морозные ключицы.

Проходя по опустевшей площади, создавалось неопределённое ощущение вакуума собственного безумия. И даже неважно почему эта вечно людная площадь сегодня пуста; из-за резко похолодевшей осени или же из-за того, что сидеть в своих тёплых домах, закутавшись в клетчатые пледы, снова стало в моде. Хотя всё было намного проще, людям наконец стало плевать на эту продрогшую площадь, и они заменили её дешёвыми и яркими клубами. Людям стало уютнее курить в душных и разрываемых музыкой помещениях, им казалось, что в этом дымном экстазе они не забыты. Громко стуча миниатюрными ботильонами с массивным каблуком, по мокрому асфальту неспешно шла молодая девушка. Она была настолько незаметна, по сравнению с окружающими её высокими домами и белым зданием администрации, и одета явно не по погоде: чёрная кожаная куртка, едва закрывающая поясницу, была застёгнута до верха. Густые русые волосы, развеваемые ветром, доходили до лопаток (может, чуть ниже) и рассыпались по хрупким плечам девушки. Не смотря на замёрзшие уши, в которых через потрёпанные наушники играла какая-то мелодичная песня, девушка не надевала шапку, хотя и носила её всегда с собой. От усталости русоволосая еле передвигала ногами, и, оступившись в очередной раз, потеряла равновесие, чуть не упав. Каким-то неловким движением левой руки девушка задела провод наушника, потянув на себя, отчего он вылетел из телефонного разъёма и одинокую улочку оглушил мелодичный звук клавиш пианино, доносившийся из кармана обтягивающих джинс. Тихо чертыхнувшись, девушка вставила провод обратно в телефон и обхватив окоченевшими подушечками пальцев собственные локти медленно подошла к пятиэтажному жилому дому из кирпича. Дом этот был похож на те дома, что показывают в американских фильмах о гетто, да и если подумать, то не только дом. Выдохнув бледный пар вместе с морозным воздухом, она быстро поднялась по лестнице и приложила к домофону ключ. Даже поднимаясь по второму этажу девушка слышала противное пиликанье закрывающейся двери домофона, лифта в этом доме, как и в других не было. Каждый шаг громко отдавался эхом по стенам подъезда с облупившейся голубоватой краской, давно этот подъезд не реставрировали, с пометкой рухляди. На последнем этаже свет не горел, никому и дела не было, когда же погасла эта чёртова лампочка, девушка даже усмехнулась такой постоянности, и как-то отчуждённо посмотрела на ключи в замке и открытую железную дверь перед собой. Она знала, что нет смысла произносить эту заезженную фразу 'я дома', ведь говорить это кроме как своей в меру старой собаке и не кому. По вечерам всех ждёт она, но не её. Ведь даже та её любимая собака радостно приветствует, виляя хвостом, не её. Зайдя в прихожую, пропахшую отцовским одеколоном и смесью духов, девушка захлопнула за собой входную дверь, бросила куда-то вглубь лежащих на тумбочке предметов ключи и устало скатилась вниз по той же двери.(на её высоких ботильонах выглядело это эффектно, для персон не достигших ничего) -Я дома.