А жив ли мальчик? Краткое рассуждение на тему судьбы Фирса

      Однажды мы с другом — оба страстные, но не слишком-то умные любители литературы — серьёзно поспорили о пьесе Чехова «Вишнёвый сад». Предметом спора была судьба старого больного лакея Фирса, которого так и не отвезли в больницу. Мой оппонент искренне верил в чудесное спасение слуги, говорил, что Чехов оставил «интригу», двусмысленность, призрачную надежду на неожиданное спасение умирающего. Я же считаю, что никакой интриги здесь нет, и Фирсу суждено скончаться после того, как опустится занавес. После этого спора я долго размышляла, и теперь попытаюсь обосновать свою точку зрения.        Начнём с того, что большую часть действующих лиц пьесы А. П. Чехова «Вишнёвый сад» можно рассматривать и как героев, людей с характерами и судьбами, и как символы, воплощающие какие-либо идеи. Несмотря на то, что Фирс — персонаж второго плана, я считаю, что его тоже можно разобрать с этих двух позиций.        Как символ, Фирс, а точнее его оставление уезжающими героями на произвол судьбы, чаще всего рассматривается, как одна из неприглядных деталей морального облика героев — в больницу-то его отвезти хотели, да вот только забыли как-то в суматохе… Не спорю, эта трактовка обычно бросается в глаза самой первой. Но нельзя не отметить также, что Фирс является частью всей той системы образов, что символизируют уходящее прошлое, эпоху дворянства, центральный образ, которой — вишнёвый сад, о котором столько говорится по ходу действия пьесы, и который в самом конце так трагично и в то же время буднично вырубают.        Но вернёмся к основной теме. И. А. Бунин раскритиковал пьесу Чехова в пух и прах: и усадеб-то автор таких не знал, и садов вишнёвых не видел — вовсе не так красива вишня, и цветёт жиденько, и растёт коряво, да и Лопахин поторопился с вырубкой сада — будто нарочно для того, чтоб зритель стук топора послушал. Единственное, что показалось Бунину убедительным — образ Фирса: » Этот Фирс довольно правдоподобен, но единственно потому, что тип старого барского слуги уже сто раз был написан до Чехова.» Я не буду комментировать общую позицию Бунина, но вот с этим высказыванием согласна полностью: Фирс — классический старый слуга, каких много в литературе (вспомним, например, самоотверженно преданного воспитаннику дядьку Савельича из «Капитанской дочки», или ленивого и хитрого, но искренне привязанного к барину Захара из «Обломова»). Подобные слуги существуют неотрывно от своих господ и поместий. Уничтожение вишнёвого сада и отъезд старых хозяев (особенно старого поколения, представителей прошлого — Раневской и Гаева) означает гибель всей этой системы образов, что закономерно — все её элементы отходят в прошлое.        А что же мы можем сказать о Фирсе, как о человеке? Он с детства служил в этом поместье, Гаева и Раневскую знает всю их жизнь, изучил все их привычки, и исправно служит им даже в глубокой старости. Когда приезжает Раневская, Фирс воодушевляется и радуется: «Барыня моя приехала! Дождался! Теперь хоть и помереть…» (кстати, эта фраза тоже может намекать на возможный исход). В конце пьесы основная забота больного лакея — Гаев, не надевший шубу и уехавший в пальто. Без своих господ Фирс лишён смысла жизни, и даже если можно предположить, что его спасут от смерти, жизнь в полной мере ему уже не вернуть — что может быть хуже бесцельного существования?