыбается – был их первый поцелуй, неловкий, почти что детский, но истрескавшиеся губы до сих пор хранили ощущение на себе чужих, но таких родных губ.       Они четверо стали настоящими пленниками своей тернистой дороги, великого пути, в конце которого их ожидал мир и равноправие во всей Альтернии. Кто знает, сколько же они прошли, стоптав столько пар сапог, износив так много одежд? Быть может, любой тролль сможет найти ответ в книге, которую вела Дисайпл во время их странствий. Но одной Вечности известно, какой ужасной была расплата за то, что они, низшекровки, посмели нести над своей головой стяг со знаком долгожданной свободы. Но Меулин, сидя в пещере, лишь устало мотала рогатой головой, вспоминая вместо этого, как они с Мучеником беззаботно порою бежали по траве, как утренняя роса холодила их босые ноги, а ближайшая речка лукаво журчала о том, что сможет утолить жажду любого путника, но так и не исполняла своего обещания. Ни одна река не могла напоить возлюбленных, которые жаждали жизни. Они просыпались с желанием прожить еще один день в обществе друг друга...       Так каково же это – понимать, что те тролли, о которых только и были все мысли, уже все, возможно, мертвы? Дисайпл отчаянно жмурилась, силясь заснуть, провалиться в сон без снов, но лишь бы не думать, не вспоминать снова, не бередить такие глубокие раны на скорбящем сердце. А когда ей это удавалось, она, истерзанная образами дорогих ей троллей, все еще живших в голове, на какие-то часы вновь ощущала безмятежность юности, которой ей сейчас так не хватало.       В ту ночь Меулин, уставшая от своего подобия жизни, видела в сновидении Страдальца, который вновь накрыл ее губы своими, обжигая душу леденящим холодом. Лейон впервые за долгое время испытала подобие счастья.

***

      На следующее утро Дисайпл, самая верная последовательница одного из великих троллей во всей истории Альтернии, больше не распахнула глаз, в уголке которых прямо на морщинках застыли драгоценные капли слез.