Субкастреникалка наносит ответный удар

Реборн открыл глаза. Закрыл. Снова открыл. Не поменялось ровным счётом ничего: его окружала густая вязкая темнота. Последнее, что он помнил – как дотрагивался до какой-то странной штуки, которую Верде называл «субкастреникалка с поперечным квазипродлогастером». Верде её и сконструировал, конечно, ученый фигов: как подарок на Восьмое марта для женской части Аркобалено, да ещё и остальным принёс торжественно показывать. Зачем женщинам субкастреникалка с поперечным квазипродлогастером, не знал никто, а Реборн ещё со злости и прихлопнул странную штукенцию сверху. И вот – результат. Реборн открыл глаза ещё раз, и понял, что в окружающем пространстве что-то изменилось. Воздух блестел, блестел натуральным образом! Бэкграунд высветлился с чёрного до тёмно-синего, цвета ночного неба. Блёстки вокруг приняли очертания светлячков, и Реборн обнаружил, что сидит на… просто сидит. И тут к нему навстречу вышел Верде. Реборн узнал его только по зелёным, вечно всклокоченным волосам, да по круглым очкам, стекляшки которых отзеркаливали мерцание светлячков. В остальном, Верде был немного… необычным. Например, на нём было нежно-зелёное платье с белыми оборками и туфельки в тон. Например, у него на шее висело какое-то украшение. Например, за его спиной трепетали прозрачные крылья. Странный цветок в горшке, который Верде аккуратно прижимал к себе, необычным не был – если говорить о Верде, конечно. – Э… – сказал Реборн, надеясь, что его поймут. – Что – э? – передразнил его Верде. – Ты фей что ли никогда не видел? Фей Реборн видел, правда – только однажды, но он готов был поклясться, что в этот раз перед тем, как провалиться в темноту, он не пил, и уж тем более, не курил. Верде-фея был до того сюрреалистичен, что хотелось немедленно начать биться в истерике. Однако Реборн вдруг заметил выглядывающие из-под юбки волосатые ноги и неожиданно успокоился. Фея? Ну ладно, ладно. – И зачем ты ко мне пришла, добрая фея? – поинтересовался он. – Какая я тебе добрая? – огрызнулся Верде. – Я – фея-учёный! А это Dionaea muscipula. Можно просто Мари, – он указал на цветок в руке. Мухоловка щёлкнула зубами, высунула длинный зелёный язык и облизнулась. – Очень приятно, – пробормотал Реборн. – Так зачем ты ко мне пришла? Ты ничего не попутала, а, фея-учёный? Сегодня, вообще-то, Международный Женский День, а я, как бы, не женщина. – Это легко исправить, – заверил его Верде, – наука сейчас и не такое умеет. Так что если это и есть твоё желание… – Э, нет, нет! – опомнился Реборн. – Желание, значит, надо загадывать, да? – Да, – подтвердил Верде. – И думай быстрее, пожалуйста, потому что у меня мало времени. Скоро надо кормить Милу и Антошку, а не то они сами себя покормят, и это будет очень печально. Реборн округлил глаза. – Кого? – переспросил он. – Кактус и подсолнечник, если тебе так понятнее, – закатил глаза Верде. – Я провожу эксперименты по выведению разумных растений, весьма успешные. Минуту тебе даю, в общем. Мысли Реборна лихорадочно заметались. Это всё был такой бред, такой невозможный бред, что нужно было загадать что-нибудь не менее бредовое. Чтобы Верде рассмеялся, исчез, и всё поскорее закончилось. Но что невозможное можно придумать за минуту? Миллиард евро? Только не в наше время, это даже не мечта, тем более – для хорошего киллера. Способность понимать язык растений? Ну уж нет, это же Верде, хоть и фея, а всяких опытов над собой Реборн не потерпит… – Пусть меня Луче поцелует, – выпалил он. Верде воздел руки к мерцающему «небу». – О, глупые никчёмные Homo sapiens! Как же я иногда сомневаюсь в том, что вы sapiens! Им предлагают возможность познать вселенную, а они выбирают глупые плотские удовольствия, которые забудутся через миг! – Если не можешь исполнить, так и скажи, – хмыкнул Реборн. Верде смерил его презрительным взглядом и махнул горшком на манер волшебной палочки. Мари высунула язык, как будто дразнясь, а потом светлячки закружились сильнее, и Реборн почувствовал, как проваливается в огромный чёрный водоворот. *** – Реборн, миленький, ну очнись! Ну пожалуйста! – раздавался сверху чей-то обеспокоенный голос. – Только трупа нам не хватало сейчас! – нервно фыркнул другой. – Хороший праздничек получится… – Я могу поднять его в виде зомби, – вкрадчиво предложил третий. Реборн открыл глаза, подождал, пока мир прекратит вращаться, и осмотрелся. Он лежал на полу, его голова – на коленях у Луче, а с двух сторон, присев рядышком, на него смотрели Лал и Вайпер. Идиллия просто. Гарем. Тридцать три удовольствия. Если бы он ещё мог пошевелиться. – Да я сразу сказал, что с ним ничего не случится, – хмыкнул Верде откуда-то издалека. Реборн скосил глаза: учёный в своём обычном белом халате перебирал пальцами детали субкастреникалки с, прости Господи, поперечным квазипродлогастером. – Это хорошо, что он первый опробовал: кажется, мою прелесть ещё нужно доработать. Мы же можем подождать с восьмым марта числа эдак до одиннадцатого? – Конечно, не вопрос, – ядовито ответила Вайпер, – восьмое, одиннадцатое – кто вообще обращает внимание на эти мелочи. Верде удовлетворённо кивнул и вернулся к своему занятию. Луче горестно вздохнула. – Где у тебя болит? – ласково спросила она Реборна. – Голова болит? Сейчас всё пройдёт, честное слово! Мне мама в детстве всегда так делала, и всё заживало… У тётеньки, которая меня на улице толкнула, боли, у того дурака, который мне гнилую картошечку на рынке продал, боли, а у Реборна заживи! Луче наклонилась ниже и поцеловала его в лоб со знанием дела. Голова как-то тут же перестала ныть, и Реборн мимоходом посочувствовал незнакомой тётке и ушлому продавцу. Но сейчас его действительно волновал один вопрос. – Ты всё-таки правда фея и можешь исполнять желания! – воскликнул он, поднимаясь на локтях и обвинительно тыкая пальцем в Верде. Ушлая всё-таки из учёного фея вышла, к слову: эх, знал бы – сформулировал запрос с поцелуями поточнее! – Мы его теряем, – прошептала Луче. – Ну всё, допрыгался, – заключила Лал. Верде уставился на него нечитаемым взглядом. – ЧМТ лёгкой тяжести, – сказал он, – временное нарушение сознания, амнезия, бледность кожных покровов. Через пару дней будет как новенький. – У тебя есть венерина мухоловка по имени Мари? – продолжал допытываться Реборн. – Откуда у меня взяться венериной мухоловке по имени Мари! – раздражённо закатил глаза Верде. – Хорошо же тебя приложило! Вот будешь в следующий раз знать, как руки к чужим вещам тянуть! Реборн вздохнул. Да нет, Господи, бред это всё какой-то. – Вот Mila caespitosa у меня есть,– признался вдруг Верде. – Это кактус такой. Луче зовёт его Милой. В последнее время я пристрастился к экспериментам с растениями, знаете ли. Может, лучше всё-таки было на праздник создать плотоядные нарциссы-людоеды?.. Реборн застонал и уронил голову обратно на колени Луче.