ПАЛИТРА ИСПОЛНЕННЫХ МЕЛОДИЙ

Ранним утром, что случалось крайне редко для такой любительницы ночного образа жизни, как Роуз, следующего дня она проснулась с осознанием чего-то важного. Это было ощущение судьбоносных для нее перемен, проникшее в сон и не дававшее возможности забыться даже там. Хоть на миг не думать и просто существовать со всей присущей молодости беззаботностью. Об этом оставалось только мечтать. Девушка открыла глаза и уставилась в потолок. В скором времени состоится концерт ее группы. Последний концерт, как она всем говорила. Хотя сама и боялась поверить в эти слова, сказанные с такой небрежностью для убеждения окружающих в меньшей значимости этого события для самой Роуз. Но себя-то не обманешь. Будет ли этот концерт последним? Сможет ли она навсегда отказаться от рок-музыки? От музыки вообще? Белый, высокий, обычный потолок. И девушка продолжающая пялится с немым вопросом в полусонных глазах – «что же ей делать?» так, словно там, она сможет прочесть ответ. Но волшебных подсказок чудодейственных образом на потолке не появилось. Роуз тяжело вздохнула и перевела взгляд. На глаза попались, оставленные Норманом на прикроватной тумбочке билеты на концерт, о котором упоминалось вчера. Но что именно было сказано, девушка не помнила. Она была слишком уставшей, чтоб соображать. Приставка в названии концертной программы «Classical» конечно не несла большой радости, а даже наоборот. Это будет концерт классической музыки? И почему Норман подумал, что ей это понравится? Может его ввела в заблуждение ее игра на скрипке в последнее время? Надо будет объяснить разницу между классической музыкой и симфоник-роком. Роуз не особо жаловала классическую музыку. Возможно, проблема лежала еще в раннем детстве. В возрасте семи лет впервые попавшая на концерт классической музыки маленькая девочка и не предполагала, как это событие изменит ее жизнь. Ее мама хотела заняться повышением уровня культурного восприятия мира для своей дочери, с этим умыслом и состоялся поход в консерваторию. Годами спустя Роуз уже сама строила предположения относительно истинных мотивов женщины, давшей ей жизнь - может, на тот момент та преследовала иные цели, более приземленные, с одним филантропом из Милана, околачивавшимся рядом и забиравшим все внимание ее матери. Но это уже не имеет значения. Главное, что этот концерт стал новым открытием. Что-то совершенно иное. Эти яркие всплески цветовых гамм, которые переплетались и пикировали ввысь, а порой заворачивались в странные фигуры, напоминающие животных, предметы интерьера и даже лица людей. Они были то чистыми светлыми и такие легкими, то наполнялись темными цветами и с тяжестью опускались к земле. Роуз помнила, как видела всех музыкантов в какой-то разноцветной дымке, ауре невесомости и воздушности, порой настолько густой, что не позволяла разглядеть их фигуры. Яркие вспышки света сменялись угасающе-утопающими во мгле переливами мелодий. Так словно воздух ожил, молекулы стали видимыми и заплясали свой необычный причудливый танец. От этой феерии света и цвета захватывало дух. Карнавал красок с магией доселе невиданной красоты. По истечению нескольких дней Роуз рассказала о своем особом восприятии концертной программы, не помня какого именно симфонического оркестра, в классе по музыке. Учитель для составления психологического портрета своих учеников относительно музыкальных предпочтений, попросил рассказать об эмоциях и чувствах, которые испытывают каждый из них при прослушивании любимого направления. Роуз тогда так обрадовалась, что сможет поведать всем о своих ощущениях. Рассказы большинства были по-детски простыми и наивными, касающимися в основном поп направления и за небольшим исключением – классики. В таком возрасте мало кто сможет понять Шопена или Чайковского. Если только не под влиянием слегка деспотичного характера родителей. Когда же пришел черед Роуз, она расписала все свои синестезические ощущения насколько ей позволял ее детский словарный запас. Кто как не они – дети с таким же влечением к музыке – должны были ее понять. Должны были… Порой жестокость детей не имеет границ. Им еще не ведомы понятия толерантности и принятия чего-то иного, необычного для них явления, чего-то выходящего за рамки обыденных вещей. Все что не является привычным для их мирка, навязанного в первую очередь родителями, является поводом для смеха. Что и случилось в конечном итоге. Они лишь высмеяли Роуз, не разбираясь в причинах. Дети могут себе такое позволить, в отличии от взрослых. Учительница в свою очередь сказала, что слишком яркое воображение это и не совсем плохо, но Роуз подошла к заданию слишком творчески. Все же не стоило столько выдумывать. Роуз хотела было тогда возразить, но у нее не хватило смелости. И пристыженная она села на свое место. Из соседних парт слышались отрывки разговором и приглушенный смех. - Скажи ей, чтоб не брала таблетки родителей,- услышала Роуз из парты, сзади нее. - Волны звуков… нота «ля» желтого цвета… - Нужно слушать молодежную музыку, чтоб быть всегда в тренде,- еще один голос ее одноклассницы. - Сумасшедшая… - Отсталая… Учительница шикнула. Смех притих, но не исчез окончательно. - Да она странная. Я всегда это знала,- услышала она приглушенный шепот совсем рядом. Роуз хотела провалиться сквозь землю в этом момент. Почему они не могут видеть звуки такими, какими она видит их? Может в этом и проблема, отчего она не может вписаться в их компанию? Из-за ее восприятия? Или причина в другом? Ведь кто может восхищаться такой музыкой? Кто будет рассказывать, что ноты разного цвета, а флейты вдруг вспыхивают лентами красок? Такие мысли одолевали девочку на перерыве, пока глаза подмечали косые взгляды одноклассников. Только отсталые, сумасшедшие. Наверное, они правы. И ее уже не радовало, что ее скрипка сегодня тоже стала светиться и искриться новыми цветами. Серыми, синими, тающими где-то там под потолком. Чего не замечалось ранее. По окончании урока, пристыженная Роуз убежала из класса, сопровождаемая громким смехом. Скрипка перекочевала в футляр и была оставлена в гордом одиночестве на долгие годы где-то под кроватью. Но видение звуков не прекратилось. Изначально все воспринималось, как сон. Легкий сюрреалистический сон, в котором каждая мелодия имела свою собственную душу, окрашенную в яркие цвета. Это очаровывало и пугало в одно и то же время. Роуз боялась кому-либо признаться. Вдруг ее посчитают сумасшедшей? И что тогда? Ее заберут в лечебницу для душевнобольных? Детский ум вырисовывал ужасающие картинки, как ее отправляют в больницу, как родители отказываются от нее. Как ее никто и никогда больше не навестит. Полнейшее одиночество до конца жизни среди сумасшедших. И напуганная девочка приняла решение никогда больше никому не рассказывать о том, что может видеть. Как же было сложно притворяться. Мелодии были повсюду, словно преследовали. Избегать раздражителей не получалось. Только смирившись и осознав, что этого уже не изменить, Роуз приняла свое наказание. В пустоте своей комнаты она впервые за несколько лет включила музыкальный диск, подаренный некогда отцом. Комната озарилась светом, хоть и не таким ярким, как во время выступления в консерватории. Сутками напролет девушка наблюдала за волнами, переливами мелодий. Она все также видела звуки, но научилась не реагировать на них. Вспышки света перестали быть неожиданностью и воспринимались, как данное. Хотя это и не помогло избавится от клейма лузера. Школа превратилась в мучение и попытки выживания. Роуз только чудом смогла пройти через это. Спасением оказалась музыка. Совершенно иная музыка с невероятной энергией вдохновения. Годы спустя Роуз научилась по-другому воспринимать мир, переборола свои детские страхи. Даже смогла забыть те неприятные моменты. Если бы не второй момент отторжения от классической музыки - приезд Жаклин – новой девушки ее отца, этого Цербера в юбке. Очередная пассия ее отца, пытавшаяся воспитать Роуз по своему усмотрению. В воспитательски-исправительных кругах считалось, что классика успокаивает. Но в данном случае звуковая терапия возымела на Роуз противоположное влияние и стала ассоциироваться с принуждением. В конечном итоге с классической музыкой отношения не задались. Кто сказал, что в третий раз будет лучше? - …и классика и не классика в одно и тоже время,- обрывки фраз, сказанные Норманом вчера начали всплывать в голове,- …но в тоже время его произведения в области классической музыки весьма интересны…. Конечно, я предпочитаю классику в чистом виде… тебе это понравится. - Ладно, так и быть дам тебе еще один шанс,- сказала девушка в голос двум глянцевым билетикам в своей руке,- когда-то я тебя ненавидела, но теперь я понимаю, что это было больше в угоду общественному мнению. Теперь, когда мне плевать на всех вокруг, я не боюсь быть осмеянной Если Норман уж так хочет, то можно и пойти на этот концерт. Все равно хуже уже не будет. А если он так уверен, что ей понравится, возможно, стоит притвориться. С этим у Роуз никогда не было проблем. Но вот только врать Норману не хотелось. Это же Норман. Кому, как не ему говорить правду? Вечером, когда Норман вернулся после очередного вызова, Роуз уже ожидала его в строгом черном платье-футляре, с собранными волосами в простоватую незатейливую прическу. - Ты великолепно выглядишь,- сказал он с какими-то новыми нотками в голосе. Этот комплимент стоил многого от человека, совершенно не использующего дежурные фразы в своей речи. - Впрочем, как и всегда, хотел ты добавить,- Роуз закончила за него фразу смеясь,- я тут нашла отличный галстук в тон моему платью. Так что давай переодевайся быстрее, не хочу опоздать. В последней фразе не чувствовалось искренности, но Норман, кажется, не обратил на это никакого внимания. Понимание намеков и недосказанностей не было его сильной стороной. Роуз удивило количество людей, присутствовавших в зале. Многие, по всей видимости, были подвержены влиянию классической музыки и противовес ее ожиданиям. До начала оставалось еще минут 20. Роуз с любопытством осматривала зал со своего места на боковом балконе. Идеальная наблюдательная позиция. Все, как на ладони. Зал не был большим. Это же не рок-концерт, чтоб собирать стадион. Что немного разочаровывало. Хотела бы она сейчас оказаться в другом месте – где обитает живая энергетика, а не полусонное царствие. В ее первом опыте классического концерта зал консерватории виделся тогда таким огромным. Казалось, в нем мог уместить весть стадион Уэмбли. Детям присуще гиперболизировать. А по возвращении в это самое место спустя много лет девушка осознала насколько глобально воспоминания не совпадают с реальностью. Большинство почитателей было в классической парадной одежде, но были здесь и персонажи в обычной. Слегка даже неформальной, чем просто обычной. Можно ли это считать за неуважение? Особый стиль борьбы с системой? Или они просто не знают правил? Это казалось немного неуместным. Может, стоило одеть шипованный ошейник? Вдруг посетила Роуз сумасшедшая идея и вызвала улыбку. Хорошо, что Норман не заметил, пришлось бы ему рассказывать, что ее рассмешило и выслушивать от него насколько это нелепо. Зал постепенно наполнялся, поклонники классической музыки рассаживались по своим местам. Многие еще разговаривали по телефону, отдавая последние указания или общались с друзьями. Остальные же фотографировались на фоне сцены, на стульях и везде, до чего могла додуматься их весьма скудная на идеи фантазия. И все ради картинок в инстаграм. Роуз всегда удивляла эта сторона человеческой натуры. Вместо того, чтоб наслаждаться моментом, они переживают о том, что о них подумают другие. И самое важное, чтоб весь мир узнал, где они сейчас находятся и что едят. Будто это кого-то интересует. Каждый переживает о мнении других, а эти другие переживают о том же в свою очередь. И получается замкнутый круг – никого никто и ничто не интересует. И вместе с этим они теряют возможность по-настоящему переживать моменты, прочувствовать их и просто жить. После чего взгляд пал на сцену. Справа на ней стоял черный рояль с какой-то надписью , лаковая поверхность которого отбивала те немногие блики рассеянного света, заполняющие зал. «SHIGERY KAWAII» еле смогла разглядеть девушка маячившие слова над белыми клавишами инструмента. И понятия не имея, что означают эти слова, она и не собиралась вникать в их суть. Слева стояло 7 стульев. Как-то маловато для симфонического оркестра. Выходит, концерт будет ближе к акустическому, чем классическому. Подобное открытие нисколько не потревожило ощущения безразличия, присутствующее на лице девушки с самого момента входа в здание в London Royal Festival Hall . Из праздного любопытства взгляд скользнул далее. И наткнулся на вопрос: зачем на классическом выступлении не слишком известного пианиста большой экран? Имя музыканта ничего для девушки не говорило с самой первой секунды, когда Норман произнес его, как, впрочем, и сейчас. Времени на поиски информации не было. Да и Роуз не видела в этом никакой необходимости, предаваясь мечтаниям о предстоящем выступлении своей группы. Подобные экраны используют на концертах больших звезд, как поп-направления, так и рок или техно. Ее мысли следовали далее неспешной вереницей умозаключений и вопросов. Будет видео-ряд в дополнении к музыке? А зачем ноутбук на сцене, прямо над роялем? И синтезатор? Это какие-то новшества? Хотят осовременить классику? Разве такое вообще возможно? Классическая музыка – это же как константа. Что бы с ней не делали, только в оригинальном воспроизведении она будет звучать правдоподобно и жизненно. Одно дело, когда вписать кусочки классических произведений в другие музыкальные жанры. И совершенно иное добавить в само произведение современных идей. Они просто убивают саму энергетику мелодий, написанных столетиями назад. Исчезает дух тех эпох, оставляя безжизненный тлен ускользающих моментов. Но людям, похоже, нравится. И не ей их судить. «Константа». Роуз хмыкнула. Она уже выражается, как Норман. Чего следовало бы ожидать. Но все же сейчас это казалось больше открытием. Считая, что в их несовместимом союзе именно она оказывает больше влияния на своего парня, как же было забавно осознать, что имеется и обратная связь. Роуз улыбнулась, бросив попытки разгадать таинственное предназначения огромного дисплея на сцене. Скоро все само откроется. Пока девушка размышляла над предназначением экрана , а после занималась самокопанием в своем неожиданном открытии, свет в зале потух. Послышался радостно-приглушенный гул присутствующих в зале. Аплодисменты. Причем не жиденькие в противовес ожиданиям, но все же не на уровне приветствия большой звезды. Или может она чего-то не знает? Ведь в ее практике было множество рок-концертов и лишь один классический. На сцену стали выходить молоденькие девушки. В них не было ничего необычного. Строгие черные платья, как и полагается для музыкантов данного жанра. Простой, но в тоже время вечерний макияж. И лишь оценив их внешний вид, Роуз обратила внимание на инструменты. Пятеро скрипачек и две виолончелистки. Роуз никогда не питала особой привязанности к виолончелям. Для нее их звучание отдавало темными цветами депрессивной направленности и несло тяжесть спадающих и тянущих к земле текстур. И пока девушки рассаживались, на сцене появилась еще одна представительница прекрасного пола с кучей нотных листов. Она так спешила к роялю, что чуть не растеряла половину из них по дороге. Положив на край рояля ноты, она присела за него и глянув на музыкантов, нажала на клавишу фортепиано. Звук разнесся по залу. Для Роуз он вылился в лиловый цвет и поднялся дымкой вверх, где и растаял. Тем временем в поле зрения девушки попались несколько камер с разных сторон сцены, снова заставляя теряться в догадках для чего же они будут снимать это событие. Для новостного ряда хватило бы и одной камеры, а тут, словно, чтоб снимать с разных ракурсов, как для DVD. Нежданный звонок вынудил Роуз выйти из зала. Извинившись перед людьми рядом за беспокойство, девушка покинула зал в самом начале концертной программы. В холле, она набрала только что звонивший номер. Это был ее отец, сообщавший, что будет отсутствовать пару дней. Список дел от него оказался огромен и пугал своей неисполнимостью. Сложилось ощущение, что все это было тщательно продумано с мотивом не оставить для девушки ни единой свободной минуты во время его отсутствия. И когда уже родитель поймет, что ей не пятнадцать лет и уже достаточно за двадцать, чтоб вправе решать самой за свое времяпрепровождение? Но взросление также предполагает умение воспринимать некоторые моменты с родителями, для которых мы всегда останемся детьми, даже в 50 лет, более спокойно и рассудительно. Отметив для себя какие пункты она выполнит, а какие проигнорирует, Роуз наконец задала важный для нее вопрос? - Но ты же будешь на моем концерте? - Если успею,- и звук оборвался. Такой ответ никак не удовлетворял Роуз. Хотелось тут же набрать номер телефона и высказать все, что она думает по этому поводу, но она сдержалась. В их жизнях слишком много обстоятельств, чтоб все проходило идеально. В великом сообществе преступников, как она всех их называла, нет, правил и исключений даже для важных событий. Преступления свершаются без каких-либо временных рамок и если их не предотвращать, мир погрязнет в хаосе. Прекрасно понимая важность работы своего отца, Роуз смирилась с мыслью, что это важное событие снова ускользнет от его внимания. Может, стоило бы назло взять и не уходить из группы? Десятью минутами позже, все еще расстроенная, но слегка успокоившаяся Роуз вернулась в зал, в темноте пробираясь к своему месту. Кажется, на экране что-то показывали за время ее отсутствия. Но это не так важно. На сцену тем временем под аплодисменты зала вышел мужчина невысокого роста в чудаковатом пиджаке, достигающем колен, то ли зеленого, то ли серого цвета с белыми паутинками вставок. Крашенные в светло-каштановый оттенок волосы были уложены в слегка странную прическу. Хотя это же классический концерт. Тут она смотрелась органично. Роуз конечно ожидала увидеть смокинг и галстук-бабочку с прилизанными волосами. Все лощенное и с иголочки. А вышло слегка лохматое чудо в полу рокерской обуви и плаще. Настроение моментально поднялось. Роуз была в предвкушении чего-то забавного. Музыкант поправил свой пиджак, чтоб тот равномерно спадал со стула у рояля после чего коснулся пальцами клавиш и Роуз увидела мягкие световые бежевые шарики, поднимающиеся вверх, меняющие свой цвет, когда попадали под красные световые волны прожекторов вдоль всей сцены. Мелодия была мягкой и очень нежной. Простой и воздушной одновременно. Это был тот случай, когда все гениальное просто. Его пальцы мягко скользили по клавишам. Роуз не могла видеть лица. Их балкон находился с того ракурса, где вид открывался на спину. Но сейчас Роуз это мало волновало. Она вслушивалась в мелодию, пытаясь понять, чем именно та ее заинтриговала. Отражение плавных движений его рук в отзеркаливающей поверхности над клавишами рояля. Забавные взмахи головой, заставляющие прическу меняться на мгновение. А потом под воздействием фиксирующих элементов, которые используют парикмахеры, снова ложиться волосок к волоску. Он поднял правую руку на уровень головы и не оборачиваясь к сидящим сзади девушкам и не отрывая левой руки от клавиши, подал знак и в мелодию вписались скрипки, придавая ей завершенности и внося новые краски, дарившие нежность и мягкость. Волнами мягких переливов желтого и красного, переплетаясь и воссоединялись в новые цвета и даря новые оттенки, скрипки сплетались с темно-лиловыми слегка рассеянными пучками энергий виолончелей и тянулись к роялю, обладающему невероятной энергетикой чистого белого цвета. Поглощаемые этой силой, цвета растворялись в белом, усиливая свет. На экране светились какие-то фигурки в тон музыке в приглушенных цветах, не отвлекая от главного. Хотя именно это и отвлекало Роуз. Ее синестезия еще больше дополняла их и путала между собой. И тогда девушка просто закрыла глаза, чтоб сосредоточится только на музыке. И это помогло. Она вслушивалась в каждую ноту отдельно и во все произведение одновременно. И вот последняя звук и все стихло. На мгновение. Аплодисменты заставили девушку открыть глаза. Пианист уже поднялся из-за рояля. В его руках красовался микрофон. И только сейчас Роуз смогла разглядеть лицо. Какого было удивление, когда она узнала в нем того самого вчерашнего посетителя музыкального магазина. Тем временем знакомый незнакомец поприветствовал зал, чем вызвал очередную бурю аплодисментов. Поблагодарил всех за то, что они пришли. Роуз лишь фыркнула. Такое начало общения со зрителями было для нее в новинку и казалось каким-то показушным и отчуждающее неприемлемым. Со зрителями надо говорить, как с друзьями, а не как с клиентами на бизнес-встрече. Он начал что-то рассказывать о предстоящем туре. Да кто же рассказывает свои планы? На сцене можно поговорить о многом. Но точно не о том, куда ты собираешься поехать в скором времени. Такие разговоры навеяли скуку на девушку. - Мне нужно позвонить,- Роуз шепнула Норману и выскользнула в холл. Конечно, ей не было такой острой необходимости куда-то звонить. Но лучше уж это, чем слушать какой-то бред. Итак, кого мы найдем на должность жертвы? Первым в телефонной книжке показался номер Майкла – гитариста из ее группы. Почему бы и нет. - Я немного опоздаю на репетицию,- предупредила Роуз,- Норман вытащил меня на концерт классической музыки. Знаю, это звучит довольно смешно. Но все не так уж и плохо начиналось. Музыка сама по себе весьма хороша. Правда, это пока он не начал говорить. Зато теперь Норман просто обязан присутствовать на нашем концерте,- завершила она с триумфом в голосе. - Я сообщу ребятам,- ответил Майкл с равнодушием в голосе,- мне надо бежать. Увидимся на репетиции,- и в телефоне послышались гудки прежде, чем Роуз успела возразить. Она набрала следующий номер, но там никто не отвечал. Как, впрочем, и в последующих двух попытках. Так словно все сговорились сегодня избегать общения с ней. Ничего не оставалось, как вернуться в зал. Звучала очередная мелодия, такая же мягкая и воздушная. Казалось, Роуз увидела все цвета основного спектра, то в более приглушенных тонах, то в ярких контрастных, вихрем блуждающие по сцене и зрительному залу. На сей раз они не смешивались и не растворялись, а лентами разной длины и диаметра проскальзывали мимо друг друга, почти не соприкасаясь. Словно используя эхолокационные способности летучих мышей, эти полоски света летали между музыкантами, не задевая их, не шевеля ни единого волоска на их головах, хоть и создавалось ощущение быстроты движения, диктуемое самой мелодией. А потом вдруг с новой силой заплясали причудливый танец, вальсируя по всей сцене и вспыхивая искорками бенгальских огней. После чего в изнеможении спустились на пол и растворились с последней нотой. После окончания песни пианист представил какой-то свой проект, на сцену вышла девушка в вечернем платье. Роуз не слушала о чем повествовалось далее, она пристально рассматривала платье, которое показалось не совсем удачным. Хотя и не могла найти явную этому причину. У вокалистки оказался высокий и сильный голос. Слова песни были просты и даже немного примитивны. Но сама мелодия в сочетании с голосом очаровывали. Роуз пришлось признать, что ей понравилась песня, не смотря на свою явную простоту. Еще бы - песня, хранящая в тексте ее имя. Композиция не выбивалась яркими расцветками, была спокойной и тихой. В легкой дымке скользили слова, окрашивая чувственностью и нежностью саму мелодию. Размытыми тенями блуждали отголоски цветовых гамм вокруг рояля, скрываясь в уголках и щелях, как дикие звери, боявшиеся пламени. Роуз не сразу это заметила, но огонь, он словно жил внутри пианиста, освещая его душу. Как свет в окошке поздней ночью пробивается сквозь тяжелую портьеру. Его свечение практически неуловимо рвался наружу, пульсируя биением сердца. Такое видение оказалось чем-то новым. Всю жизнь девушка видела мелодии. Одни были сильнее окрашены, другие были настолько безликие и пустые, что даже ее синестезия на них не откликалась. Но, чтоб видеть, как играет мелодию сердце человека, с таким она столкнулась впервые. Стоит рассказать об этом Норману. Его такое точно заинтересует. Правда, потом придется снова вернуться к его исследованиям в этой области, что чревато мучительными экспериментами и опытами над ее неврологической особенностью. Хотя ей и самой было бы очень интересно узнать о своей синестезии. Когда-нибудь Норману удастся выстроить теорию или написать масштабный труд в данном направлении. Естественно в следствии чего своими научными терминами он убьет всю магию, что хранится в ее видении мира, где звуки мелодий спутываются с цветами так, словно мозг теряется по каким нейронам стоит пропускать информацию. Но не беда, ее познаний в неврологии недостаточно, чтоб понять весь его научный труд. И сколько бы словами не описывали и не пытались дать объяснение, не увидев то, что видит она, ученые никогда не смогут понять, что чувствует человек с синестезией. Следующая же песня началась с того, как пианист уже с притихшей энергией внутреннего огня, повернувшись лицом к остальными музыкантами, подал команду, и затянулась мелодия скрипками и виолончелями. Он крутнулся на сиденье за роялем и долго просто смотрел на клавиши. Невесомыми паутинками звуки устремились ввысь. Скрипки затихли и тут началось соло на рояле. Завораживающее, сложное и вдохновляющее в то же время. Мелкими и крупными шариками водянистыми внутри и отражающими свет всего, что имелось вокруг, ноты соскальзывали от поверхности клавиш и прыгали на пол, где становились ослепительно белыми, излучающие особое свечение. Роуз казалось, что она даже слышала звуки падения этих круглых сфер. Почему-то они напоминали звуки падения стеклянных шаров о твердую поверхность пола. Но в ее видении сферы не были тяжелыми, так если бы были сделанными из стекла. Они были легкими и, касаясь поверхности пола, пружинили, пока в затухании кинетической энергии не прекращали двигаться вообще. В мелодию влились скрипки и волнами невесомых форм окутали шарики. После чего песчинками расползлись по залу. Вперемешку со скрипками и только соло. Снова подключились скрипки. Соло сменялись вступлением скрипок и вновь затихающими импульсами. Вдруг все стало одним сплошным бушующим водопадом, стеной водяной массы спадающей с потолка и разбивающейся вдребезги и световой пеленой брызг охватывая зал. И вновь спокойствие. Зеркальные пучки света мягко спадающие с высоты. Туманом застилающие все пространство вокруг источника звука. Не видно ни музыкантов ни инструментов и только свет мягких бежевых оттенков. Мягкий и не поддающийся описанию чувств, которые он вызывал, пряча за собой все и оставляя лишь только мелодию. В ней появился завиток вихря и промчался сквозь густой туман, оставляя по себе след из неоновых огней. Роуз заметила высветившееся имя ее отца на дисплее телефона Нормана. Ему пришлось выйти в коридор, чтоб не смущать окружающих обильным использованием терминологии из криминалистики, включающей возможное описание трупов, так как последнее дело было связано с серийным похитителем. Роуз последовала за своим парнем. Ей необходима была сенсорная перезагрузка после такого эмоционального скачка. Во время всего разговора она присутствовала рядом, пытаясь сконцентрироваться на самом разговоре и понять его суть, заставив свою синестезию хоть на миг исчезнуть. Сегодня это оказалось особенно тяжело. Новые открытия и забытые воспоминания наполняли новой силой, не отпуская, словно пытаясь изо всех сил заковать ее в клетку несовместимых нейронных связей. Роуз услышала приглушенное толстой дверью звучание скрипок из зала. Язычки пламени пытаясь вырваться из-за прикрытой двери, стелились по полу. Но девушка изо всех сил старалась не обращать на них внимания. Многолетние тренировки игнорирования пригодились, как нельзя кстати. В холле они оставались одни не долго. Антракт оказался слегка неожиданным и не слишком приятным событием. Вместе с шумом выходящих из зала людей, исчезли все синестетические волнения в голове Роуз. Наплыв людей вокруг мешал прислушиваться к разговору Нормана, который, казалось, не замечая происходящего, был полностью погружен в беседу по телефону. - Похоже, что это интересное дело,- сказала Роуз, когда Норман наконец положил трубку. - Не особо с научной точки зрения. Придется поехать в Сассекс. Есть подозреваемый, подходящий под профиль серийного похитителя. Стоит проверить. По тону голоса Нормана не можно было понять хорошая это новость или нет. Девушку всегда удивляло, как он умудряется держать все своим эмоции под контролем. Порой даже казалось, что ему они не присущи вообще. Как роботу, запрограммированному на научные исследования. - Только не говори, что завтра! – в противовес своему парню Роуз была вспыльчивой и даже не старалась сейчас скрыть этого,- Завтра мой концерт! Ты не можешь уехать,- прошипела она уже более приглушенно, заметив косые взгляды. - Мы выезжаем в понедельник. У нас еще одно незаконченное дело здесь, - такое оправдание должно было успокоить разгневанную обладательницу вспыльчивого темперамента. И на сей раз оно сработало исправно. - Вот и отлично,- голос Роуз прозвучал менее экспрессивно, но тут же добавила,- не в том смысле, что дело незаконченное, а в том, что ты будешь на моем концерте. - Куда уж я денусь, - сказано было с некой ноткой обреченности, каких девушка не замечала за своим избранником ранее. И вся миротворческая конструкция рухнула. - Звучит как-то слишком обреченно,- Роуз решила озвучить то, что было подмечено, причем используя самый, что ни на есть саркастически-издевательский тон,- не находишь? И в душе просто надеешься, что где-то кого-то убьют и тебе придется срочно ехать на место преступления! - Я действительно рад присутствовать на твоем концерте. - Ага, прямо прыгаешь от радости,- съязвила. - Я рад быть на твоем концерте, но ты же знаешь мое отношение к толпе, - явно выделяя голосом «твоем концерте»,- тем более к тому контингенту, что присутствует на подобных концертах. - Теперь тебе еще и мои поклонники и слушатели не угодили!,- девушка не отступала,- может еще расскажешь мне какую музыку слушать и любить? Ах, да! Может это ты сейчас и пытаешься сделать, приведя меня на концерт, чтоб показать, какая музыка хорошая, а какая нет!? Сама не понимая с чего вдруг, она решила поиграть в истерическую дамочку, полосующую мозги своему благоверному, Роуз не могла себя остановить. Она прекрасно осознавала, что работа – такая вещь, которая сунет свой нос во все твои дела хочешь ты того или нет. Да и Норман был не из тех, кого забавляют наигранные капризные мордашки с надутыми губками. Он просто не воспринимает всерьез такого рода ребячества. С чего вдруг ей захотелось нарваться на конфликт с самым неконфликтным человеком, который когда-либо встречался в ее жизни? Желание попытаться вывести его из себя? И доказать самой, насколько она хороша в манипуляциях? Как же это выглядит по-детски. Норман далеко не дурак. Он все понимает. И скорее всего раскусил ее еще до того, как мысли или вернее эмоции посетили голову Роуз. - Дело не в поклонниках и не в самой музыке,- серые глаза смотрели прямо на нее, пока голос гипнотизирующе спокойно ведал дальше,- и я не вправе указывать тебе, что делать с твоей жизнью… Загнанная в угол девушка не нашла ничего лучше, как «напасть» первой в свое оправдание, прервав своего оппонента на полуслове. Хоть и понимала, что это бесполезно. Устоять перед человеком, который практически умудряется читать все содержимое твоей головы, сложно. Это восхищало и ужасало одновременно. - Я бы конечно могла и в таком ракурсе выступать, как этот чувак на сцене в тихом зале, где никто не кричит. Все мирно и спокойно. Но это не мой формат,- сказала вспыльчивая натура в попытках приручить свой голос. - Роуз, ты… Но девушка снова его перебила: - Да ладно, забей. Я ценю уж то, что ты придешь. Пошли в зал, а то уже полконцерта пропустили. Ведь мы сюда пришли ради музыки, а не для того, чтоб спорить в коридоре. Они отсутствовали уже около 20 минут с начала второй части концерта, что вызвало очередную волну негодования Роуз, в очередной раз сожалевшей о свершенной глупости. И ради чего она затеяла тот спор? Просто и на ровно месте. Что хотела доказать? Но делу уже не поможешь. Главное, чтоб следующего раза не повторилось. На то она и мудрость, чтоб не свершать ошибок в будущем. Хотя, это скорее не про Роуз будет сказано. Первое, что попало на глаза – пианист уже переоделся. В белоснежном пиджаке ему было лучше. Он прямо светился. Снова разрешив мелодии вести себя, Роуз начала понимать, что за песня сейчас играла. Видоизмененная, но все же это была она. Неужели это Queen? Да, именно она! Их бессмертная композиция. Bohemian Rhapsody. Кавер-версия оказалась не самой плохой. Из уст, человека, признающего оригиналы всегда лучшими, хоть при этом часто пытавшемуся самому на заре своей карьеры сделать свои версии знаменитых песен, это звучало высочайшей похвалой. Оригинал всегда лучше. Практически всегда. Но сейчас… Этот вариант отличался спокойствием и в нем почему-то не чувствовалось той обреченности, которая присуща песне легендарных британцев. Мелодия звучала трогательно и печально, но в тоже время в ней уже не слышалось драматизма, который потрясающе передавал голос Фредди Меркьюри. Песня словно давала надежду всем, кто давно разочаровался. Верить, любить и жить, жить, жить… не смотря ни на что. Ничего больше не имеет значения… только сама жизнь имеет ценность. Nothing really matters… Знакомые с детства слова всплывали в памяти вереницей воспоминаний и чувств. Давно забытое отчаяние, подаренное первым прослушиванием, сменилось в следствии переосмысливания ценностей в своей жизни, на уверенность в своих силах. Нет, песня не стала тем ключевым моментом, изменившим ее жизнь в один миг, но она дала толчок начать размышлять над существованием. Задавать верные вопросы. Один рояль и столько эмоций, переполняющих сознание своей экспрессивностью. Все вокруг светилось. Зарево белоснежного белого света заполняло постепенно сцену. Роуз даже казалось, что она видит, как этот свет проходит сквозь рояль. И на сей раз она четко видела, как свет струился изнутри самого пианиста. Поднимаясь ввысь, он трансформировался в тысячи тоненьких полосок и, спускаясь, прикасался к людям, как будто протягивая свои искрящиеся ниточки к сердцу каждого сидевшего в зале. Такая же ниточка устремилась и к ней. И Роуз была не против. За этим сгущающимся белым светом она уже не видела ни человека сидевшего за инструментом, ни самого рояля, ни людей на сцене. Он заполонил все пространство вокруг. Иногда в свет врывались алые цвета и шустрыми змеями, извиваясь кольцами, проходили сквозь туман, исчезая в неизвестность. Периодами появлялись и темные ниточки, словно пытающиеся победить белый свет, но они тут же поглощались им. Вот последний аккорд и волшебное зарево исчезло. В один миг белый свет пропал и Роуз снова увидела сцену и музыкантов на ней. И вместе со всеми людьми в зале она захлопала. То ли поддавшись импульсу, то ли действительно от того, что песня была великолепно сыграна. Мелодия коснулась ее сердца, как тогда, когда Роуз впервые ее услышала. В записи концерта, который состоялся еще задолго до ее рождения на огромнейшем стадионе Уэмбли. Норман заметил воодушевление со стороны своей девушки, но ничего не сказал, отметив для себя свою догадку в очередной раз. Он оказался прав, Роуз понравился этот концерт. Тем временем мужчина за роялем рассказывал, что за песни он только что исполнял. Одна из песен какой-то группы, название которой Роуз не припоминала. Импровизация из Чайковского. Роуз было все равно по отношению к классике. - И только что я исполнил песню одной из моих самых любимых групп – Queen. Что вызвало бурю аплодисментов. Отличный ход – Queen для британцев. Роуз вспомнила, как они тоже когда-то с группой пытались сделать свою версию на эту же песню. Но ничего так и не получилось. Парням не нравилась сама идея исполнять что-то группы, которая была популярна в период задолго до их появления на свет. В итоге они не выложились стопроцентно в работе. Да и Роуз не понравился окончательный результат их труда. От затеи пришлось отказаться. И когда с мучениями над ненавистной всем, кроме самой девушки, песней было покончено, поступило предложение сделать кавер-версию одной из песен Металлики. В конечном результате именно эта идея и принесла популярность в узких кругах. Простенькая песенка, которой стоило быть благодарной за все те выступления в ночных клубах, бывшие на пути становления ребят музыкантами. Роуз вынырнула из размышления над своим прошлым. Что-то привлекло внимание, хоть девушка и не сразу осознала, что именно. Что-то сказанное, но прокрутить пленку назад уже нельзя. Она стала вслушиваться в слова. Вот оно! Слово «рок» заставило встрепенуться. Почему он говорит о рок-музыке? Рок и классика. Почему он их сравнивает? Он был вдохновлен Queen и другими британскими рок-группами. Вдохновлен на что? - В любом случаи, какая там следующая песня?, - пианист приблизился к роялю, чтоб заглянуть в нотные листы. Вернувшись снова к зрителям, он продолжил свое общение с поклонниками. Первую песню Queen он услышал в возрасте 12 лет. В 4 года он начал играть на пианино, а в 10 – на барабанах. А это уже что-то интересное, подумала Роуз. Значит он не просто классический исполнитель с хорошим вкусом в музыке. Надрывающийся телефон явно не способствует дружелюбному проявлению понимания окружающих людей. Роуз пришлось выйти из зала под гневное шиканье соседей по балкону. Звонили по поводу поступления. Приглашали пройти собеседование. Обсуждение затянулось на долгих 10 минут, большую часть из которых она слушала своего рода рецензию на письменную работу, которая была одной из основных заданий отборочной комиссии. Тесты она написала даже ниже обычного проходного бала, но членов комиссии удивило последнее задание с кейсом о расследовании. И только по этой причине ей дадут шанс повторно убедить в своем намерении поступать на факультет криминалистики. Когда же девушка вернулась в зал, то решила пока не сообщать столь волнительную новость Норману. Играла новая спокойная песня с каким-то приливом ностальгии и грусти. Теперь уже красные нити сновали по залу. Сменившись на бледно-синие с появлением в песни скрипок. На экране появился видеоряд. Но Роуз не видела его из-за густого света. Лишь периодами выскальзывали кадры. Кто эти люди на экране? Они такие забавные. Их внешний вид так и говорил о бунтарстве. Эти чудаковатые прически, макияж. Кадры юности? Громадные стадионы с сотнями тысяч людей. Ей о таких только мечтать. Чьи эти гитары? Их столько, что заставляло завидовать. И снова мощная волна синего света застелила весь зал. Роуз смогла лишь слышать музыку, но ничего не видеть. Мощное соло скрипки, захватывающее своей проникновенностью. И снова приглушенный красный свет, как будто отскакивал от клавиш и возносился ввысь. А там превращался в какое-то подобие северного сияния. Но вот только не бывает северного сияния красного цвета. Красный и синий снова поднимаются вверх и переплетаются нитями, превращаются в однородный фиолетовый. И вот снова печальные скрипки загорелись синим цветом. Но теперь уже языки синего пламени не поднимались вверх, а как будто изнеможенно падали вниз на пол, застилая его синей дымкой. Сливаясь с белым светом от прожекторов и поглощая его. И сердце пианиста, казалось, оно кровоточило пульсирующими потоками энергетических волн. Тут же началась следующая песня. Роуз скорее увидела это, чем услышала. Цвета сменились новыми оттенками. Так же грустно. Но свет, струившийся из нее был более оптимистичен не смотря на печальную мелодию. Потрясающее соло скрипки, загорелось ярко алым светом и поднялось ввысь. Одни скрипки засветились искорками, которые потоком поднимались и падали вниз, другие светились мягким светом. Виолончели терялись в серой дымке. И вдруг все озарилось свето-музыкой. Роуз заметила, как пианист подошел к аппаратуре и что-то начал на ней наигрывать. Записав необходимую ему подкладку, музыкант вернулся за рояль. Кусок повторяющейся мелодии в своем свечении терялся для Роуз за более мощной энергетикой живых инструментов. И тут все вспыхнуло всеми цветами радуги. Какими-то кусочками мозаики венецианских храмов, однажды увиденными Роуз. Свет проходя сквозь эти цветные стеклышки, озарял все вокруг особым светом и цветом. Именно такой свет Роуз увидела сейчас. Цветной, то затихающий, то перекликающийся с мелодией с аппаратуры, то заглушающий ее. То мягкий, то агрессивно ярких ядовитых тонов. Мелодия все набирала и набирала силы. Цвета вокруг становились все ярче и резче. Больше не появлялось размытых тонов. Четкими как будто прорисованными линиями он стремился в зал. Как лезвиями копий полосовал пространство. И вот мелодия стала затихать, близясь к своему завершению. Снова появились приглушенные размытые тона, мягко спускающиеся на пол. В мелодию включились скрипки, сглаживая ее угловатость и агрессивность. Все тише и тише. Плавнее и печальнее. Но все также мощно и величественно. Свет уже кружился только вокруг пианиста. Срывался с кончиков смычков скрипачек и стремился к нему, спиралью крутясь и поднимаясь вверх. Роуз не видела уже пианиста за этим столбом из мелодии и света. И последний мощный рывок. Свет как будто начал отлетать от пианиста в разные стороны. Резко как от мощного кручения. Снова полетели острые копья яркого света. И также резко все стихло. Роуз очнулась от яркого образа, вырисованного ее подсознанием. Еще более бурные аплодисменты. Девушка же еще сидела под впечатлением. Это было поистине сказочно и феерично. Новая мелодия последовала тут же. А может это продолжение той же? Какие-то знакомые мотивы. Она была более грозной. Новые темные цвета и оттенки расползлись по залу. Но вскоре сменилась на что-то светлое и небесно-голубое. То темное, то светлое. Свет поднимался ввысь то становился ослепительно белым, то сменялся через все оттенки спектра к темно-коричневому и даже местами черному. О чем он там дальше говорил? Роуз не слушала. В голове еще звучала мелодия и остатки послевкусия у выгляди затихающих световых пятен мелькали перед глазами. И вот следующая песня. Она вспыхивала яркими точка-звездочками, которые тут же затихали, чтоб дать жизнь другим звездочкам. Роуз не слышала представления песни и не слышала ее названия. Но ей показалось, что эти сверкающие точки похожи на капельки моросящего дождя в свете фонарей. Такое себе чудо иллюзии. Свет больше не заслонял все вокруг и Роуз могла видеть всех на сцене с предельной четкостью. А капельки то падали вниз, то кардинально меняли направление и поднимались вверх. А потом вдруг как закрутились вихрем над головами зрителей, как снежная буря. Как же несчастны люди, что не могу этого видеть. А потом случилось чудо - весь зал запел в унисон. Роуз не могла понять, ведь она впервые слышала эту мелодию. Что здесь вообще происходит? Это было сродни трагедии для человека не любившего быть не в курсе событий. И каждый голос поднимался вверх размытым светом и включался в тот вихорь, поглощаясь им. И вот конец. Прощание. Роуз пожалела, что их места были на балконе. Так бы и она, как самая ярая фанатка, подбежала бы к сцене, как сделали многие люди из зала. Но ей оставалось только подняться со своего места и хлопать стоя. - Вижу, тебе понравился концерт,- услышала она рядом голос Нормана, вернувший ее в реальность. - Не могу поверить, что тебе это удалось,- Роуз только и смогла ответила. - Удалось что?,- переспросил Норман в недоумении. Девушке показалось, что это было достаточно искренне и ей следовало разъяснить. - Найти именно ту музыку, которая бы мне понравилась. Тебе удалось удивить меня. Я не ожидала столько эмоций от этого концерта. Думала, что пойду с тобой, перетерплю с целью затянуть тебя на свой концерт. Тем временем зал никуда и не собирался расходиться. Пианист снова вышел на сцену. Зрители или поклонники, было бы вернее сказать, просто не хотели его отпускать. - И как я могла забыть? Как я могла отказаться? - О чем ты?, - спросил Норман, когда они спускались холлом. - Однажды я уже была на классическом концерте в детстве и тогда он произвел на меня неизгладимое впечатление. Столько эмоций. Конечно, после одноклассники меня высмеяли, и я больше никогда не ходила на уроки игры на скрипке. Даже возненавидела ее. Но ведь я уже давно не обращаю внимания на мнение окружающих. Ты напомнил мне сегодня о том феерическом впечатлении. Кажется, зря я так долго ненавидела классическую музыку. - Проблема была не в музыке,- ответил Норман на ее последнюю фразу. - Я понимаю. Все было во мне. Я ненавидела себя, и в первую очередь за свою синестезию, а не музыку, только боялась в этом признаться. Он утвердительно кивнул. Догадки Роуз были верными. Интуиции его девушке не занимать. Таких как Роуз научные деятели называют интуитами. Они прекрасно понимают все происходящее вокруг, ориентируются в сложнейших ситуациях, весьма искусны во лжи, в играх и в манипуляциях с людьми чувствуют себя, как рыба в воде. Хоть и не имеют соответствующей научной подготовки. - Этот пианист к тому же и рок-музыкант. Я подумал, что это может тебе понравится. Такая себе смесь музыки, которую слушаю я и которой восхищаешься ты. - И ты оказался прав. И это тоже меня удивило. К сожалению, я раньше о нем ничего не слышала. Как же у него получается совмещать классическую музыку и рок? И судя по тому, как зал пел, он весьма успешен. Если бы не репетиция, я бы попыталась с ним связаться,- Роуз, глянув мельком на часы,- но мне уже пора. Я и так опаздываю. Ребятам это не понравится. Норман посадил Роуз в кэб, а сам отправился на отделение полиции, где его ждала гора не заполненных бумажек и не написанных протоколов. Но из головы не выходили мысли о сказанном Роуз. Стоит все же расспросить о том, что же случилось на концерте. Все дело в синестезии. Появилось что-то новое. Это может оказаться весьма полезным в его исследованиях. Сравнив ожидания перед самым концертом и впечатления после, Роуз уловила себя на мысли, что предполагала увидеть что-то в классическом стиле. Что-то скучное и унылое. Но то, что произошло, только внешне напоминало классику и оказалось настоящим шедевром по своей сути, открытием новых граней сознания, сокровищем для измученного принятием сложных жизненных решений мозга. Даже использование небольшого количества музыкальных инструментов не помешало выплеснуть настоящие чувства и эмоции человека, сидевшего за роялем. Вместе с этим там было столько драйва от рок-н-рола 70-80-х и столько эмоций, искренних и чистых, что сражало наповал. К тому же увидеть на сцене именно того японца, с которым она столкнулась ранее в магазине, что за нелепая шутка? А у ее ангела, плетущего нити судьбы, есть чувство юмора. Если бы она только знала, кто он такой тогда. Но сожалеть уже поздно. Музыка была по-настоящему впечатляющей. Насколько же надо быть талантливым, чтоб через классические инструменты передать душу рок-н-рола? Роуз всегда считала, что электрогитара, бас-гитара и барабаны – все, что нужно для рока. Так ей внушали. А потом однажды она решила добавить скрипку в одну песню ее группы. Ей говорили, что это очень плохо для рейтинга и поклонники никогда этого не воспримут. Если ты играешь классику, то играй только ее. Если рок – то это только рок. У каждого свой жанр и стиль. И ты не можешь выходить за его рамки. У каждого направления своя аудитория. И если ты хочешь быть успешным, то должен двигаться в одной колее. Совмещать разные стили и инструменты плохая затея. И прибыв вечером на репетицию, Роуз подала идею использовать скрипку в двух их композициях. - Может это наш последний концерт. И уже не важно, как отреагирует зритель. Это мое последнее желание если хотите. - Тогда у нас очень мало времени для репетиции. Роуз лишь улыбнулась в ответ.