Яма

Ворох накиданных ветвей. Шуршат листья под осторожными шагами. Тонкие ветки скребут по куртке. Поют птицы. Низкий гул слабого ветра. Снова шаги. Вдруг порыв, ветер взвыл и, одновременно, в ловушку ступил человек. Громкий хруст, отчаянный крик и, он летит сквозь ветви вниз. Глухой удар. Протяжный стон. Он открывает глаза, очень медленно поднимая веки, боясь пошевелиться. Первая попытка упереться руками в сырую землю и немного приподняться отдаются ужасной болью, он до скрипа сжимает зубы, неистово мычит и зажмуривается, из глаз текут слёзы. Дыхание громкое, быстрое, прерывистое, паническое. Он беззвучно рыдает, рукой прикрыв рот, закусив кулак. Осторожно проводит пальцами по затылку, смотрит на руку на свету – тёмная липкая кровь. Пытается успокоиться. Сжимает кулаки, принимается успокаивать дыхание. Сердце бьётся как сумасшедшее, он закрывает глаза. Дышит. Вытирает слёзы. Пытается осмотреться – поворачивает голову – очень медленно, боясь вспышки боли, но ничего не происходит и в другую сторону он смотрит уже смелее. Глубокая круглая яма. Около шести метров в глубину, три с половиной в радиусе, из земляных стен торчат блестящие от влаги бока булыжников и корни деревьев. Он снова пытается подняться, но громко вскрикивает и замирает без движения. Шумы вокруг сливаются во что-то одно, непонятное, плавное, постоянно меняющееся, как вдруг среди размытого гула появляется голос. Сначала отдалённый, почти сливающийся с фоном, потом повторяется, но уже ближе, а в конце превращается во вкрадчивый шёпот. - Алё… Алё?... Э, алё! – возле упавшего, на корточках, сидит другой мужчина и бесцеремонно бьёт беднягу по щекам, - Приём, баз-за! Говорит он, специально растягивая букву «з». - Помогите, пожалуйста… - отчаянно хрипит, повторяя слова, как мантру, очнувшийся, устало протягивая руки к неожиданному спасителю. - Ты чё, э? Дубу дал? – пришелец поднимается на ноги и отходит к стене, скептически глядя на страдальца, - Ну и чё тут у нас? Сотрясение. Позвоночник. У-у-у, полный набор. Лежащий недоумённо провожает его взглядом. - Ну и? – пришелец скрещивает руки на груди, - Чё молчим? Язык проглотил? Высунь-ка. Пострадавший мотает головой, мужчина подходит к нему, хватает за подбородок. - Не дё-ёргайся, - он с усилием открывает лежащему рот, хватает за язык, заставляя беднягу бешено мычать, - Вот же он. Возвращается к стене, пострадавший поворачивает голову и сплёвывает. - Ты кто? - Ну, я точно не из МЧС, если ты так думал, - мужчина обходит яму по кругу, проводя пальцем по стене, затем скептически рассматривает собранную на него влажную грязь, - А вот ты на камень упал. - Камень? - Ага, - кивает, - Я же сказал. Голова, позвоночник. На камень. Так-то тут невысоко. Щурясь смотрит наверх. - Но вот камень. Н-да. Ты тут застрял, дружок. – разводит руками, - Сочувствую. - А ты? – заходится кашлем, снова сплёвывает, - Вытащи меня… - Тут не ловит. - А? – он засовывает руку в карман, достаёт телефон, пытается поймать сигнал, поднимая его повыше, но тот упорно показывает, что сигнала нет. - Ну я же сказал… - пришелец выхватывает телефон, замахивается и выкидывает его из ямы, - Ну почему ты никогда не слушаешь? Не ловит. Сколько тебе повторить? Не-ло-вит. - Что? Зачем?! – хрип становится громче и отчаяннее обычного. - Да ладно тебе. Ты ведь уже понял. – мужчина потирает переносицу, хватается за один из корней, дёргает, тот не подаётся, - Ты упал, ударился головой, у тебя шок. Разве я могу быть реальным? Приседает поправляет куртку на упавшем, сворачивает капюшон, чтобы он валиком лежал под шеей. - Ничего сложного. Ты ведь даже про это писал. - Писал? - Да не строй ты из себя идиота. Писал. В девяносто восьмом был у тебя рассказ про умирающего от рака и глюк его жены. «Роковая опухоль». - Это был призрак. - Ой, не дури. Мы оба знаем, что призраков не существует. А вот галлюцинации, - пришелец треплет лежащего за щеку, - Очень даже. - Бред какой-то… - Собственной персоной. Ты ж писатель. Где там твоя фантазия? Лежишь тут, спрашиваешь что-то, а ведь всё уже знаешь. Что время тратить? - Я в яме… - Проница-ательно, - произносит пришелец с нарочитым сарказмом и качает головой, упирает руки в бока, - Но какое-то запоздалое наблюдение. Ты в яме, да. Что дальше? - В лесу. - И ты умрёшь, да, потому что никто тебя не спасёт, бла-бла-бла. Всё это мы уже знаем. Что-нибудь новенькое? – лежащий ничего не говорит в ответ, лишь медленно моргает, - Да ла-адно. Давай поговорим. Когда ещё выпадет случай? - Дай мне просто умереть. - Да я мешаю что ли? Умирай себе сколько влезет, но чего киснуть-то? Давай поговорим о тебе? О книгах? О Достоевском? - Ненавижу его… - Знаю, давай поговорим, как мы оба его ненавидим! Или о твоих? М? У тебя много романов, есть что обсудить. Страдалец вздыхает, кладёт руки под голову, упирает взгляд наверх. - Клонишь к нему? – тихо и спокойно. - Ну, может и к нему. Ты же так и не написал. Ну, а уже и не напишешь. Самое время, мне кажется! - Последняя книга… - горькая усмешка. - Последняя книга, - подхватывает галлюцинация, - Только представь! Сколько ты ещё мог написать! Сколько сделать! А вот как оно всё глупо вышло. Какой-то дурак-охотник выкопал ловушку и прощай светило литературы. Но это жизнь. Все смертны. - На бессмертие и не претендовал. - Знаю, но я люблю бросаться громкими фразами. – пожимает плечами. - Заметил. - А давай ещё напишем? Ну, книгу. У тебя блокнот с собой. Во внутреннем кармане. - Но ручки нет. - Ну, какой же ты писатель и без ручки. Даже не смешно. Галлюцинация шутливо боксирует со стеной. - Вперёд и с песней, пиши кровью! - Чего? - Кровью. – из уст галлюцинации это звучит как само собой разумеющееся, но, судя по бешеному взгляду писателя, ему эта идея кажется дикой, - Ну а что. Чего добру пропадать? Всё равно вся вытечет. У тебя вон какая дырка в голове. Галлюцинация складывает большой и указательный пальцы в кольцо и смотрит через него на упавшего. - А у тебя на неё какие-то другие планы? - Да нет, но… - Ну и вот. Всё просто. Бумага есть. Чернила… - чуть медлит, - Импровизированные, но тоже сойдут. Есть в этом даже какой-то шик. Писатель горько смеётся, но смех отдаётся болью в груди, и он быстро перестаёт, шипя и сжимая кулаки. - Больно, да? - Да. - Ну. Зато честно. Хотя мог бы и соврать. Но правильно. Зачем. Ни кровь, ни враньё тут уже никому не пригодятся. Начинай. - Как? - Да как можешь. Вот тебе, - галлюцинация распахивает куртку, достаёт оттуда широкий блокнот и кладёт на грудь писателю, - Бумага. Приступай. - Холодно тут… - Конечно, ты ведь на камне лежишь. С чего ему быть тёплым? – галлюцинация начинает таять. – Ну, оставляю вас наедине. Знаю, что ты любишь писать один. - Спасибо, - улыбается писатель. Галлюцинация пропадает. Он кладёт руку на блокнот и закрывает глаза.