Еще одна история

На грязный асфальт, по которому ежечасно проезжают сотни машин, тихо падал декабрьский снег. Ветки деревьев были покрыты пушистыми хлопьями, создавая ощущение, что это и не деревья вовсе, а заколдованные существа, которые сейчас оживут, и весь мир прекратит быть настолько реальным. Мягкие снежинки, которые, казалось, были сотканы из тончайшей серебряной паутинки, ложились на мое пальто, становясь похожими на звезды на ночном небе. Снег был еще настолько чистым и нетронутым, что наступать на него казалось мне кощунством, и поэтому я старался идти аккуратно, чтобы не нарушить эту тонкую гармонию. В парке было необычайно тихо и пусто. Лишь редкие запоздавшие прохожие спешили домой и не обращали внимания на эту красоту, замороченные предстоящими новогодними праздниками. Весь город был завешен блестящей мишурой, на витринах появились миниатюрные елочки и, казалось, что даже на улицах пахнет мандаринами, а все люди стали чуточку добрее и отзывчивей. Я люблю праздники. Вся эта суета, выбор подарков, смех и радость, несерьезные споры и ссоры кажутся мне такими светлыми и веселыми, что своими эмоциями и чувствами хочется делиться с каждым прохожим, с каждым незнакомым мне человеком, улыбаться всем и всему, делясь своим душевным теплом. Я вообще не понимаю, как можно не любить зиму с ее необычным характером? То она добрая и мягкая, как в эту ночь, то игривая, когда внезапным порывом ветра бросает тебе в лицо снег, то рассерженная, агрессивная и готова снести тебя сильным снежным вихрем, заставляя сильнее кутаться в пальто и прятать лицо в шарф. А какое удовольствие сидеть дома с чашкой горячего чая с лимоном и любимой книгой, когда за окном бушует непогода, когда сильный ветер пригибает деревья так низко к земле, что кажется, они не выдержат такой силы и сломаются… «Что такое счастье вообще?» – думал я, осторожно ступая на заснеженную дорожку парка, – ведь его нельзя потрогать, а значит, его не существует? И все это самовнушение? Тогда, получается, все, о чем пишут поэты и писатели, ложь? Но тогда мы можем сами себе внушить, что мы счастливы». Я попытался вызвать то легкое чувство в душе, попытался улыбнуться… Но у меня ничего не вышло. «Нет, счастье – это нечто еще не достигнутое нами, мы этого еще не можем понять» - к такому выводу пришел я и тряхнул головой, дабы избавиться от тяжелых мыслей. Я остановился на середине дорожки и глубоко вдохнул свежий, еще не успевший стать загазованный воздух, который обжег легкие холодом. Краем глаза я заметил небольшую фигурку, которая сидела в небольшом сугробе, низко опустив голову. Естественно, я знал о криминальной ситуации в стране, но вдруг человек плохо? Я просто не мог пройти мимо. Нет ничего хуже равнодушия, уж поверьте. Я бесшумно подошел к фигурке, уже не заботясь о чистом и нетронутом снеге у меня под ногами. – Эй…Вам плохо? Я могу чем-нибудь помочь? – Я наклонился, чтобы разглядеть лицо человека. Он встрепенулся и поднял на меня глаза. Передо мной сидел паренек, которому на вид было лет 17, не больше. Ничего удивительного в его внешности на первый взгляд не было. Густые светлые волосы, тонкий, прямой нос, упрямый подбородок и бледная кожа, но его глаза...Таких чистых, по-детски наивных и широко распахнутых глаз я никогда не видел. Пронзительно-голубые, они, казалось, смотрели прямо тебе в душу и видели все плохое, что в тебе есть. И стало неловко перед этим созданием за то, что я не идеален и за свои двадцать с лишним лет успел натворить много плохих вещей, о которых даже вспоминать не хочется. Парень хлопнул своими необычными глазами и тихо сказал: – Нет, спасибо. Я просто устал. Отдохну, и пойду дальше. – Он снова опустил голову. Я удивленно приподнял бровь. Настолько устал, что теперь сидит в сугробе, хотя неподалеку есть лавочка? Странный парень. Обычно, я не обращаю внимания на всяких фриков, но что-то мне подсказывало, что он не просто устал. У него что-то случилось. Причем настолько серьезное, что он не замечает холода, хотя сидит в одной куртке, без перчаток и шапки. – Настолько устал, что готов сидеть в сугробе до полного окоченения? Поднимайся, не глупи, –мягко сказал я ему. Он упрямо покачал головой: – Я не замерз, правда. Все хорошо, спасибо за беспокойство. Он действительно не понимает, чем может закончиться его «отдых»? в лучшем случае, бронхитом отделается. Но с другой стороны, какое мне дело до упрямого подростка?... –Я никому не мешаю, можете идти по своим делам, – огрызнулся он. Внезапно мне стало смешно. Что у него может случиться? Девушка не ответила «Вконтакте»? Друг послал? – Ах, так…Тогда я тоже буду сидеть с тобой в сугробе! – фыркнул я и плюхнулся рядом с ним. Он покосился на меня, но ничего не сказал. Долгое время мы сидели молча, и мне ничего не оставалось делать, как разглядывать редких прохожих. Вот мимо нас прошли девушка и парень, которые посмотрев на нас, похихикали и пошли дальше. Я улыбнулся. Мне всегда было интересно наблюдать за реакцией людей в нестандартной ситуации. Вот сейчас, например, никого не интересовало, почему два человека сидят в сугробе, им казалось это довольно забавно. Но что же, улыбка и смех продлевает жизнь, и я искренне рад, что продлил жизнь этим людям на несколько минут. Я разглядывал белочку, которая тоже странно косилась на нас с высоты старого желудя, когда парень внезапно протянул мне красную от мороза руку: – Стас. –Антон. – Я пожал его ладонь, постаравшись хоть немного ее согреть своим рукопожатием. – Почему ты не уходишь? – он поднял на меня свои глаза. – Потому что жду, когда ты наконец одумаешься и поднимешься с сугроба. Да и никуда, собственно, и не спешу, – пожал я плечами, демонстративно пряча лицо в шарфе. Не признаваться же моему новому знакомому, что меня дома ждет только электрический чайник и книга? Стас покачал головой: – Я не уйду отсюда… – Почему? Он на минуту замолчал. Я видел, как было напряжено его лицо, как он собирался с мыслями, чтобы сказать что-то… – Я из дома ушел, – нехотя ответил парень. Я только хмыкнул. Ох уж эти детки… – Почему ушел? Он стал дышать на ладони, пытаясь их согреть: – С родителями поссорился. Сильно. Я протянул ему свои перчатки: – Надень, теплее станет. Я не буду спрашивать, в чем причина непонимания. Может быть, действительно в твоей семье тебя воспринимают как балласт… Да и зачем тебе слушать лекцию странного дяди, который сидит с тобой в сугробе? Просто хочу тебе кое-что сказать… – я замолк и принял задумчивый вид. Он кивнул и взял перчатки. Вопросительно посмотрев на меня, он поторопил с ответом: – Ну? Давай уже, говори. Я выдохнул облачко пара. –Понимаешь, Стас… сейчас ты себя лишаешь радости и счастья. Вместо того, чтобы сидеть в теплом доме с родителями, пить горячий чай и готовиться к празднику, ты сидишь в парке, замерзший, обиженный на весь мир и чувствуешь себя несчастным. Так ведь? Посмотрев на его насупленное лицо, я понял, что попал в точку: – Иди домой. Правда, иди домой. Хотя бы на время праздников смирись с положением, поговори без скандала. Извинись перед ними. Они тебя простят. Других родителей все равно у тебя уже не будет, так какого черта ты себя лишаешь удовольствия, м? Я же знаю, что ты на восемьдесят процентов пожалел уже о своем поступке, но чертов твой юношеский максимализм не дает тебе вернуться. Он молчал и сердито сопел. Похоже, я надавил на больное место. Я тоже замолк, потому что я понимал, что сейчас творится в душе парня. Да и судя по неоднократным вибрациям мобильного телефона, его родители себе места не находят от беспокойства. Пока Стас боролся со своим внутренним «я», гордостью и прочими демонами, я закрыл глаза и полностью растворился в инди. Легкое прикосновение к плечу, заставило меня вздрогнуть. Открыв глаза, я увидел, что Стас уже поднялся с сугроба и выжидающе смотрит на меня. Я встал, отряхнул пальто. – Спасибо. Ты в чем-то прав. Сегодня я попробую поговорить с родителями. Праздники же начинаются. – Он улыбнулся и начал снимать с себя перчатки. Я остановил его жестом: – Оставь себе. На память. Когда решишь в следующий раз убежать из дома, то посмотри на них. – Я взъерошил его и без того лохматые волосы. Широко улыбнувшись, он махнул мне рукой на прощанье, развернулся и побежал к воротам парка. Я еще некоторое время стоял и смотрел вслед удаляющейся фигуре, пока не понял важную мысль: счастье — это то, чем ты сможешь поделиться с другими.