five special days

Чанёль – самая большая задница на свете, которая уже больше недели затрахивает Бэкхёну мозг вопросами про пальцы. Причём сам Бэк уже давно бы забыл о том, что тогда ляпнул, но Чанёль был бы не Чанёлем, позволив ему так просто отделаться. - Бекон, а какие у меня пальцы? Наверное, няшные? – смеётся так, будто его шутка – верх человеческой гениальности, Бэкхён недовольно закатывает глаза, едва сдерживаясь, чтобы не отвесить этому олуху знатный подзатыльник. - Если ты сейчас же не прекратишь, я съем твой рамен, - шипит Бэк, когда заинтересованные взгляды остальных студентов достигают своего апогея. Заявление о съеденной лапше действуют безотказно – Чанёль перестаёт бить огромной ладонью по столу и топать ногами, заливаясь адским смехом, вместо этого его глаза увеличиваются до неприличных размеров и грозят вывалиться в тарелку с рисом. - Не смей трогать моих малышек, слышишь? – воет раненным зверем и, похоже, готовится напасть, но Бэкхён слишком хорошо знает своего друга, поэтому просто встаёт из-за стола, бросив короткое «Я за соком», спешит ретироваться из поля чанёлевского зрения. – Не смей! – несётся ему в спину, но Бен протискивается в очередь и облегчённо выдыхает. Девушка, стоящая впереди, выглядит смутно знакомой, но Бэкхён не хочет копаться в глубинах своей не слишком длинной памяти, выискивая, когда и где они могли встретиться. От незнакомки пахнет апельсинами. Он любит апельсины, поэтому торчание в толпе оголодавших студентов не кажется таким уж ужасным, если бы ещё не упирающийся ему в спину чужой поднос, всё было бы просто «в шоколаде». Бэк делает полшага вперёд, слышит тихое «Ой» и с каким-то странным отрешением наблюдает за тем, как по его новой рубашке расползается огромное оранжевое пятно. - Простите! – восклицает девчонка, переводя испуганный взгляд с лица Бэкхёна на его испорченную рубашку. – Я ужасно неуклюжая, простите! Бэкхён очень хочет ответить что-нибудь колкое, может, даже потребовать, чтобы эта растяпа купила ему рубашку, но все припасённые для таких вот ходячих неприятностей язвительные фразочки вылетают из головы, а из глотки вырывается непонятное бульканье. - Я сейчас! Простите! – девушка хватает салфетку и с необъяснимым самому Бэкхёну остервенением начинает оттирать пятно, вцепившись в опешившего Бэка хваткой бультерьера. – Сейчас всё исправим! – салфетка елозит по ткани, размазывая сок ещё больше, и если до этого Бэкхён выглядел нелепо, то сейчас он просто ходячий клоун в испачканной и изрядно помятой рубашке. - Не стоит, - цедит сквозь зубы и с трудом отцепляет тонкие девчачьи пальцы, - вы уже достаточно помогли. Девушка часто-часто моргает и выглядит очень расстроенной, о чём свидетельствует её тихий шмыг. Бэкхён снова собирается нагрубить, но, кажется, его долбанная черепная коробка до сих пор не отошла от зачётов, поэтому парень лишь грустно, но харизматично вздыхает, и разворачивается, собираясь оставить неуклюжую девчонку один на один со слезами стыда. Но вместо того, чтобы с гордо поднятой головой удалиться за свой столик, он продолжает стоять, чувствуя, как незнакомка внезапно обхватывает пальцами его локоть, явно не собираясь никуда отпускать. - Я, правда, куплю Вам рубашку! – у неё дрожит голос, а Бэкхён стоит вполоборота и меланхолично размышляет о том, что мирная студенческая жизнь Бена Бэкхёна катится к чертям собачьим. – Честное слово, верну. У девушки забавная родинка в уголке глаза и тёмное пятнышко на шее, а ещё эта растяпа высокая и, наверное, отлично бы смотрелась с Чанёлём. Бэкхён трясёт головой, гоня от себя идиотские мысли, но они возвращаются и даже приводят давнюю подружку «трогательные пальцы». Те самые. Бэк переводит ошарашенный взгляд с лица девушки на свой локоть и боится вздохнуть, потому что безумие Бена Бэкхёна снова накрывает его, заставляет сердце рвано грохотать где-то в глотке. - Ну где ты там застрял? – сейчас этот трубный бас звучит, словно ангельский хор, и у Бэкхёна даже хватает сил на то, чтобы высвободить локоть. – Привет! Улыбка Чана напоминает оскал серийного маньяка-убийцы, который нашёл-таки подходящую жертву. Девушка заторможено кивает в ответ, а Чанёль продолжает в открытую глазеть, улыбаясь шире и шире. Это отчего-то не очень нравится Бэкхёну. - Пойдём, Чанёль! - А? – Пак стоит и убивает своей розовой аурой влюблённого кретина всё живое в радиусе километра, Бэкхён начинает злиться больше. И как-то даже перестаёт радоваться тому, что Чанёль отодрал задницу от скамейки. – Хорошо, идём, - на прощание Чан подмигивает девушке, и та прячёт красные от смущения щёки в волосах. А у Бэкхёна из-за внезапно проснувшегося раздражения появляется странное покалывание в подушечках пальцев. - Комната двести четыре! - Бэку бы очень хотелось треснуть друга по бестолковой голове, но для этого необходимо, как минимум, подпрыгнуть, поэтому приходится ограничиться уничтожающим взглядом, от которого Чанёлю ни тепло, ни холодно. – Обожаю вторники!