Автоматически друзья

Чёрно-белый, блеклый и холодный сон, именно такой, мёртвый, но близкий к реальности, она видела несколько раз. Неестественно бледный мужчина с тонкими прядями, раскиданными по лицу, слепые, стылые рыбьи глаза, белейшие губы и огромный нож в груди. Недвижимый, словно манекен, мужчина смотрит на Фантома, но куда-то мимо. Она каждый раз, вытаскивая нож, узнаёт свой. И просыпается. Просыпается в страхе, в ужасе, судорожно хватая ртом воздух и закусывая до крови пальцы, чтобы не кричать. Не плачет, но всхлипывает, дрожит и обнимает сама себя. Даёт слабину перед честью, унижается перед собой. А незрячие глаза смотрят прямо в душу и живут в мыслях. И грызут, и грызут Мортред изнутри, сдирают миллиметр за миллиметром плотную оболочку бесчувственности и вечного зла. Будто девушка способна на что-то большее, кроме ненавистного молчания и кидания стальных ножей. Фантом смотрит в окно сквозь мыльную занавеску тёмных, объеденных молью штор. Тусклый утренний свет. Могильный холод через ветви деревьев. Чёрно-серые мотыльки с черепами на крыльях. Клочки иссохшей травы среди беспорядочных лысых кустов. Она видела жизнь ещё давно, когда была ребёнком. Она бы не вспомнила прошлого, если не сны. Сны жутковатые и пророческие, странные, словно клубки толстых нитей. Некоторые наполнены весенним ветром, так и хочется раскинуть руки и упасть, глядя в комки облаков. Другие же похожи на старые открытки: цветущий вечнозелёный луг и старая-старая мельница вдалеке. А ещё был серый сон и слепец. Этот сон она ждала, но боялась. А потом просыпалась в ужасе и тряслась от испуга, хватаясь за обрывки бесцветной картины. Светло-серые зрачки в молочных радужках. Ничего более не припоминалось. Она становится босыми ногами на пол и надевает сапоги. Собирает руками хвост на затылке, одевает шлем и смотрит на своё отражение в разбитом зеркале. Отражение дрожит и, не моргая, впивается в девушку. Жутковатое, с трещинами битв на губах и осколками Древних в глазах, с тенью решётки на щеках и сеткой чёрной вуали на лбу. Мортред с размаха бьёт по стеклу кулаком, режет костяшки пальцев и топчет осколки каблуками. Злобно щурит глаза и морщит нос, хлопает дверью пустой комнаты и спускается по нескольким ступеням. Воздух она втягивает с жадностью: ловит ветер со стороны света. Хвост бьёт по шее сзади, кусает за кожу лёгкий мороз. Снег. Тонким слоем он лежал повсюду, хрустящий и белый, только выпавший. В полутьме он блестит, словно усыпанный звёздами, а Мортред чуть приподнимает уголки потрескавшихся губ и внимательно вглядывается в деревья. А потом падает в снег, смеётся и плачет одновременно. Сходит с ума, радуется прошлому и забывает дышать, подкидывает снег и ловит языком, закрывает глаза и разрешает себе замёрзнуть. Мортред еле ворочает языком, отвечая на вопрос. Пытается не смотреть в глаза, но не выходит, а потом разрешает себе замолчать. Замолчать и ждать, заткнуться хоть навсегда, пока он не скажет, что всё было лишь глупой шуткой, либо он спутал её с кем-то. Взгляд немного бесчувственный, чем-то напоминает взгляд голодной змеи. Прячет глаза он под чёлкой бесцветных волос и смыкает на животе длинные костлявые пальцы. Юный, но какой-то строгий и безразличный с такими вопросами смотрится глупо. Мортред не торопится отвечать, а он настойчиво ждёт. Сон растворится скоро, но он будет приходить к ней и завтра, и потом, и даже просто возникать посреди бела дня. Мортред достаёт кинжал из его худощавого тела в надежде проснуться. Слепой не дёргается, не вздыхает, не гримасничает. Не вытирает кровь, не умирает и не дёргается. Мортред понимает всё, но не сразу. Её грубо толкают, кричат и пускают перегаром в лицо. Гнилые зубы и фиолетовые синяки под красными глазами, жёсткие усы и борода, пьяный дым во взгляде. Волосатая сильная рука с множеством шрамов хватает жестоко, чуть ли не ломая. Мортред чувствует себя куклой. Искалеченная мужская ладонь бьёт по лицу, сильно, с чувством. Фантом отряхивается и плетётся домой мелкой поступью, перебирая окоченевшими ногами. Закрывает дверь и сползает по ней, сидит, будто постаревшая лет на десять, смертельно голодная и уставшая. Закрывает глаза и пытается погрузиться в сладкую полудрёму — не выходит. Тогда она подбирает один из крупных осколков и смотрит. Один вопрос поменял небо с землёй. Снег неожиданно стал теплее, а одеяло показалось ей сейчас метелью из снежинок. Вопрос крутится в голове назойливым жуком, а она не отмахивается. С трудом взбирается на кровать, утыкается носом в стену и спит. Кости ломит, а голова полна всякого бреда. Фантом складывает руки возле груди и дышит спокойно-спокойно, забывает о проблемах и отдаёт себя всю во власть снов. Проколотая насквозь собственным ножом, открывает глаза и не видит. Пытается найти что-нибудь на ощупь в кромешной тьме, но не получается. Она пугливо облизывает губы и делает шаг. Нож ощутим несильно, будто часть её самой. — Слепые не видят снов. Она с силой поддаётся вперёд, хватает руками тонкие волосы, второй рукой ловит плечо, тяжело дышит, всхлипывает, плачет. Царапает белую плоть неосторожно, без жалости, упирается рукоятью клинка в чужой бок. Мортред с трудом перестаёт тянуть его за волосы. Утыкается носом в шею, ищет поддержки. Мужчина упирается, отходит. Вытягивает нож из её тела, пальцами размазывает кровь по кольчуге. Отдаёт нож в руки Фантому. Повторяет вопрос. Мортред просыпается снова. Под звуки воющего горна, под сенью высоких чёрных скал. Смаргивает с ресниц капли солоноватых слёз, приглаживает спутанные волосы. Смотрит на Калдра и не верит. Не верит ни на миг, проклинает себя и его, сжимает злосчастный нож в руках… …и вонзает по рукоятку. Это оказалось просто — легче некуда. Калдр сначала отлетает назад, а потом смеётся, смеётся своим загробно-сиплым смехом мертвеца. Мортред качает головой и пятится назад к фонтану. С кошмарным смехом мир рассыпается на осколки, и в каждом, в каждом остром куске она видит своё лицо. Лицо со слепыми, бледно-молочными глазами. — Нет, Калдр, не верю. Такого не может быть. — Ты сама это сделала, признай. Попробуй обмануть того, в кого вонзила нож. Попробуй убедить меня в том, что это была не ты, Фантом. Призрак испытывает Мортред на прочность, закаляет словами изо льда. Пронзает иглами, ведёт снежным когтём близ её лица. Потом тяжело кряхтит, будто кашляет и отворачивается. — Я не согласна, но и не отказываюсь. Калдр, это настолько бессмысленно, что… Призрак разворачивается, злобно блестя жёлтыми хищными глазами. — Что «что»? Неужели ты не признаешь… — Не признаю. Девушка озадаченно шарит носком сапога в земле, подминает траву. Тёмные ресницы сомкнулись полукругом над глазами, стыдливо прикрывая их. Чёрные волосы рассыпаны по плечам, прячутся под плащом десяток ножей, сиротливо прижимаясь к хозяйке. Калдр вздыхает особенно пронзительно и живо: — Хорошо. Я понял. Уходи, пожалуйста, оставь меня. Фантом поднимает глаза и смотрит на мужчину с белыми волосами. На небе сгущаются тёмные, тяжёлые тучи. Мортред расслабляет лицо, ловит щеками снежинки, топит их своим теплом. Смеётся радостно и безумно, кружится на месте, машет руками. — Слепые не видят снов, Мортред. И не знают, что кровь — не дождевая вода, отличают их только по запаху. Знаешь, Мортред, я рад, что при жизни был слеп. Девушка не слышит его и продолжает танцевать в полной эйфории, слыша шёпот старых и новых Богов, чувствуя дыхание ветра где-то в лёгких, сквозь пальцы пропуская снег и сквозь глаза иллюминацию счастья. Таверну она почти никогда не посещала. Шум огня и громкий смех отталкивали её, но сегодня был совершенно другой день. Она попросила чаю и села за пустой стол, только в одиночестве побыть ей не дали. И Траксес, и Ланая почтительно молчали, глядя на Мортред. А Фантом смотрела в мутноватую чайную темноту. Пару раз лучница откашлялась, привлекая внимание. «Вот знаешь, Мортред, что может быть лучше мечты, скажи мне? Неужели ты правда так сильно хочешь воевать, милая моя? Неужели ты не мечтаешь о принце на белом коне, о красивом платье, о яркой жизни? Дочь моя, прекрасная моя, прости за то, что я не дал тебе лучшего». «Сиди тихо, не двигайся, дыши беззвучно, не моргай, следи за дверью. Там живут очень злые девушки и женщины. Безликие и молчаливые, убийцы и ассасины. Они носят кинжалы и не улыбаются, не верят в Бога, спят в броне и не чувствуют боли. Все, как одна с длинными чёрными волосами, серовато-зелёной кожей и узковатыми серыми глазами. Я верю, Мортред, мы сможем сбежать от них. Я никогда не стану одной из них, слышишь? И ты держись, держись до самой смерти». «Клянёшься ли ты, сестра, быть верной Ораклу? Клянёшься ли нести смерть во благо Оракула, быть максимально жестокой, быстрой, неуловимой? Обещаешь ли быть бесчувственной, хитрой, хладнокровной? Будешь ли ты нести ответственность за содеянное, готова ли будешь понести покаяние? Клянёшься ли ты быть одной из сестёр вуали отныне и до конца своих дней?» «Клянусь». Девушки убежали на какую-то драку во двор, а Мортред застыла словно статуя над холодной чашкой. Улицу засыпал снег. Белый и чистый, холодный и мягкий, последний признак того, что земля тьмы хоть немного жива. Призраком быть сложно. Сестрой вуали, как ей кажется, ещё сложнее. Вопрос кусает её за губы, хочет вырваться на встречу слепцу. Сегодня снова будут сны, снова всё сначала. Мортред терпеть не могла его настырность. Пока не даст чёткого ответа… …Калдр вознёс когти к небу, накрывая всё вокруг плотным белым ковром. Эта зима будет ранней и длинной.