Сказка для одного ассасина.

      Часть 1.       «Не убий.»             Ветхий Завет. Исход.       Глава 1.       Мне снова снился кошмар. Звуки мушкетных выстрелов, дым от сгоревшего пороха, стоны раненых, железный привкус крови на языке, удушливый запах смерти и страха. Как обычно, я поднялся с утоптанной и пропитанной кровью земли, и огляделся вокруг – хаос из сражающихся солдат в красных и тёмно-зелёных мундирах, падающий с хмурого неба серый снег, больше похожий на пепел, порушенные здания жилого квартала. На земле лежали погибшие и умирающие, валялись старинные кремневые ружья и мушкеты. Я в панике, но безотчётно стремлюсь прямо через кучу-малу из тел к известной цели.       Неведомым образом мне удаётся преодолеть место яростного сражения живым, и я выхожу на мощённую камнем площадь с деревянным помостом, на котором стоят несколько человек, осужденных на казнь через повешение, одетых в рваные мешковины. Здесь три мужчины, одна женщина и семилетний ребёнок. Они дрожат, толи от холода, толи от страха перед неизбежностью смерти.       Порывы ветра треплют их волосы и одежду, хлопья снега укрывают небольшое пространство площади тонким серым покрывалом. Надетые на их шеи петли, заставляют меня испытать гамму сильных ощущений: страх за жизнь этих людей, тошноту от противоестественности происходящего, дрожь во всём теле будто от большого выброса адреналина в кровь.       Как не осматриваюсь по сторонам, не могу заметить ни судьи, ни охраны, ни палача, которые по логике вещей должны быть здесь. Все улицы, ведущие к площади безлюдны, а в их дали клубится только белёсый дым. Я даже не могу определить, откуда только что пришёл сам. Уже предугадывая исход, я забираюсь на помост, подхожу к ребёнку и пытаюсь снять с его грязной тонкой шеи затянутую петлю. Выбор спасаемого просто объяснить – мне удобнее снять петлю с самого низкого среди осуждённых, да и близок мне образ ребёнка, как невинной жертвы.       Каждый раз пол ребёнка меняется – то это светловолосая девочка с блестящими от слёз глазами, то хмурый паренёк с разбитой губой и вызовом во взгляде. Сегодня это девочка. Я судорожно, торопясь успеть хоть в этот раз, растягиваю петлю из суровой верёвки, которая нещадно колит мне пальцы. Вот в неё уже можно просунуть маленькую головку ребёнка, что я и делаю. После этого из эмоций на лице девочки неожиданно остаётся одна безучастность к происходящему, взгляд стекленеет, руки, до этого испуганно теребившие куцее одеяние, безвольно вытягиваются вдоль тела.       - Ну же, беги. – я легонько толкаю девочку в направлении лестницы с помоста, но на не двигается, будто заложенный в неё алгоритм действий закончился или не соответствует сложившейся ситуации. – Пожалуйста…       На моё плечо ложится тяжёлая рука, и я нехотя оборачиваюсь. Как всегда – высокая фигура, лица не видно, только утомляющие глаза серые помехи. Я ощущаю подкатывающую к голове дурноту, кровь стучит в висках и сознание уплывает. В следующее мгновение я просыпаюсь, хрипло втягивая ртом воздух и обессиленно дёргая плечом, на котором только что ощущалась тяжесть руки.       После сна я пережидаю некоторое время, пока голова не начинает вновь работать, а вялое тело слушаться. Я всегда отчётливо помню очередное повторение сна, преследующего меня с десятилетнего возраста. Во вселенной моего ночного видения я не росту, не могу ничего изменить, но могу свободно осознавать там себя самого, как личность с собственными мыслями.       Когда моя матушка впервые услышала о повторяющемся сне, то очень взволновалась и взяла за правило читать мне книги перед сном. Это, как не удивительно, помогало, но стоило маме отлучиться по делам без соблюдения вечернего ритуала и видение возвращалось. Да, оно со временем перестало пугать и вызывать отторжение своей реалистичной безобразностью, но постоянно тревожило душу, заставляя переживать набор достаточно неприятных ощущений.       Психолог, на которого однажды всё же решил потратиться мой отец, долго расспрашивал меня о сне, а потом задал вопрос, из-за которого я просто ушёл из приёмного кабинета. «А хочешь ли ты по-настоящему спасти кого-то из своего сна?» Имени этого доктора я не запомнил, к нему мы больше не ходили, а сейчас так хочется увидеть его ещё раз, задать пару вопросов. Всё шло не шатко не валко, пока не умерла мама.       Она просто однажды не пришла домой после работы, а потом отцу позвонили из больницы, сообщив, что автобус попал в аварию и среди погибших опознана по документам его жена. Я после новостей погрузился в апатию, сны участились, отец запил. Похороны в конце декабря организовали очень скромные, еле хватило денег на кремацию без всех дополнительных церемоний и обрядов. Пепел мы рассыпали в парке у дома, наверно только в этот день я всё ещё продолжал считать отца кем-то родным и близким. Мне было четырнадцать.       Всё чаще отец не возвращался домой, а потом и вовсе пришла милиция – хулиганство. Стыдиться собственного отца, что может быть хуже после сильного потрясения? Да, я не был каким-то особенным ребёнком с железной выдержкой, просто строил вокруг себя барьеры, замыкался. Единственной моей светлой мыслью было: «Я вырасту и тогда стану как другие, счастливым, общительным, добрым. А пока нужно просто выжить».       Денег катастрофически не хватало, ел я полноценно только в школьной столовой по пособию несовершеннолетнего с одним кормильцем. Подрабатывал на почте, помогая советом и делом приходящим отправителям или получателям. Хотелось вырваться из серости будней и урвать кусочек пресловутого «счастливого детства», но постепенно складывалось впечатление, что моя жизнь и есть то самое… детство. Отец пропал, его так и не нашли. Собственные мысли о его смерти я воспринял с омерзительнейшей радостью, испытав которую хотелось выть от ненависти к самому себе.       Желание что-то менять сменилось желанием абсолютной стабильности и покоя от всех возможных перипетий жизни. Моим спасением тогда стало запойное чтение книг разной направленности и долгие прогулки на природе. Школьные забавы прошли мимо меня, очнулся я только на студенческой скамье первого курса медицинского института. Вот он шанс стать хоть кем-то нормальным.       Взявшись за ум, я погрузился в сложный мир лекарского дела, но и тут меня ждала не удача. Мой материальный достаток бы слишком ничтожен, что бы тягаться с пожеланиями обеспеченных детишек депутатов и государственных растратчиков всех мастей. Учителя стыдливо прятали глаза и сочувствующе вздыхали, но бессовестно валили бедного студента. Когда принимали экзамен у золотого ребёнка, метившего на моё место в потоке, я просто рассмеялся на всю аудиторию и пошёл в деканат – забирать документы. Наверно стоило побороться за своё будущее, но тогда я был ещё слишком слаб, как физически, так и морально.       Я после первого опыта институтской жизни вновь ушёл в мир библиотек, хотелось узнать очень многое, затопить пустоту внутри информацией, а появившийся в доступе интернет стал моим наркотиком. Читая историю столетней войны, я мог параллельно готовить обед и перелистывать энциклопедию лечебных трав. Последняя книга была почти моей личной библией – лечиться у своих сокурсников или им подобных мне не хотелось, да и деньги на лицензированных специалистов тратить было жалко, хоть я и проверялся в платной поликлинике планово раз в три года.       На двадцать третьем году жизни, найдя постоянную работу в клубе по интересам, я испытал настоящий голод к общению с живыми людьми и выбрал себе в хобби поездки на природу, собирая компании из разных людей, завсегдатаев форумов и социальных сетей. Многие отказывались, некоторые просто не приходили на встречу, но были и те, кто участвовал в моих походах. Так я нашёл себе лучшего и пока единственного друга – Витю Зернова. Заядлый геймер и лоботряс, в нашем дуэте он был официальным лидером, позволяющим скучному батану, мне, оттенять его нахальное великолепие. На самом деле мы были взаимодополняющей друг друга парочкой диванных циников, которые бессовестно троллили мирных обывателей. Я тормозил Витю в его безумных авантюрах, а он выводил меня из депрессий.       Наши обычные споры некоторые непосвящённые могли принять за предпосылки к кровавому убийству, поскольку в выражениях мы стесняться не привыкли, хоть совсем уж чернухой и не увлекались. Иногда всё сводилось к псевдо интеллектуальному переругиванию: «Тварь ты бессердечная, почто время моё драгоценное на мертворождённое дитя общества тратить принуждаешь!» или «Мразь глазастая, убери свою ленивую задницу с моего дивана и иди в свою вонючую конуру на улице».       И всё бы ничего, жизнь наладилась, но проклятые сны! Стоило мне откинуть их, погрузиться в нармальную жизнь, как они навязчиво возвращались, будто добиваясь чего-то от меня. И вновь - сражение, серый снег, площадь, эшафот, ребёнок, рука на плече, неясное лицо. Одно время я даже пытался вычленить какие-нибудь детали, что помогут мне хоть что-то объяснить. Нашёл и отсортировал по годам войны, в которых сходились армии с сине-зелёным обмундированием. Перечеркал карту мира, вычисляя примерное место событий по климату. Таких было не так уж и много, но мне хватало.       Однажды даже увлёкся поиском похожей площади в городах заграницы и родины, но кинул это бесполезное занятие – время битвы точно не в 19 веке, поскольку оружие слишком старинное, а за это время города перестраивались, будь здоров сколько раз. Да и погром квартала намекал на грядущую реставрацию поселения или его полное уничтожение. Сопоставив несколько факторов, не противоречащих моему сну, я вынес окончательный вердикт. Моим недоказуемым выводом стала Семилетняя война и война за независимость США. Точнее я сказать не мог, поскольку просто тонул в болоте из ненужной информации мемуаров и исторических домыслов, связанных с этой эпохой.       На этот отрезок времени указывал набор вооружения – кремневые мушкеты, редкое, но ещё не ставшее окончательно парадными, холодное оружие. Покорёженные ядра в развалинах построек предполагали наличие пушек, выпустивших тяжёлые шары в полёт. Головные уборы, крой формы, всё было учтено и подбито под версии. Мои поиски стали какой-то навязчивой идеей, затронувшей мой пострадавший от детских стрессов и подростковых треволнений разум.       Апофеозом безумия стало прохождение, конечно же под чётким надзором Витька, игры Assassin’s Creed 3. Намучившись с мозговыгрызающим управлением, я как-то доковылял до конца сюжета и заявил, что игра просто замечательная, но лучше мне просто смотреть, как играет профессионал. Дерганные и незапланированные действия подвластного мне персонажа наводили на мысли об исторической достоверности слов: «все они там на гашише сидели, наркоманы проклятущие». Единственное что мне понравилось больше всего, так это театр в самом начале – всё достаточно быстро закончилось, не заставив меня по десятку раз проходить проваленную миссию.       Сама история, придуманной вселенной, меня порадовала необычной подачей вроде бы обычных моментов жизни, но вот не для меня эти прыжки с крыши на крышу и скрытые убийства – мне бы просто дойти из пункта А в пункт Б. После того прохождения мои губы были почти в кровь искусаны и месяц заживали, закрепив за мной кличку «Вампир-мазохист». Не знаю, какую аналогию провел мой друг, поскольку в его больной логике сам чёрт ногу сломит.       Когда Валерка выпивал стаканчик другой алкогольной продукции от двадцати градусов и выше, то начинал размышлять об истоках моих сновидений, о которых после знакомство довольно скоро прознал. Любимой теорией, конечно же, была моя непосредственная родственная связь с каким-то великим ассасином прошлого, что передаёт мне через сны свой жизненный опыт. Да, учит дальнего родственника петли висельников растягивать, как же. Зернов даже пытался пугать меня письмами в Абстерго, которые собственноручно пишет и относит на почту, стараясь срубить на моей уникальности приличную денежку от благодарных тамплиеров. В шутку требовал написать завещание, где я отписываю ему квартиру-двушку со всем наполнением.       Я тогда обычно отмахивался от быстро хмелевшего друга и продолжал медленно цедил ароматный компот из маленьких красных яблок, которые мешками закупал осенью на рынке – алкоголь после примера отца я просто не могу пить. Приятный аромат приводил в чувство и навевал приятные воспоминания о матери – у нас на загородном участке росли деревья как раз с такими яблоками, но землю с домом продали за долги бати. А ведь там я сделал когда-то свои первые шаги, научился кататься на трёхколёсном велосипеде, бороздя небольшой пяточек потрескавшегося от времени ещё советского асфальта. Когда же мой мир стал настолько серым?       После снов всегда хочется просто лежать и не двигаться, но пора идти на работу – деньги сами в кошелёк не попадут, их у начальника потом и кровью вырвать надо. Работа не пыльная – администратор и на полставки управляющий небольшого клуба по интересам. Опаздывать нельзя, поскольку я начальник, пусть и маленький, и коллектив творческих людей надо держать в ежовых рукавицах, а то насамовыражаются ещё без присмотра.       Приняв душ и надев потёртые чёрны джинсы, белую футболку и синюю рубашку, я прихватил проездную карточку и телефон, спеша на ещё не очнувшуюся после ночного загул улицу. Сбегая по лестнице и перепрыгивая четыре последние ступеньки, я насвистывал бравурную песенку: «И наш девиз предельно ясен скоро станет тебе – предай их всех, останься верен себе. Предай их всех, остаться верен себе».       Первая дверь подъезда была открыта пинком ноги, вторая подверглась натиску рук, а последняя, обитая железом, был цивилизованно открыта путём нажатия кнопки. Под аккомпанемент цензурного пиканья магнитной системы запора двери, я ступил на рыхлый асфальт домового дворика. Летнее утро удивило меня прохладой и туманом. До клуба идти минут двадцать, но я опаздываю и поэтому воспользуюсь общественным транспортом.       Проехав две остановки на трамвае, я вышел рядом с высоким храмом из карамельного кирпича с синей крышей. Церковный дворик был пока пуст, хоть ворота были нараспашку. Я вежливо склонил голову, отдавая дать уважения Великому Божеству, что может быть смотрит на меня сейчас с небес. Сорвавшись с места в лёгкий бег, я пробежал пару сотен метров и свернул к жилому комплексу, в котором и располагался наш клуб. Предъявив на посту охраны охраннику пропуск и сдав список машин, которые сегодня нужно будет под нашу ответственность пропустить на территорию комплекса, я начал быстро подниматься к месту своей работы.       Сама территория состояла из пяти больших и многоэтажных домов, в которых был собственный торгово-развлекательный комплекс, подземная стоянка, ателье и куча мелких контор вроде стоматологии и ремонта. До девяностых строительство этого комплекса было заморожено, поскольку было обнаружен опасный дефект – не закреплённый плывун почвы. Основа стала сразу не пригодна к продолжению строительства, и проект был прикрыт, лишён финансирования – никто не хотел брать на себя ответственность за возможную смерть жителей. Но позже, в двухтысячных, стройку продолжили частные предприниматели, а вскоре сдали в эксплуатацию.       Комплекс подняли над грунтом на пятьсот метров, соорудив два главных въезда на получившуюся платформу – один со стороны главной районной дороги, а другой из дворов моего микрорайона. Именно по этому, крутому и изгибающемуся, но достаточно широкому для проезда двух машин, въезду я сейчас шагал, вдыхая запах свежескошенной травы, которую в низине с мелкой речкой сейчас самозабвенно укорачивал до штатных пяти сантиметров молодой узбек.       Мысли о ночном кошмаре отступили, поскольку обыденность быстро забывается под напором новых ощущений. Вот нельзя постоянно держать человека в подвешенном состоянии, поскольку наш вид имеет отвратительную способность привыкать, как и я. И вот, ровно в восемь тридцать, моя рука толкнула стеклянную дверь в холл нашего весёлого учреждения.       Что я и ожидал от здешнего контингента - пятидесятилетний дипломированный профессор восточных языков самозабвенно что-то показывает хихикающим работницам детской комнаты, используя в качестве реквизита длинную половую швабру, которой подцеплял что-то невидимое в воздухе. Я с каменным лицом прошёл мимо застывшей в ожидании претензий компании, вежливо напомнив о времени на часах. Мои подопечные подхватились и разбежались по своим кабинетам, а я прошёл за стойку администратора, опускаясь в идеально настроенное крутящееся кресло. Телефон лёг на стол, а рабочий ноутбук начинал запускаться, пока я готовил себе лёгкий завтрак, состоящий из очень сладкого кофе.       Три кубика сахара в чёрную ароматную жидкость, абракадабра и до часу можно не беспокоиться о пустом желудке. Работа сегодня была не изнурительной – среда, день будний. За день я записал несколько клиентов на занятия наших разношерстных кружков, принял предоплату, продлил абонемент двум спортивным красавицам, посещающим Степ.       Перекусив бутербродами хозяйственной и очень настойчивой учительницы немецкого языка, я продолжил доблестную службу. Детская привычка ограничивать себя в еде, что бы копить на приличную одежду и предметы первой необходимости, имела свои последствия – вода с природными и не очень добавками стала для меня основным предметом питания, приносящим необходимые для организма вещества. Без водного обеспечения я на глазах хирел и впадал в состояние овоща, которого ничего не волнует. Витя иногда шутил, что если не залить в меня воды, то я впаду в сонный режим и проявлю свою настоящую сущность бездушного робота.       Уже в десять часов вечера я отдал ключи уборщице и пошёл домой, наслаждаясь прохладой летней ночи. На высоте бетонного обзорного плато жилого комплекса ветер сильно бил в спину, будто предлагая полетать в его потоках. Я раскинул руки в бесхитростном жесте ударенной молнией птицы. Да, сейчас и прогуляться не грех, вон какая погода замечательная. Быстро сбежав вниз, к посту охраны, я попрощался с нашими защитниками и поинтересовался завтрашней сменой.       Завтра выходила пара отставных военных, это значило, что мне предстояло дома сегодня же составить списки наших сотрудников и машин на бумаге. Конечно, с утра придётся заморочиться собиранием подписей пришедших до меня сотрудников, но зато с нашей организации, если что случится, все взятки гладки, что очень хорошо. Нравится мне иметь дело с людьми обязательными и дотошными, которые добьются всех нужных бумажек в искреннем желании обезопасить защищаемый контингент от проблем разного рода. Хоть и хлопотно это.       В ночной мгле, освящённый тремя сильными фонарями церковный двор навевал сказочное настроение. Тени от шумящих под порывами ветра деревьев причудливо ложились на стены храма и завораживали своей игрой. Чуть блестящий в вышине золотой крест временами ловил свет фар, проносящихся по дороге машин, вспыхивая волшебным маяком всякому путнику. Я полюбовался на игру света и тени, но решительно направился к дому – ещё списки надо составить.       Тёмное небо притягивало взгляд, завораживая глубиной и таинственностью, будто есть что-то там кроме космоса, что-то необъяснимое или просто не замечаемое приземлённым человеком. Ага, зелёные человечки. Так, шутя сам с собой, я вошёл во двор своего дома, инстинктивно отворачиваясь от компании гопников, что устроились на скамеечке. Облепили как мухи, лыбятся, слушают отвратительно бессмысленные композиции отечественной эстрады – что ни слово, то мат или смысловая похабщина.       - О, смотрите, весь такой деловой, мля. С нами даже здороваться не желает, петушок. – гопники засмеялись.       - Ко-ко, епты. – зататуированный по самые брови утырок ощерил редкие вставные зубы.       Вот никого же не трогаю, иду домой, любуюсь ночью, а тут эти элементы общества. Я продолжил идти к навесу подъезда, вспоминая код от двери. Так, был ***-ключ-6710, а после тотальной замены год назад стал ***-ключ-4688. Вот путаю их постоянно, а Витя говорит, что туго соображаю. Хотя сам ни один запомнить так и не мог, проиграл в споре новые наушники и провод для зарядки – я само коварство.       Компания вальяжно встала с насеста и шустро меня окружила, отрезая единственный путь к отступлению. Вот незадача, что делать? Звать на помощь бессмысленно, только раззадорю шакалов, спровоцировав их на активные действия. Конечно, можно понадеяться на чудо, но я вроде ни во что определённое не верю, а к таким судьба не благосклонна. Выслушав ещё порцию тупых подколок, я шагнул в направлении подъезда, может прокатит? Неприятно удивить своей наигранной глухотой мне получилось, но результат меня не обрадовал – они сразу кинулись на меня.       От неожиданности и опасения за жизнь я заехал первому напавшему в татуированное лицо, от чего тот заскулил, отпрыгивая от меня. Второй гопник попытался меня схватить и повалить, но я немыслимым образом отпрыгнул с его пути, цепляясь рукой за ещё одного гопника, в попытке удержать равновесие. Ткань рубашки подозрительно затрещала, а по асфальту запрыгали отлетевшие пуговицы – кто-то дёрнул меня за шкирку назад, заваливая на асфальт, отрывая от схваченного товарища.       Приложившись больно локтём, я перекатился на бок и постарался тут же вскочить, но был выведен из строя сильным ударом чьей-то ноги по солнечному сплетению. Я задохнулся, бессмысленно разевая рот в попытке заглотить такой необходимый лёгким кислород. В глазах начало темнеть от боли и недостатка воздуха, а тут ещё и град ударов по спине и животу. С трудом разлепив слезящиеся и забитые пылью глаза, я увидел быстро приближающийся кроссовок. Мысль: «Только не по голове» - стала последней.             ***       - Вставай, Рул. – кто-то тормошил меня, говоря на так жутко ненавистном со школы английском языке, который, к моему большому удивлению, я понял почти с ходу. – Долго здесь валяться всё равно не получится, надо уходить, пока солдаты не заметили.       Какие солдаты, куда идти, откуда английский и почему мне так фигово? Так, последнее что помню – гопники, драка и падение на асфальт. Что мне этот интурист пытался сказать? Валяться не получится, надо уходить… Ну да, сейчас, разбежался. Пусть эти органы правопорядка припрутся, я им всё выскажу. Но какая фантазия у иностранца, нашу милицию солдатами назвать.       - Давай же! – в голосе говорившего послышалась отчётливо паника. – Пара сваливать!       Меня безапелляционно потянули за плечи вверх. Я сжалился над сердобольным помощником и сам встал, опершись на его руки. Меня отчётливо повело в бок, но дальше стены я не ушёл, привалившись к твёрдой опоре и пережидая звёздочки в голове. Наконец проморгавшись, я сфокусировал взгляд на помощнике. Им оказался пацан лет десяти-одиннадцати, одетый в простые штаны и безразмерную рубаху, босой. Недлинные светлые волосы в полумраке незнакомого переулка казались серыми, а лицо было напряжённым и обеспокоенным.       - Тебя не тошнит, а то тогда нам надо к доктору. Вот краснозадые, совсем отмороженные, так бить!       Что, это чудо малолетнее говорит про коммунистов? Стоп, что-то кардинально не так! Почему мне приходится выпрямляться или поднимать голову, что бы видеть глаза этого мальчишки? При этом стою… что за?!       - Что, что с тобой! Рауль, ответь! – видимо последнее я произнёс вслух, мальчик в панике.       Я тоже, знаешь ли, хочу понять что со мной не та… Рауль?! Стена под плечом будто проломилась, я начал сползать на землю. Мне не позволил позорно впасть в истерику мой невольный раздражитель – парень подхватил меня и потащил из подворотни на тускло освящённую улицу. Сначала я совсем обмяк, впав в ступор, но потом пришло безразличие – разум отключился под напором безумных фактов.       Напрягшись, я начал механически двигать ногами, облегчая задачу… другу? Ну а кто ещё будет после драки тащить избитого меня домой или в больницу. Зацепившись за чёткое определение хоть одного элемента разом сошедшего с ума мира, я решил просто довериться ему. Улица, переулок, ещё улица, люди, вокруг люди – серый фон окружающей материи. Безликий. Немой. Чужой.       Меня протащили в какой-то дом, неосторожно приложив плечом о косяк двери. Я зашипел от резкой боли, дергаясь и снося телом небольшую скамеечку, на которой спокойно дремала чёрная кошка. Потревоженное животное вцепилось когтями в дерево, а потом осмотрелось в поиске нарушителя спокойствия. Широко распахнутые глаза заставили меня тихо захихикать, вызывая у сопровождающего друга высшую форму паники.       Он быстро провели меня через несколько комнат, выкрикивая по пути незнакомые имена. С лестницы, видимо второй этаж, на нас кинулась женская фигура, от которой я в ужасе шарахнулся, ударившись многострадальной головой о какой-то твёрдый предмет за спиной. Всё поплыло, оставляя причудливый серый след, а я снова провалился во тьму беспамятства.             ***       - Мэт, что случилось, что с Раулем! – красивая молодая девушка опустилась на колени перед мальчиком, чьё бледное лицо было испачкано в крови и пыли.       - Он в подворотне нарвался на сынков нашего интенданта, они его так и отделали, а сейчас он походу вырубился от удара затылком о настенный светильник. – парень, которого звали Мэтью, проверил пульс друга и облегчённо вздохнул. – Уроды, встречу их на узкой дорож…       - Ночь на дворе, а вы тут расшум… Рауль? – мужчина, отец семейства, пристально окинул представшую его глазам картину и внёс в процесс больше обдуманности. – Быстро его наверх, Ирен, подогрей воды и неси туда же.       Мужчина легко поднял ребёнка и поднялся на второй этаж, уложив ношу на широкую кровать. Его тонкие, привычные к подобной работе, пальцы тщательно прощупали тело на предмет переломов – к счастью таких не оказалось. Больше всего били по животу и спине, оставив наливающиеся цветом синяки и ссадины, видно детских сил на более серьёзные травмы не хватило.       О причине избиения и его участниках мужчина легко догадался, били не профессионально, но остервенело. Тут подоспела Ирен с тазиком тёплой воды и ворохом чистых тряпок. Тело ребёнка очистили от грязи и потёков крови – трудно что-то понять под этим слоем. Опасных травм видно не было, но вызывало большое беспокойство будто прорубленная чем-то треугольная рана на правом виске. Волосы спутались, кровь подсохла и скрепила их – пришлось отмачивать в воде, а потом аккуратно срезать.       Кожа была рассечена глубоко, виднелась белая кость черепа. Мужчина достал из шкафа в комнате набор для зашивания ран и приступил к очень кропотливой и филигранной работе. Он не хотел изуродовать собственного сына.