Розы красные, лилии голубые

      Маринетт любит его. Действительно любит. Она сходит по нему с ума, с придыханием глядя, как солнце блестит на его белокурых прядях, как адский огонь играет в его изумрудных глазах. Маринетт рисует его портрет, но ни одним из тысячи переломанных карандашей не может передать то сияние, которое он источает. То сияние, которое она в нём видит.       Маринетт любит его. Правда. Затаив дыхание, она следит за каждым его движением, как меняется каждый мускул на его лице, как грациозно он движется, подобно королю, как ровно держит спину и уверенно улыбается.       Маринетт Дюпэн-Чен никогда не была так сильно влюблена. Маринетт действительно любит Адриана. Адриана Агреста. Только, вот...       Адриан не любит её. Он ловит её, когда она, запнувшись, летит через порог кабинета в его объятия, он без проблем даёт ей в долг деньги, он помогает ей с домашним заданием. Но он не любит Маринетт, нет.       Она ему даже не нравится. Да, он смеётся над ней — по-доброму, боясь обидеть, поправляет ей причёску, придерживает для неё дверь. Но он даже не заинтересован в ней, как в личности.       Он любит кого-то другого. Кого-то более яркого, интересного, кого-то более уверенного в себе и менее неуклюжего. Кого-то, кто не запинается через каждый слог, кого-то, кто действительно достоин быть любимым Адрианом Агрестом. Кого-то, но не Маринетт. Не Маринетт, как бы синевласка того не хотела. Как бы она не мечтала об этом. Как бы она о том не молила.       Розы красные, лилии голубые, а сердце Адриана отдано. Но, боюсь, Маринетт, не тебе...