Прикосновения

Клара поворачивается к Доктору спиной, забирает волосы вверх, обнажает шею. Проклятая татуировка всё ещё на месте. Застывшие во времени нули. Как символ того, что он хочет сделать с её памятью. Стереть. Обнулить. Удалить из её головы всё, что они пережили вместе. Все путешествия, полные чудесных и страшных открытий, все высказанные и вымолчанные слова, все взгляды, объятия, прикосновения... Прикосновения. Доктор невыносимо, до боли в кончиках пальцев хочет коснуться её шеи, хочет стереть не память, а эти нули, хочет сделать так, чтобы никакие цифры никогда не появлялись на её коже, так, чтобы... Доктор не может стереть ничего, кроме её памяти. Прикоснуться Доктор тоже не может. Не мог. Не смог бы, если бы она помнила, но она забудет, так какая теперь разница? У неё — надежда на эшафоте. У него — возможность позволить себе чуть больше нежности. И он позволяет. Это похоже на прыжок из окна в замке исповедального диска. И все мысли до — проносятся в голове так же быстро, как и тогда, даже ещё быстрей. В тот раз он рассчитывал, как ему выжить, а в этот — как умереть. Потому что такое прикосновение похоже на маленькую смерть. И он падает. Он умирает. Он проводит пальцами по татуировке и видит — чувствует — как тонкие маленькие волоски на коже Клары встают дыбом. Она замирает. Он — боится дышать, боится, что любое движение воздуха вырвет эти волоски с корнем: воображение рисует странные дикие картины, он не знает, откуда это всё, из каких кошмаров (потерять её? сделать ей больно?). Он рисует поверх нулей знак бесконечности подушечками двух пальцев — указательного и среднего — затем большим ведет вдоль линии роста волос, затем просто обнимает её шею ладонью. И ладонь ноет, стонет, почти звенит от наслаждения (и почему-то боли), в голове взрываются звёзды, он кажется себе слишком хрупким и слабым, чтобы вынести это. Нежности не чуть больше — её много, слишком много и так сильно, что она убивает, и он умирает, он уже мёртв, он ходячий мертвец, а она замерла между двумя ударами сердца и скоро потеряет память, значит им можно, им можно всё... — Доктор? В её голосе вопрос, только о чем она спрашивает? Вместо ответа он снова гладит пальцами её шею. Клара не просто замирает — застывает, перестает дышать. Он слышит, потому что наклоняется к ней и целует эти чёртовы нули, надеясь... Ни на что не надеясь. Для него всё кончено, для неё — только (снова) начинается. Пусть эти нули станут точкой отсчета её новой жизни, он увезёт ее отсюда, далеко-далеко, она будет в безопасности, а он... — Доктор... Срывающимся шёпотом Клара зовёт его по имени — именно это для неё и есть его настоящее имя. Он улыбается в её шею, в эти нули: пусть смотрят, пусть видят, он — Доктор, для неё он всегда Доктор, даже когда перестаёт им быть. Её вера спасает от бездны и оставляет Доктора в живых. Всегда. Клара Освальд в его голове. О, Клара Освальд... — Доктор... Она зовёт его, а он не может ответить, вообще не может говорить, вместо этого он снова касается губами её шеи, и пьёт тёплый запах её кожи, и пьянеет так, как никогда, кажется, не пьянел. Клара отпускает волосы, они падают ему на лоб, он отстраняется, а она резко поворачивается к нему, обретя, наконец, способность двигаться. Он ловит её лицо в свои большие ладони, обнимает его, он хочет обнять её всю, хочет касаться её постоянно, чтобы чувствовать, что она реальна, а не плод его воображения, чтобы... Просто хочет. Что-то случилось после её смерти. Он теперь тоже между двумя ударами сердца, а она — тоже провела миллиарды лет в заточении, но они снова — здесь и рядом, и жизнь ощущается острей, словно они оба на краю гибели и невозможно надышаться друг другом, и хочется — как в жару воды — невыносимо хочется прикосновений. Клара смотрит на него, смотрит и молчит. Он не выдерживает этого взгляда и целует её в лоб. Закрывает глаза. На ощупь — целует в висок. В уголок глаза. Касается губами ресниц. Слышит тихий полувсхлип. — Ты что, прощаешься? Голос её почти сердитый, и Доктор улыбается этому. — Даже не смей! Что бы ты там ни задумал, не смей. Я... Она обнимает его за шею, запускает пальцы в волосы, он находит её губы своими и пропадает, пропадает, пропадает окончательно — Доктора больше нет, есть только Клара Освальд и его нежность к ней, и больше нет ничего, вообще ничего, даже Вселенной. Вся Вселенная — Клара и этот поцелуй. Они соприкасаются лбами — Доктор и его невозможная девушка. Они смотрят друг другу в глаза. Он хочет что-то сказать, но вместо любых других слов просто произносит её имя. И она улыбается. Она улыбается, но в глазах её — грусть, он терпеть не может, когда она так делает, и закрывает свои (в которых отражается то же самое), чтобы не смотреть. А закрыв, чувствует, как она целует его. Из их общей нежности рождается Вселенная, в ней возрождается Доктор, в Докторе горят сотни тысяч рассветов, и все они — её. — Клара… — он снова произносит это имя, не произносит даже — беззвучно вылепливает губами. — Клара, я… — Шшш, молчи, — приказывает она, не отстраняясь. — Нет, скажи, — тут же меняет свой приказ на противоположный и выскальзывает из его объятий. — Что происходит, Доктор? — Ничего, — с лёгкостью врёт он, не чувствуя опоры под ногами. — Тут не сработало, значит, мы сейчас полетим в конец Вселенной, в последние её часы. Это точно должно помочь перезапустить… — Это не повод прощаться. — Клара снова подходит ближе и берёт его за руки, затем обнимает его запястья ладонями, щупает предплечья, подбирается к локтям, словно ей вдруг вздумалось проверить, реален ли он, но на самом деле — просто поддерживая. И держась. — Я не прощаюсь. — О, я вижу, когда ты лжёшь мне. — Клара склоняет голову набок и едва заметно улыбается. — И, ну… знаешь… Он понимает, о чём она. — Давай поговорим об этом позже. — Он собирается отойти к консоли и задать ТАРДИС новые координаты, но вместо этого его руки обнимают Клару и он остаётся на месте. Как будто он не хозяин своему телу. До чего же глупо. — Или вообще не будем, я не мастер разговаривать, ты же знаешь. Она улыбается, затем прислоняется щекой к его груди, слушает стук сердец. На мгновение ей кажется, что её сердце снова начало биться, но нет — это только эхо, эхо чужих (родных!) ударов. Она вдруг пугается, что одно из этих сердец перепрыгнет из его грудной клетки в её, хочет отстраниться, но Доктор не пускает. — Что бы ты там ни задумал, знай — я не позволю тебе оставить меня, — говорит Клара. — Я только что заново нашёл тебя, как я смогу? — отвечает Доктор, думая, что сможет, должен смочь, обязан, иначе зачем всё это? — Логично, — соглашается она, несколько нервно фыркает и совершенно не верит этой логике. Как бы ему хотелось, думает Доктор и крепче обнимает свою Клару, как бы ему хотелось продлить это мгновение, но нужно бежать. Бежать подальше отсюда, в конец жизни всего сущего, чтобы вернуть пульс жизни ей. Он отстраняется от Клары, идёт к консоли, нажимает нужные кнопки. Всё снова происходит очень быстро, и это хорошо, потому что нет ничего больнее растянутого во времени прощания. ТАРДИС слегка трясёт, Клара хватает Доктора за руку, они смотрят друг на друга и улыбаются. Доктор думает о том, что всегда будет помнить её улыбку. Всегда, что бы с ним ни случилось.