Лабиринт

Трава здесь, на склоне, доставала почти до колен, из-под ног при каждом шаге скатывались камешки. Солнце уже припекало вовсю, и Напрем то и дело проводила рукой по влажному от пота лбу, убирая налипшие пряди. Время от времени, остановившись передохнуть на крутой тропинке, она оглядывалась назад, где волновалось под ветром зелёное море луга, где за тёмной кромкой рощи проглядывали покатые крыши домов. До развалин монастыря от деревни было не так далеко, но залезть на самый верх мало кому удавалось меньше чем за полчаса. Одолеть ещё этот кусочек – до поваленного ствола, а там уж переберёшься через узкую трещинку – и вот они, руины из красного песчаника. Перемахнул через груду камней – и ты уже во дворе. Напрем думалось иногда, что старый монастырь этот мог бы служить прекрасным убежищем для партизан Сопротивления. С верхушки плоскогорья всё долина просматривалась, как на ладони, среди камней удобно было прятаться и держать оборону, к тому же из подвала, поговаривали, вел подземный проход в узкий лабиринт пещер, где так легко было запутать врага, сбить со следу. Недостача была только в одном: в Хедрикспуле слыхом не слыхивали о партизанах. Большого гарнизона кардассианцы здесь никогда не держали: зачем? Добыча руды, минералов, сельское хозяйство – вот что требует надзора, а недра по всей провинции были так же бесплодны, как и её сухая, каменистая почва. От жителей, в сущности, требовались только две вещи: чтобы не бунтовали – и чтобы как-то умудрялись не протянуть ноги. Ах да, ещё – чтобы забыли о своей бессмысленной вере. Усмехнувшись, Напрем перешагнула через сухие ветки, с облегчением распрямила затекшую спину. То-то ведек Эйми обрадуется, увидев её! Она ведь не обещала приехать, не знала, отпустят ли её на выходной. Храм никогда не пустеет, часто говорила ведек Эйми. Конечно, у этого изречения из «Зова Пророков» смыслов много, но Напрем сейчас занимал самый простой и буквальный: на место древнего ордена, оставившего монастырь несколько веков назад, пришла ведек Эйми и её помощники, скрывавшиеся от кардассианцев. Саму Эйми объявили в розыск по всей провинции за религиозную пропаганду, но искали, видимо, не слишком усердно: уже пятый месяц монастырских затворников никто не тревожил. Легко спрыгнув с каменной гряды, Напрем поправила рукава сброшенной кофты, узлом завязанные на поясе, и зашагала через двор. Как же тихо здесь, как безмятежно. Только крохотные ремлы безмятежно щебечут в кустах, перепархивают с ветки на ветку. Солнце скрылось за ватными комьями облаков, даже прохладой, кажется, тянет… В самом деле, а почему так тихо? Напрем остановилась, поставив ногу на ступень. Обычно, когда она подходила к крыльцу, её уже успевали заметить из узких стрельчатых окон и сама Эйми торопилась ей навстречу. Её помощницы выходили следом за ней, обнимали гостью, засыпали вопросам… А сейчас – ни звука. Помедлив, Напрем зашагала наверх. Если бы здесь были ложкоголовые, она наверняка бы что-то заметила: примятую траву, следы пыльных ботинок на крыльце, оброненные крошки пайка… Стук её каблуков гулко отдался от каменных стен. Никого – в коридоре, в трапезной, в спальнях. Исчезли разноцветные походные рюкзаки, исчезли соломенные тюфяки с постелями… На месте гобелена с вышитым символом Баджора чернело голое пятно стены. Напрем провела ладонью по лбу, поспешно направилась в коридор, к большому треугольному камню между колоннами. Когда-то они с Эйми договорились, что будут оставлять под ним записки, если что-то случится и увидеться не удастся. Пока ещё такая связь не понадобилась ни разу. Уперевшись коленкой в стену, Напрем обхватила камень, её пальцы стиснули холодные острые края. Она потянула, сперва осторожно, потом сильнее, сильнее, до дрожи в напряжённых мышцах. С резким шорохом, похожим на недовольное кряхтение, камень откатился, и Напрем спешно подняла с пола смятую полоску бумаги. Развернула, выходя на свет, вглядываясь в косой бисерный почерк. «Солнышко, уходи отсюда как можно скорее. Нас предупредили, что скоро явятся кардассианцы. С нами всё хорошо, мы целы, невредимы и вернёмся, как только всё уляжется». С облегчением переведя дыхание, Напрем сунула записку в карман и зашагала к крыльцу: медлить и впрямь не стоило. Кардассианцы могли уже уйти, но если они где-то поблизости… От окна слабо, негромко донёсся низкий рокот. Напрем вздрогнула всем телом, прижалась боком к стене, осторожно выглядывая. Из ослепительной голубизны неба выныривали, вырастали металлически-серые шары. Флаер… а за ним ещё два. Сюда вот-вот явится целая кардассианская делегация, и показываться им на глаза – не лучшая идея. Побежишь по тропинке вниз – сразу заметят, велят остановиться, а то и сразу стрелять начнут. Во двор соваться нельзя. Где бы отсидеться, пока они не уйдут? Напрем подумала про каменную нишу под лестницей, но разочарованно тряхнула головой. Кардассианцы сюда не на пикник летят, они будут что-то искать… или кого-то. Всё перевернут, везде сунут нос. А вот если спуститься через подвал в подземный ход… Вряд ли они вообще про него знают. Вот там она и подождёт. Не теряя времени, Напрем побежала к узкой лестнице в конце коридора. Ступеньки, изъеденные сыростью, похрустывали, едва не крошились под ногами, Напрем чудом не упала, споткнувшись об очередную ямку. Втянувшись, вжав голову в плечи, она протиснулась мимо приотворенной двери, и сверху послышались звонкие голоса кардассианцев: - Кажется, пусто, гал. Никого нет. - Тем лучше. Но дисрапторы держите наготове. Вы осмотрите башни, а на вас, глинн, первый этаж. Переведя дыхание, Напрем прижалась лопатками к влажной стене. Где-то здесь должен быть проход, про который говорила ведек Эйми. Напрем опустила руку в карман, пытаясь нашарить твердый цилиндр фонарика. Ага, вот он, родимый – хорошо ещё, что взяла. Бледная струйка света брызнула на пол, скользнула по камням, поросшим зеленоватым мхом. Как же отсюда перебраться в пещеры? Всё глухо: четыре стены, никаких коридоров. Вот только в углу что-то чернеет… Мелким шажками Напрем подобралась ближе и едва не вскрикнула от радости: в полу зияло отверстие, ведущее прямо в узкий лаз. Куда он тянулся, в какую глубину? Колебаться у Напрем времени не было. Опустившись на коленки, она потянулась вперёд и вниз, вытянула руки, опираясь на локти, и поползла, царапая ладони. Придётся обработать – потом, когда кардассианцы уберутся и можно будет вздохнуть спокойнее. Затылок уже не касался потолка при малейшей попытке приподнять голову, стены расступились. Пол, прежде круто уходивший вниз, почти потерял уклон. Кажется, можно передохнуть. Напрем не стала подниматься. Вытянув ноги, она облокотилась о стену, прикрыла глаза. Сверху не доносилось ни шороха – видно, она забралась глубоко. Ничего, здесь не заблудишься: путь обратно только один. Только не стоит торопиться, кардассианцы ведь здесь и заночевать могут. Глухие удары пульса в висках утихали, дыхание понемногу успокаивалось, больше не вынуждая загнанно глотать воздух. Всё-таки большие молодцы те, кто прорыл этот лаз – пусть им улыбаются Пророки в Небесном Храме. Кардассианцы здесь ни за что её не найдут… но ведь они не за ней пришли. За ведеком Эйми? Кто-то всё-таки донёс? Или, может… Додумать Напрем не успела: что-то тоненько зажужжало, и жужжание это напомнило ей звук, который издаёт трикодер в режиме сканирования. - Кто здесь? Гортанный голос, отдавшийся от стен, наполнил туннель. Обмершей от страха Напрем всё же показалось, что донёсся он сзади, из того самого лаза, по которому только что карабкалась она. - Отзовись, или буду стрелять! Кардассианскую фразу голос повторил по-баджорски. Напрем вдавила кнопку фонарика, гася свет, и ощупью поползла вперёд. Там, через несколько десятков шагов, туннель должен разойтись на два, и ложкоголовому придётся здорово побегать, чтобы отыскать её. Правый. Она свернула в правый. Не забыть. Пытаясь пробираться как можно тише, она вслушивалась, ожидая, что её вновь окликнет кардассианец. Но вместо низкого раскатистого голоса позади раздался тяжкий, раздирающий уши грохот. Пол тряхнуло, сверху посыпались камешки. Вжавшись в пол, Напрем накрыла голову руками и крепко-крепко зажмурилась. * * * Она не знала, сколько так пролежала, пока звон в ушах отступил, перестал разламывать голову изнутри, а сердце, отчаянно трепыхавшееся где-то над рёбрами, немного утихомирилось. Нащупав ладонью фонарик, она зажгла свет, подождала ещё немного, давая глазам привыкнуть. Что-то там, позади, обвалилось. Или взорвалось. Кардассианцы принесли бомбу? Но зачем им понадобилось взрывать монастырь, в котором не было ни души? Ноги дрожали. Для равновесия Напрем уперлась рукой в стену, не торопясь сделать первый шаг. Они и не знала, куда идти. Назад, к обвалу – что толку? Наружу ей не выбраться. Надо попытаться найти другой выход, он ведь должен быть, как-то же пробирались сквозь пещеры эти древние ведеки. А если этот другой выход – за сотней извилистых коридоров? А если он обвалился ещё раньше? Заряда в фонарике хватит часов на пять, еды… На сколько времени спасут от голода три плода мобы в рюкзаке? К горлу подступили слёзы. Напрем жалобно всхлипнула, и полузадушенный звук отразился от стен пугающе громко. Отбросив волосы с лица, она с удивившей её саму яростью потёрла глаза рукавом. - Хватит, - вслух произнесла она. Голос прозвучал ровно, привычно, словно на обходе в медпункте. – Поплачешь, когда выберешься. Может, там ещё и не всё завалено. Надо посмотреть. Повинуясь собственной решимости, Напрем медленно, нетвёрдыми шагами направилась туда, где, как ей казалось, осталась позади развилка, несколько длинных коридоров и лаз. Если она перепутала направление… Что ж, если она перепутала, это скоро станет ясно. Придётся вернуться обратно, вот и всё. Слишком далеко уйти она не могла. От каменных стен ощутимо тянуло холодом. Напрем только сейчас почувствовала, что мёрзнет: кончики пальцев словно отяжелели, по спине, по плечам побежали мурашки. Не останавливаясь, она провела рукой по животу, со вздохом облегчения стиснула шерстяную ткань, так и болтавшуюся на поясе. Узел не развязался, с кофтой ничего не случилось – слава Пророкам. Напрем набросила кофту на плечи, просунула руки в рукава. Подрагивающие пальцы едва не выпустили фонарик. Ещё не хватало разбить и без света остаться... Вот и развилка: сбоку в стене видно ещё одно отверстие. Значит, осталось совсем чуть-чуть, скоро она увидит, что стряслось. А что это там, в коридоре справа? Свет? Неужели свет? Или у неё просто в глазах слезится? С чуть слышным неуверенным вздохом Напрем сомкнула пальцы на ручке фонарика – и погасила его. Слабый, едва приметный глазу огонёк под низким сводом потолка никуда не делся. Напрем затаила дыхание, пытаясь вглядеться в вязкую черноту. Тихонько-тихонько она сделала шажок к проёму, потом её и ещё, высунулась из-за стены почти по плечи, готовая в любую секунду отпрянуть назад. Мужчина сидел на полу, привалившись к стене, как-то неловко вытянув вперёд ногу. Предмет в его ладонях, источающий тусклый зеленоватый свет, похоже, был трикодером, и пленник подземелья старательно изучал что-то на экране, не поднимая головы. Черт его лица Напрем не могла разглядеть, но ей достаточно было и форменной брони, закрывающей широкую грудь. Её товарищ по несчастью был кардассианцем – значит, никакой помощи от него ждать не приходилось. До Напрем вновь донёсся тонкий жужжащий звук, и зеленоватый огонёк спустился от лица кардассианца к его ноге. Похоже, его недурно приложило взрывом: ощупывает колено, бормочет что-то сквозь зубы. Надо уходить, а то ненароком оглянётся или прислушается тщательней, и тогда… Что «тогда», Напрем раздумывать не стала: на цыпочках отойдя от проёма, она направилась дальше, в коридор, откуда уже слабо тянуло гарью. Долго идти не пришлось: за первым же поворотом путь преградила груда камней. Массивные глыбы забили проход от пола до потолка – нечего было и думать о том, чтобы его расчистить. Напрем подавила вздох. Она не слишком-то надеялась выбраться через лаз наружу, но теперь, когда эту слабую надежду раздавила каменная гряда, внутри что-то больно и горько сжалось. Разве можно выбраться из этих пещер, не зная дороги? Всё, что ей остаётся – бродить наугад. И она, конечно, заблудится, заблудится ещё раньше, чем погаснет фонарик. Неужели она так и останется здесь, в темноте, никогда больше не увидит солнечного света, неба над головой? И никого не будет рядом, чтобы хоть словом перемолвиться, хоть улыбнуться знакомому лицу? Нет, нет, не надо так думать. Если она позволит этой едкой горечи захлестнуть свои мысли, она просто потеряет рассудок, и тогда уж не будет никакого спасения. Всё в руках Пророков. Они могут вывести её на свет, как бы здесь ни было глубоко, сколько бы дней и недель ни пришлось пробираться к выходу. Жадно глотнув воздуха, Напрем опустилась на пол. Сейчас она немного посидит, разломит мобу напополам и подкрепится сочной долькой. А потом встанет и пойдёт обратно к развилке – искать дорогу наверх. Нельзя сдаваться, пускай даже она здесь совсем одна и никто её не видит… Совсем одна? Озадаченно нахмурившись, Напрем побарабанила пальцами по колену. Этот кардассианец в таком же капкане, как и она сама, ему даже тяжелее будет выбираться – с больной-то ногой. Может, он из тех, кто жёг деревни, выгонял на мороз женщин с детьми, расстреливал… Но сейчас-то ему нет никакого резона в неё стрелять. И она к нему в душу лезть не станет. Ей просто надо услышать чей-то голос – пусть даже голос офицера оккупантов. Напрем неловко поднялась, отряхнула брюки. Направив лучик фонаря вперёд, она зашагала к развилке, всё ускоряя шаг, чтобы не дать себе возможности остановиться и передумать. Кардассианец сидел всё там же, у стены, где она его увидела в первый раз. В руках у него были какие-то обрывки, которыми он, приглушённо ругаясь, пытался обмотать ногу. Напрем уже не старалась ступать тихо – и он резко поднял голову, схватился за рукоять дисраптора, привстав на одно колено. - Кто здесь? – гаркнул он. - Не стреляйте, - устало выдохнула Напрем. – Я Тора, и у меня нет оружия. Я подумала – может, вы не откажетесь от компании?