Сказка для одного ассасина.

      Как много мне известно о местности вокруг? Перекатившись с одного бока на другой, я положил ладонь под голову и прикрыл глаза. Монреаль… это где-то во Франции? Нет. Это город… или остров? Постойте. Это город Монреаль на одноимённом острове. Остров находится на слиянии реки Святого Лаврентия и Оттавы. В городе точно есть свой порт для торговых судов и лодок путешественников.       А ещё на острове есть высокий холм, возвышенность, даже скорей уж гора, носящая гордое французское название Мон-Руаяль, что значит «Королевская гора». Не правда ли, созвучно с «Монреаль»? Рядом с Монреалем есть ещё три крупных острова: Иль-Жезю, Иль-Перро и Иль-Бизар – а также две сотни маленьких островков.       Монреаль – самый большой остров в этом пресноводном архипелаге. И помимо самого города, расположившегося на берегу, восточнее горы, в стенах старой крепости, остров богат рыбацкими поселениями и деревушками. Вытянув столь много информации просто из воздуха, как мне самому показалось, я сбился с серьёзного настроя и оставшееся до пения петухов время праздно провалялся на кровати.       Утро было чудесным, как и положено летнему утру – жаркое золотое солнце, стирающее холодные тени ночи, лёгкий ветерок, проснувшийся вместе с горожанами и старающийся разогнать душный и влажный воздух. Уже без опаски выйдя на улицу, я потянулся и сделав короткую зарядку попытался встать на руки. Раз дети младшего возраста умеют, то почему у меня не получится? С третьей попытки смачно приложившись о неровную землю спиной, я свалил неудачи на невозможные условия исполнения трюка.       Вышедшего из дома отца я заметил не сразу – только когда начал подниматься с земли. Он задумчиво смотрел в даль, растирая правое плечо. Не успел я порадоваться, что мои неудачные потуги никто не видел, как он спустился с крыльца и без особого труда встал на руки. Вытянув ноги строго вверх, он замер, будто это перевёрнутое положение тела ему было привычно, как утренний горький кофе с булкой по утрам.       Пока я завистливо и сокрушённо вздыхал, отец вернулся в нормальное, для всех обычных людей, положение «ноги внизу - голова вверху», и отряхнул ладони так скучающе-обыденно, будто подобный поступок, а именно – принятие стойки на руках по утрам, был ему свойственен чуть ли не каждый день на протяжении десятка лет. И потом он просто ушёл по своим делам!       Нет, ну это безобразие! Маленькие дети могут, взрослые могут, чем я хуже? Приняв вызов гравитации, я решил практиковаться у стены, чтобы исключить очередное болезненное падение на спину. Проблемой неожиданно стал сам процесс подхода – меня психологически ломало встать на руки у стены. Вдруг я ударюсь головой о стену? Или согну руки и упрусь на голову, из-за чего сломаю шею? А если моя голова разболится?       Плюнув на предрассудки, я встал на руки и упёр ноги в стену. Расстояние упора для ладоней правильно с первого раза рассчитать мне, понятное дело, не удалось. Опираясь ногами, я медленно дошагал на руках до стены и напрягся, выравнивая линию – руки, голова, ноги. Моё мнение о том, что я стою филигранно ровно, оспорила Ирен, посмотревшая на меня скептично.       - Не хочу спрашивать, почему ты вообще этим решил заняться, но смотришься ты как согнутый прутик, - штанина на правой ноге сползла вниз до колена, довершая мой разгром.       Я так расстроился, что даже не заметил, что без особых сложностей смог вновь поставить ноги на землю. Что может вылечит уязвлённое самолюбие? Еда! Аппетитно хрустя подсохшей вчерашней маисовой лепёшкой, я проводил элементарные математические вычисления. Высчитывал я, понятное дело, собственную выгоду.       Сейчас около шести часов утра, пусть во всяком случае так будет. Последней точкой отсчёт станем считать восемь часов вечера. Мысленно представив круглый циферблат, я насчитал четырнадцать часов свободного времени. Это… восемьсот сорок минут. Так, секунды считать не будем. Да?       - Сносим нули, - я нарисовал пальцем на столешницы невидимые цифры. – Четвёрка вниз, два в уме. Шесть на восемь? Сорок восемь. Выходит, правильный ответ - пятьдесят тысяч четыреста секунд. Внушает.       - Так много? – сестра смахнула со стола крошки и удивлённо подняла брови. – И ты это в уме посчитал?       - Это легко. Представляешь в уме два числа и умножаешь столбиком, начиная с единиц, потом десятки, сотни и так далее. Сносишь второе число на одну позицию вперёд… - я понял, что меня не понимают. – На бумаге нагляднее.       - Так вот чем ты занимался в той тетради! – Ирен закатила глаза и всплеснула руками. – Сказал бы стразу, что взял её для учёбы, я бы на тебя так долго не обижалась, - сейчас непонимающей стороной стал я. – Какой же ты глупый, младший братик.       Меня обняли и погладили по голове. Самодовольно сказать: «Да, я такой» - мне мешало стойкое ощущение, что обижалась она на меня за дело, но говорить это ей прямо сейчас – несусветная глупость. Надо найти эту тетрадь и самому убедиться.       Выкрутившись из объятий, я убежал в комнату – там лучше думается. Обыскав простенки кровати и шкафа, я простучал стены и пол на наличие тайника. Нет, я не настолько туп, чтобы прятать самовольно присвоенное добро в собственной комнате. Позлившись на качественную конспирацию, я вышел во двор и начал бездумно шататься по нему       Вот бывает иногда так, что, неосознанно починяясь общему настрою «Я ничего не ищу, но было бы неплохо что-нибудь найти» и неосознанной памяти тела, получается отыскать надёжно спрятанную, но давно позабытую вещь. Повертевшись у забора, я попинал корыто с водой и пошёл в обход дома. Зазор между забором и стеной было небольшим – я проходил нормально, а вот моя сестра или отец тут бы застряли. Да и не привлекали сухие прошлогодние листья и паучья паутина толпы исследователей.       Протиснувшись до задней стены дома с окнами моей и батиной комнаты, я чуть не навернулся головой вперёд в заросли крапивы. Запнулся я о торчащий из-под земли корень дерева, растущего за забором. Оглядев землю в поиске какой-нибудь палки с этого же самого дерева, таковую отыскал достаточно быстро – одним концом она была зарыта в землю, а другим заклинена между досками забора.       Изрядно повозившись, я умудрился вытащить её, не поломав в процессе. Обретённым орудием труда мне удалось раздвинуть крапиву и даже сломать самые высокие и ожогоопасные стебли. Кисть руки, держащую палку, пришлось прятать в рукаве рубашки. Смутно знакомый свёрток я заметил случайно – о него раскрошился конец палки. Ногой выкатив свёрток, я пригляделся повнимательней.       Тетрадь была свёрнута трубкой и обмотана кусочками кожи, которые в свою очередь были крепко перетянуты нитью. Читать стоя около зарослей крапивы – удовольствие ниже среднего, так что я решил вернуться с находкой в комнату. Вот только показываться на глаза сестре с такой ношей мне точно нельзя.       Вернувшись к крыльцу, я заглянул через окно в дом – вроде никого. Выждав десяток секунд, я увидел, как Ирен появляется из кухни с полотенцем и тарелкой. Пройдя дальше в гостиную, она исчезла из моего поля зрения. Я спустился с крыльца и подошёл к окну у скамейки – оно выходило в гостиную, рядом с обеденным столом. Мне крупно повезло – когда я загляну сестра уже уходила обратно на кухню и я остался незамеченным. На столе было расстелено полотенце, на котором сушилась уже одна тарелка. Значит Ирен моет посуду. Выходит, есть только один вариант тихого проникновения – дойти до лестницы, пока сестра будет мыть очередную тарелку или чашку.       Зайдя в прихожую, я присел на корточки и тихо закрыл дверь. Отступать некуда, позади… не помню что, но что-то важное. Прихожая была отделена от гостиной декоративной решёткой из палочек – на неё предполагалось вешать верхнюю одежду. Внизу стояла тумба для обуви, в которой сейчас скреблась мышка. Мою голову посетила идея напугать Ирен, тем самым отвлечь внимание от себя, но совесть и зачатки порядочности мне не позволили реализовать эту идею. А ведь рядом так удачно лежал кусочек мешковины, в который можно было бы завернуть мышонка.       Нет, нет, нет! Я плохой мальчишка, но не злой! Ирен, не подозревающая о моих душевных терзаниях, с парой тарелок прошла в гостиную. Я приготовился – прячась за тумбой, подобрался поближе к проходу. Когда сестра скрылась за стеной кухни, я вышел из прихожей, преодолел расстояние до лестницы и успел подняться на десяток ступеней, как Ирен вышла из кухни с половником в руке.       Сначала я не слабо так струхнул, решив, что меня заметили и идут чинить расправу, но это оказалось не так. Спокойно положив половник на стол, Ирен посмотрела в окно, выглядывая вероятно меня. Если она повернётся, то увидит меня на лестнице! Простимулированный этой мыслью, я птицей взлетел на верхнюю площадку и забежал в комнату. В последний момент у меня хватило мозгов не хлопать дверью.       Привалившись к кровати, сидя при этом на полу, я попытался унять дрожь в руках и утихомирить бешено стучащее сердце. Пальцы стали ватными, так что я не мог даже справиться с завязками на свёртке. Задерживая дыхание на пять секунд, а потом медленно выдыхая, я выровнял дыхание и чуть-чуть успокоился. Это было близко!       Узелки развязывал я с какой-то садистской медлительностью и тщательностью. Мне было очень интересно понять, что же за записи хранятся в тетради, но томительное ожидание чуда порой оказывается памятнее, чем само чудо. Затолкав лоскуты кожи под кровать, я провёл подушечками пальцев по жёлтой бархатной на ощупь бумаге. Тетрадь представляла из себя набор сложных пополам листов, сшитых ниткой на корешке. Обложки как таковой не было – просто одна чиста страница в начале и конце.       Забравшись на кровать, я скрестил ноги и начал вчитываться в заметки, написанные корявым подчерком, вне воображаемых линий строк, да ещё и на смеси языков. Писали пером, оставляя кляксы и не заботясь их затиранием – пара пятен пропечатались аж на четырёх листах. По содержанию тексты не являлись верхом литературной мысли – рецепты блюд и мазей, важные заметки на будущее, сплетни и короткие зарисовки природных красот. Последние, к слову, были настоящими жемчужинами тетрадного содержимого.       «Уомблиска показал мне это за три кошачьих хвоста. Расставаться с хвостами мне не хотелось, но оно того стоило! Это место находится в сердце болота и не похоже ни на какое другое, виденное мною. Вместо мутной жижи, воняющей и издающей страшные звуки, здесь лишь топкое илистое дно, накрытое хрустально чистой водой в которой плавают головастики и листья с деревьев. Кочки покрыты сочной зелёной травой и цветами, пахнущими мёдом. Деревья чувствуют себя тут не плохо – они высокие, а их крона очень густая. Не верится, что что-то подобное могла создать и сохранить природа.»       Непроизвольно мои губы расплылись в улыбке. Запись пробудила ото сна те самые воспоминания о описанном месте. Оно и правда красивое. Солнечные лучи пробиваются сквозь кроны деревьев, освещают кочки и играют на глади воды, пуская блинчики золотых всполохов. А когда наступает вечер, свет приобретает красный оттенок, крася окружающее в тёмные пастелевые тона. В ночной же темноте появляются светлячки. Большая удача, когда один светляк садит на тебя. Его стразу надо совать в банку к его собратьям.       Перелистнув пару страниц, я увидел подробную инструкцию для создания фонаря из светлячков. Всё просто – каркас из прутьев, снаружи ткань с дырочками для воздуха. Последний пункт был особо выделен жирным овалом – возможно я тогда сильно боялся, что жуки задохнуться в фонаре. Из-за вернувшейся тупой головной боли пришлось отложить чтиво и накрыться одеялом с головой. Кто же знал, что проснуться мне предстоит в совсем ином Монреале.             ***       Под одеялом было жарко и душно, поэтому я по пробуждении скинул его и с наслаждением вдохнул полный дыма воздух. Дыма? И правда в лучах света явно клубился белёсый дым, закручивающийся в завитки. Не веря своим глазам, я их потёр, проморгался и, подойдя к окну, толкнул створки. Город горел. Пламя, как голодая стая огненных стервятников, перелетало с одного строение на другое, поджигая деревянные крыши, заборы, выклёвывая стеклянные окошки в каменных домах и сразу же пикируя на новую добычу, не способную убежать. Ступор сменился страхом, паникой. Что делать!? Как долго бы я стоял, наблюдая за страшной картиной разрушения, не знаю – входная дверь распахнулась, и вбежавшая через неё Ирен оттащила меня в глубь комнаты.       - Рауль, собирай быстро вещи и спускайся вниз. Бери только то, что сможешь нести сам. Рауль, - моё лицо взяли в ладони, - ты меня понял?       - Да. Собрать вещи и идти вниз. Где отец?       - Не мешкай, - сестра отвернулась и выбежала.       Обувшись за пару секунд, я распахнул шкаф и вытащил из его угла многажды штопанный кожаный мешок. Осточертело ослабив узел, я расслабил горловину и сунул на дно запасную рубашку и штаны. На мягкую подушку одежды высыпалось всё содержимое аптечного ящичка – мази, бинты и медная трубка для слушания сердца. Туда же оправился пистолет и тетрадь.       Уже выбежав на лестничную площадку, я заглянул в комнату отца. Все вещи были на месте, никаких признаков экстренного сбора. Не увидев внизу у двери сестры, я забежал в комнату и кинулся проверять ящики стола. Два были забиты бумагами и бутылочками чернил, третий не открылся. Окинув взглядом помещение, я попытался подумать о будущем – что мне может из всего этого понадобиться.       Кровать… нет, стол – уже осмотрел, книжные полки! Не церемонясь, я начал скидывать на пол ненужный хлам, разгребая его руками в поисках чего-нибудь ценного. Бутылёк с надписью на французском «Кошачий жир» я прибрал себе без раздумий, как и спиртовой настой валерианового корня. «Кошачий жир и валерьянка на одной полке!» - меня начало пробирать глупым и неуместным смехом.       Накрыв всё содержимое мешка книжкой без названия, я затянул горловину, машинально завязал хитрый узел и со всех ног побежал вниз. Как раз вовремя – Ирен появилась сразу после меня, заправляя выбившуюся прядь под платок. На сгибе её локтя висела корзина, накрытая полотенцем, за плечами висел мешок, схожий с моим. Видимо я выглядел крайне испуганным и шокированным, так как она мне ободряюще улыбнулась и, взяв за руку, вышла на улицу.       Из-за застилающего небо дыма было невозможно определить какой сейчас час, точно не ночь, скорее ранний вечер. Пожар не столько освещал улицу, сколько застилал её едким дымом, гонимым ветром. Мы быстрым шагом зашагали в обход горящего квартала, но не к порту. Странно, мне казалось, что бегство от огня к воде – самая умная идея в сложившейся ситуации. Видимо моей старшей сестре было ведомо больше, чем мне.       За углом кипела драка – десять горожан пытались опрокинуть ряд солдат. Отошедшие на несколько метров назад три солдата выстрелили в людей из ружей. Ирен дёрнула меня за руку, уводя подальше от столкновения. Что происходит? Почему тут вооружённые солдаты и зачем на них пытаются нападать горожане? Закашлявшись от очередной порции отравленного гарью воздуха, я не сразу сообразил, что мы заскочили в ещё не горящую сторожку и сидим на полу.       Когда я открыл было рот, чтобы задать несколько сотен вопросов, мимо выбитой двери сторожки пробежал отряд стражи. И в их руках были отнюдь не бадьи с водой, а факела. Город подожгли? Ирен выглянула на улицу, никого не увидела и вновь потащила меня за собой. Так мы и продвигались, прячась от прохожих в переулках и покинутых домах. Один раз нас чуть не заметили – Ирен успела забежать за каменный забор, а я спотыкнулся и только и мог, что залезть в цветущий куст. Пробежавший в двух шагах солдат прямо посмотрел на меня, но ничего не заметил! Поразительная близорукость.       Через пятнадцать минут бега с игрой в прятки, через дым проступила высокая крепостная стена. Этот квартал уже не горел, но дующий с реки ветер позаботился о том, чтобы весь город дышал дымом. Людей стало больше – они, как и мы бежали от огня, неся с собой спасённые пожитки. По пути нам попалась даже пара нагруженных телег на которых сидели чумазые и ревущие дети – возможно они были выжившими из очага пожара.       Ворота из-за массы толпящегося и пытающегося покинуть город народа мне даже не привелось увидеть. Сестру столпотворение расстроило, она заметалась, пытаясь отыскать проход, путь к бегству. В моей голове громко ругались два голоса – один орал на стражников, которым приспичило заняться поджогами, второй просто ругался от общей хреновости положения. Нашим спасителем стал Вивьен – человек, приходивший в наш дом ради разговора с отцом. Он показался на улице со стороны северных ворот и, отыскав нас глазами замахал, подзывая. Не имея особого выбора, мы поспешили к нему.       - Из города не выйти, - моя сестра нахмурилась. – Я спрячу вас в городской общине сульпициан, они позаботятся о вас.       - А где отец? – вопрос показался мне до ужаса детским, но ответ на него меня интересовал больше, чем собственный статус в глазах взрослого.       - Сейчас он занят, но, когда освободится, отыщет вас в общине. Будьте благоразумны и не причиняйте приютившим вас людям неудобства. А сейчас, нам пора идти.       Мужчина заметил мундиры солдат в конце улицы и быстро зашагал к только ему ведомой цели. В присутствии человека, разбирающегося в происходящем вокруг бедламе, мне, да и Ирен, стало уютней. Крепко держась за руки, мы поспешали за провожатым. Вёл он нас к центру города – там дома каменные, как и положено высочайшим королевским указом, так что огонь им не так страшен.       Сейчас горели что ни на есть жилые кварталы, окраины города, заселённые людьми не настолько богатыми, чтобы стоить каменное жильё. После прихода англичан интенсивность роста города заметно увеличилась, но из-за этого периодические пожары уносили всё больше и больше жизней. Насколько я мог припомнить, именно в стороне от куда летели чёрные клубы дыма находилась главная больница Монреаля. Если пожар добрался до туда… там сейчас настоящий ад.       Вивьен остановился у очередной двери длинного каменного дома и постучался, воровато оглянувшись по сторонам. Дверь отварилась на расстояние, которое позволила цепочка. Нашего провожатого осмотрели. Когда дверь закрылась, я подумал, что больше она не откроется, но, как оказалось, гостеприимный хозяин дома лишь снимал цепь, чтобы пропустить нас внутрь.       - Месье Вивьен, мы видели, что солдаты поджигали город, - просто промолчать у меня не вышло.       - Я тоже это видел.             ***       Проснувшись, я плохо соображал. Лишь осмотревшись по сторонам, я понемногу стал смутно припоминать события последних дней. Что-что, а воскрешение воспоминаний по осмотру комнаты становится дурной привычкой. Я и Ирен жили у семьи благочестивых католиков уже неделю, отрабатывая пропитание и кров помощью по хозяйству. Хозяин дома с утра до вечера работал в газетной конторе, а хозяйка была беременна, так что наша помощь ей была кстати.       Не хочу сказать чего дурного о приютивших нас людях, но они производили на меня не самое приятное впечатление. Они были переселенцами из Франции, что немного нас роднило, но атмосфера в их доме была… аскетичной. В каждом их взгляде, брошенной невзначай фразе мне чудилось неодобрение к моему образу жизни. Нет, они не осуждали меня открыто, но будто избрали себе самоцель - наставить меня на путь истинный, истинный, понятное дело, только в их понимании.       С этим можно было мириться, но всё чаще и чаще я хотел сбежать от этих милых людей куда-нибудь. Единственной отдушиной были походы к колодцу за водой – на улице я мог узнать последние новости и отдохнуть. Моей сестре и этого не доставалось, но она не выглядела расстроенной. Может её ничего не тяготит в обществе сульпициан? Отец так пока не вернулся, но два раза нас навещал Вивьен.       От него мы узнали, что в пожаре полностью сгорела главная городская больница, как и ещё сотня жилых домов. Точных подсчётов потерь ещё не было, но они были огромны, по сравнению с пожаром прошлого года. На фоне общего горя внутренние страсти Монреаля поутихли, но обманчивого впечатления, что всё закончилось, ни у кого не возникло. Поступающие из соседних городов новости не радовали – по всем североамериканским колониям начались массовые протесты и волнения.       В окно на втором этаже постучались. Может птица? А, нет, птицы не умеют тихо шипеть и ругаться. Пришлось споро вскакивать и открывать ставни.       - Мэт?       - Я тоже рад тебя видеть в добром здравии, - мой… друг насмешливо улыбнулся и, перебравшись на подоконник, постучал себя по голове кулаком. – Как поживает твоя черепушка?       - Не так плохо, как могла бы. Что… зачем ты забрался сюда?       - Узнать, как твоё самочувствие, разве не ясно? Ладно, мне не до болтовни с тобой, приведи свою сестру, - мальчишка изобразил из себя предельно занятого джентльмена. – Поторопись, у меня мало времени, а я должен сообщить вам кое-что важное.       Махнув на несносного интригана рукой, я побежал искать Ирен. Она отыскалась быстро, но идти за мной не поспешили. Пришлось пять раз торопить её, и только тогда она бросила рукоделие, чтобы догнать меня и влепить подзатыльник. Рискуя слабым здоровьем, я привёл её в комнату.       - Мэт? А ну немедленно слезь с окна! – мальчик фыркнул и спрыгнул на внешнюю сторону дома, зацепившись руками за подоконник. – Не туда!       - Хорошо, мамочка, - смотреть на это со стороны было достаточно весело, но что-то внутри меня отчётливо твердило, что малолетний покоритель высот шутит с огнём. – Господин Марк, ваш высокоуважаемый отец, просил передать вам, чтобы вы собирали вещи – пора покидать город. Через два часа он будет тут, чтобы вас забрать. Готовьтесь к конной поездке.       Всплеснув руками и пробормотав на индейском что-то об удаче и своевременности, Ирен покинула комнату, захлопнув дверь. Мэт быстро забрался внутрь комнаты, висеть за её приделами всё-таки было тяжело.       - Уф, думал не удержусь и свалюсь кому-нибудь на голову. Рул, с тебя рассказ о пожаре! А то меня тогда заперли дома и всё что я видел, это зарево, - его алчный интерес немного меня покоробил. Как можно с таким восхищением и жадностью просить подробности о трагедии, где погибло множество людей?       - Сгорела больница, - он кивнул, оповещая, что осведомлён об этом. – И с ней все доктора и пациенты, - Мэт опять кивнул. – Тебя это никак не… цепляет? Люди заживо сгорали в своих палатах, задыхались и звали на помощь…       - Для Монреаля это не новость, - сцапав со стола половинку яблока, забытого мною вчера на стуле, Мэт пожал плечами. – Видел бы ты как в прошлом году горела церковь Божьей Матери! Вот это было зрелище! Расскажи мне что-нибудь, что меня может впечатлить, - рука с фруктом с вызовом ткнула в мою сторону.       - Город подожгли.       - А вот это уже интересно. Кто?       - Пока мы шли по городу, нам повстречались солдаты с факелами. Подожди, то есть о драках и стрельбе на улицах во время пожара никто ничего не говорит? Как так?       - Хм… а кому ты ещё говорил об этом? – Мэт посерьёзнел и упёрся в меня пытливым взглядом.       - Вивьену, ну и тебе… Даже с Ирен это не обсуждал, как-то не было времени. Что думаешь?       - Ничего что может тебе понравиться. Если британцы подожгли город, то они те ещё суки. Но зачем это им вообще нужно? Кто отдал приказ и чего он этим добился? Эй, Рул, а может это Уорд? Он ведь тот ещё урод, да и дети у него – сволочи.       - В тебе говорит оскорблённая за поражение в уличной драке гордость или логика и здравый смысл? – мне не удалось проникнуть столь элементарным выводом друга, и я выбрал роль скептика. – Интендант понесёт убытки из-за пожара в городе, но никак не прибыль.       До назначенного отцом срока мы с Мэтью успели перебрать несколько сценариев пожара, один бредовее другого. Выходило, что мы не могли найти никого, кому был бы выгоден поджог, кроме какого-нибудь маньяка или секты безумцев. Мои сведенья о том, что я видел моглись трактоваться по-разному – солдаты под шумок сводили счёты с кем-то, были переодетыми поджигателями, подавляли панику или стихийное восстание.       - То есть ты подводишь к тому, что мы не можем ничего утверждать с уверенностью. В любом случае у нас не хватает доказательств. Давай тогда закроем эту тему, у меня уже болит голова.       - Самое разумное предложение дня! – Мэтью с облегчением упал на мою кровать, раскинув руки.       Внизу раздался стук в дверь и знакомый голос Вивьена. Видимо заметив подготовленные к отъезду пожитки, он завёл разговор с Ирен. Я же, заметив, подходящего к дому отца, ведущего на поводу три лошади, свистнул Мэту и поспешил на встречу давно не показывавшемуся родителю. Промчавшись мимо спорящих людей в прихожей, я налетел на отца, который лишь сдавленно выдохнул.       - Рауль, всё хорошо? – мои взъерошенные после стремительного забега волосы заботливо пригладили. – Мэтью вам передал мои слова?       - Да, - я поднял голову, чтобы заметить в глазах отца удивление и тень непонимания. – Я просто соскучился, месье. Ирен в доме, к нам пришёл Вивьен, - подтверждая мои слова упомянутые лица вышли на улицу вместе с Мэтом.       - Марк, вы уже уезжаете? – Вивьен выглядел крайне раздосадованным. – А как же наше дело, без вас всё рухнет, как песчаный дом на берегу моря. Столько трудов и всё напрасно?       - Всё что мог, я уже сделал, мне пора уезжать. Удачи вам в вашей борьбе, Вивьен. Думаю, когда у вас будут свои дети, вы поймёте меня. Рауль, Мэт, - он отвернулся от ошарашенного новостями мужчины, - садитесь на одну лошадь. Ирен, подтяни ремни у своей кобылы на седле.       Пока мы выполняли указания и крепили немногочисленные мешки к сёдлам, Вивьен о чём-то напряжённо думал, нервно теребя пальцами снятую перчатку. Момент, когда я забрался на лошадь, прошёл мимо моего сознания – я просто это сделал, не успев испугаться. Мэт взлетел в седло вторым и без вопросов ухватился за поводья. Лошадь переступила ногами, будто приноравливаясь к новой тяжести двух детских тел, и осталась довольна. Ирен легко взлетала на свою кобылу и, разместившись в дамском седле, кивнула ожидавшему только её отцу.       - Лёгкой дороги, друг мой, - Вивьен протянул руку для рукопожатия. – Жаль с вами так скоро расставаться, но может оно и правильно. Надеюсь ещё увидеть вас в Бостоне в этом году, найдите меня там, если всё-таки соберётесь туда наведаться. Да прибудет с вами благословение покровительницы Монреаля, Божьей Матери, я буду молиться о вас.       - Вы хороший человек, Вивьен. Пусть ваш Бог обратит на вас своё пристальное внимание и принесёт на эту землю мир, - Марк поднял руку, прощаясь, и пустил лошадь вперёд.       - Мир? – Вивьен проводил удаляющихся путников печальным взглядом. – Как он возможен, если даже лучшие представители человеческого рода на этом материке не хотят платить за него свою цену?