бумажный растворитель

Март весело журчит ручьями и противненько хлюпает грязью. Хайне психует. Они отстреливались, пока не перебили (временно вывели из строя, блядский рыжевский гуманизм во всех его ебаных проявлениях) всех ушлепков, по какой-то непонятной причине возомнивших, что стоять на пути у псов – отличная идея для любого вторничного утра. Горестно вздохнув на очередную попорченную шкурку, Хайне мимоходом пнул ближайшего шизика и завернул за угол, где его уже ждал дражайший напарник. - Так куда там нам… Рыж слабо улыбнулся и сполз по стеночке. На грязной серо-желтой краске остался темно-красный след. Хайне разрывается между желанием вернуться и добить мудозвонов, которые посмели, и необходимостью дотащить Бадо до какой-нибудь мало-мальски приличной штопальни. Необходимость доминирует и аргументирует свою важность литрами крови, которыми рыж заливает все вокруг себя. Окей, ладно, Хайне в курсе, сколько крови в человеческом организме. И он не настолько дебил, чтобы не догадаться замотать рану чем нашлось (теперь рыж висит на его плече в пиджаке на голое тело, тощий, заляпанный красным и весь такой дохуя сексуальный). Но крови, правда, много, и Хайне психует выше крыши, исступленно матерясь и обещая посадить Бадо на строгую диету, потому что как может такая груда костей весить так много, он, наверное, издевается, не смей, сука, подыхать, я тебя посмертно во все дыры выебу, блядь, живи, рыж, серьезно, ну пожалуйста. - Заткнись, бледнятина, от тебя башка болит, - шипит Бадо, и андед матерится еще больше, потому что какая тварь пристроила к этой ебучей больнице такие длинные ступени, они же охренели в край. Тут их замечают медсестры, медбратья, медматери, медотцы и вся прочая толпа народа, которая утаскивает рыжего из рук Хайне прямо на операционный стол, и вот туда уже андеда не подпускают, чтоб не орал на врачей и не маньячил со своими микробами. В принципе, ничего особо страшного не произошло. Пуля прошла насквозь, жизненно важные органы не задеты. Вообще никакие органы, собственно говоря, не задеты. Просто новая дырочка в правом боку, как у ежика из песенки, чтоб его. Ну, да, кровь. Она вообще имеет свойство течь, если продырявить тушку достаточно глубоко. В целях предотвращения возможного заражения и защиты от не в меру нервного напарника, рыжего оставляют в отделении на пару дней. Широким жестом Хайне оплачивает ему отдельную палату. Бадо возражает, что не стоило, ну зачем, ну ты что, сколько, блядь, стоило?!.. А, можно курить в палате, ладно, стоило. Пару дней больница живет, нет, не в страхе, в опасении. Врач предусмотрительно не входит в часы посещения, только засылает самых миловидных и большеглазых медсестричек, когда приходит время осмотра, обеда, ухода посещающих домой. Наконец, рыжего выписывают под обещание еще с недельку поберечь себя и побольше отдыхать. Сигаретный дым без примеси медикаментов нюхать как-то приятней и уютней. Хайне носится между квартирой, сигаретным ларьком и заказами. Подстреленный барышень послушно бережет себя и собирает оригами на кровати. Уже к вечеру комната захламлена самолетиками, журавликами, морскими коньками и корабликами, а пришедший из магазина Хайне застает Бадо за раскрашиванием очередного парохода. - Сигарету, - требует рыжий, сконцентрировавшись на прорисовывании какой-то мелкой детали. Хайне подает сигарету и на ходу сбивает с тумбочки пластиковую бутылку. - Бляяяяяяяя! – трагично воет рыж, поспешно зажимая нос. – Жопа ты с ручкой, ты ж мне трех журавликов угробил! - Почему твоя вода так воняет? – андед брезгливо стягивает промокшие штаны. - Это растворитель, идиотина, - вздыхает Бадо, натягивая на голову одеяло и закуривая. – Им, между прочим, вредно дышать. Вдруг я умру? - Я вообще в нем ноги помыл, не умираю же, - не особо слушая, Хайне начинает убирать следы преступления. - Ты – отдельный случай, тебя, стопудово, уже несколько раз стирали с хлоркой, а я – существо хрупкое, да еще и раненое, - временный обитатель пододеяльного холмика почти обижается, но решает смилостивиться. – Короче, проветривай тут быстрей, пока не начал кашлять своими легкими. Когда воздух в комнате становится до противного освежающим и чистым, Хайне закрывает окно, и Бадо откидывает одеяло. Огромное облако дыма расползается во все углы, и разница между атмосферой до и после аварии сразу исчезает. Мир и порядок восстановлены. Март продолжает оживленно журчать ручьями, а в тазике у кровати плавают, мерно покачиваясь, бумажные пароходики с разноцветными трубами.