Слишком

Быть Майей Харт — тот ещё отстой, если честно. Майя взрослеет слишком быстро, пытаясь найти в себе причину, по которой она не заслужила папы, Майя не слишком верит в людей — вера, как и надежда, для лузеров, а Майя лузером не была даже в худшие времена своей жизни. Люди уходят. Майя знает это, как непреложную истину — люди всегда уходят, как бы хороши они ни были. На самом деле чаще всего уходят именно хорошие — ну и как после такого верить в мир во всем мире и розовых кроликов, скачущих по радуге? Райли верит, и Майя иногда едва сдерживается от дикого желания раскрыть её чертовы глаза. Майя ведь плохая, испорченная, сломанная — таких, если честно, даже чинить не хочется; больше проблем, чем пользы. Раз Майя — плохая, значит ей и спасать добрую глупышку Райли от суровых реалий жизни — Майю портить больше некуда, её не жалко. Майя переходит в старшую школу, оставляя за спиной Райли — люди ведь уходят, правда, значит даже плохая Майя может. Райли — всё ещё ребёнок, а Майя устала пытаться быть её термоядерным зонтиком на все случаи жизни. Майя — красивая. Майя не слишком в это верит (слишком часто выбирали Райли и никогда — её), но старшая школа меняет абсолютно всё: у Майи приглашения на самые крутые вечеринки, внимание почти всех классных парней и (не очень искренняя) дружба красавиц-черлидерш. Майя — популярная. В старом классе истории сверстники когда-то предпочли образ Райли её собственному — сломанные девочки без чувства меры ведь никому не нужны, любить можно только Райли-я-до-сих-пор-верю-в-единорогов-Меттьюз. Но Райли все ещё девочка из средней школы, а Майя целуется так, что всё остальное не имеет значения (много практики). Единственное, что неизменно — Лукас. Раздражающий своей идеальной внешностью Лукас, сверлящий её «как ты могла так поступить» взглядом вот уже полгода — вещь просто отвратительная, учитывая, что их расписание почти идентично; каждый чертов урок на протяжении полугода мистер Идеал смотрит только на неё, и Майя готова взвыть — она ведь не сделала ничего плохого, всего лишь впервые в жизни выбрала себя. За такое не осуждают, но Майя не находит в себе сил даже заговорить с ним — он смотрит, она молчит; всё всех устраивает. Лукас — спортсмен-отличник-красавчик Лукас — выводит её из себя. Нервы напрягаются до предела, и Майя почему-то думает, что если он целовался с Райли и так её защищает, изменилось ли что-нибудь, если бы его поцеловала она — мысль, конечно, глупая, ведь очевидно, что Райли целоваться не умеет (в отличии от Лукаса, в чем Майя точно уверена) и если он и защищает её, то точно не из-за глупого столкновения губами. — Найди себе уже девушку, ковбой, — не выдерживает Майя на одной из вечеринок, припирая Фрайера к стене. — Если ты не прекратишь пялиться на меня каждый чертов урок, я просто взорвусь. Лукас улыбается (кривовато, но уже прогресс) и смотрит на её разъярённое лицо — Майя красивая, когда злится: щеки краснеют, глаза приобретают бешеный блеск, а ноготки с идеальным маникюром угрожают вот-вот вонзиться в его шею — может быть, другие бы вряд ли назвали это красивым, но для него всё это по-своему очаровательно. — Майя, если у тебя нет совести, я с удовольствием займу её место и напомню тебе, что ты бросила всех нас, и у меня есть полное право пялиться на тебя сколько угодно в попытках понять какого черта ты ушла, — невозмутимо парирует Лукас, сверкая белоснежной улыбкой. Майя хочет задушить его собственным топиком — вместе с этим приходят другие мысли о вещах, которые можно делать без топика, и в комнате становится неожиданно жарко. К счастью, Майя (почти) переболела Лукасом, и это всё — просто влияние пива (два стакана, сегодня Майя пьёт слишком мало) и воспоминаний (Лукас ведь не может без душеспасительных речей). — Ты и правда урод, — выплёвывает Майя, и в ушах оглушительным звуком раздаётся стук сердца. А потом Майя вспоминает, что она — плохая, и даже Геккельбери не может этого исправить. Майя делает, что она хочет — в этом ведь смысл старшей школы. Губы у Лукаса мягкие, ранки на её собственных (в последнее время у Майи дурная привычка кусать губы) щиплет от алкоголя (видимо, рейнджер Рик тоже решил, что этот вечер невозможно спасти от скуки без пива). Лукас не сопротивляется, и Майя невольно ухмыляется, когда замечает, что он закрыл глаза — не слишком похоже, что он имеет хоть что-то против. Майя мысленно отдаёт себе доллар (она бы поспорила с Райли на то, умеет ли рейнджер Рик целоваться, но теперь у Майи есть только она, а значит она в любом случае победила — целуется он потрясно). Много практики, — всплывает в её голове, и почему-то становится больно. — Ковбой, я была неправа насчёт девушки, — выдыхает Майя на полтона злее нужного, оторвавшись от Лукаса. — Ты однозначно целуешься не как одинокий парень, поставивший своей целью прожечь во мне дыру взглядом. Лукас смеётся, и поводов для смеха на самом деле нет — но Майя ревнует, а это и правда смешно — Майя, которая всячески высмеивала его и обливала смузи, ревнует. — Так ты поцеловала чтобы проверить? — уточняет парень, едва сдерживая насмешливые нотки в голосе. — Хорошая попытка, но нет — я просто хотела, а согласно моим собственным правилам когда чего-то хочешь, ты это делаешь, — у Майи многообещающая улыбка и пляшущие чертята в глазах. Без Райли Майя — та ещё стерва без тормозов, но никто и не против; пытаться наставить её на путь истинный — по-настоящему дерьмовая затея. — Спокойной ночи, Майя, — хлопает он её по плечу и уходит — Майя почему-то думает, что он идеален вне зависимости от стороны. Становится обидно — другой бы не ушёл, другой бы давно целовал её за дверью соседней комнаты, в первую же секунду сняв чертов топик. Мистер Идеал, — кривится девушка. Быть Майей Харт — тот ещё отстой, но у неё есть несколько особых привилегий. Одна из них — прыгать на спину Лукаса Фрайера. — Ты — сумасшедшая, — обреченно констатирует он, неосознанно подхватывая её ноги. — Но я тебе нравлюсь, — абсолютно счастливо улыбается Майя. — Представляешь, у тебя на спине красавица-блондинка — цени момент. — Я говорил о себе. Зей перепутал «Лукас» и «Майя» — по телефону звучит очень похоже. — Так я тебе и поверила. Майя крепко обнимает его за шею, чувствуя, как пульсируют вены под её руками, и скрещивает ноги на животе — теперь точно не скинет. — Я всё ещё не простил тебя, — напоминает Лукас, с силой встряхивая висящую на его спине Майю — ощутимо, но недостаточно сильно, чтобы она упала. — Мы на вечеринке, ковбой — можем притвориться, что даже не знакомы, — выдыхает ему на ухо. — Нет уж, короткая стопка блинчиков. Майя чертыхается и угрюмо кладёт подбородок на его плечо — даже здесь ей не дадут забыть о том, насколько она плохая. — Ковбой, надеюсь, ты не собираешься уйти. — Именно это я и собираюсь сделать, — лучезарно улыбается в ответ и кивает проходящим мимо друзьям — дом Марка (хозяина вечеринки) просто огромен, и Майя даже не удивляется, когда встречает здесь парочку девчонок, знакомых ей с младшей школы (Майя не видела их лет шесть). Всем плевать на мистера Совершенство и сломанную девочку на его спине — все слишком пьяны, чтобы вспомнить об этом к завтра, а Майя не настроена привлекать внимание; это — их личное, их старо-нерешённое. — Ты же знаешь, что это бесполезно, Лукас? — спрашивает Майя, когда они наконец выходят. — Я не буду извиняться. Он останавливается, отпуская — Майя спрыгивает сама, потому что шутить больше не хочется, алкоголь выветривается слишком быстро на свежем воздухе. — Да что с тобой не так, Майя? — он кусает губы и выглядит таким потерянным, что у Майи болезненно сжимается сердце. — Прости, рейнджер Рик. Майя уходит — она уже привыкла. Майя — не Райли, её спасать не нужно. — Это глупо, Майя! Ты ведёшь себя как ребёнок, — выплёвывает раздраженно, и Майя мысленно отдаёт себе ещё один доллар — она всё-таки сумела вывести его из себя. Слишком поздно, наверно, но уже и не важно. — Лукас, я устала! Я просто хочу веселиться, — улыбается (слишком широко — на искренность не тянет) и разводит руками, мол, я такая, пошёл к черту. — Ты поцеловала меня, Майя, и ты закрыла свои чертовы глаза, — срывается на крик, и Майя замирает, вспомнив, что и правда — закрыла. Как последняя дура закрыла, стоило ещё и губы в трубочку вытянуть. — Рефлексы, ковбой — не выдумывай, — парирует Харт — слишком эмоционально для «не выдумывай». — Почему, Майя? — громко, но на фоне музыки из дома другим не слышно. — Ты — великолепен, ковбой, думаю, это ты и сам знаешь, — его злость передаётся ей, и Майя воспламеняется, как спичка — когда-то говорили, что они с Лукасом как огонь; что ж, видимо, хоть в чем-то они не ошиблись. — Я не о поцелуе, Майя. Какого черта ты бросила нас? Ты хоть знаешь, каково мне было собирать Райли по кусочкам? — он выглядит как самая настоящая опасность, заставляющая кровь в венах течь быстрее из-за переизбытка адреналина — злое лицо, напряженные мускулы рук и проступающий сквозь майку рельефный торс. — Точно, всё дело ведь в малышке Райли, — почти рычит Майя. — Впервые в жизни я сделала что-то ради себя, и ты готов сжечь меня на костре! — Да причём тут Райли, я говорю о себе! — копирует её тон Лукас, и у Майи окончательно сносит крышу от такого Фрайера — красивого, злого, опасного. — У тебя были чертовы полгода! Между ними — пара метров, и Майя знает, что если подойти ближе, возможно, они взорвутся, как два несовместимых элемента. — Откуда мне было знать, нужно ли тебе это? — сжимает руки в кулаки и откровенно игнорирует саркастично приподнятую бровь Харт. — Нужен ли мне ты? Ты издеваешься, ковбой? Я влюблена в тебя со средней школы, —яростно выплёвывает, едва удерживая злые слёзы. Майя понимает, что сказала что-то не то, когда Лукас неосознанно разжимает кулаки, ошеломлённо смотря на неё. — Повтори. Майя хочет послать его к черту, но понимает — всё зашло слишком далеко. Терять, в общем-то, нечего, а Майя и так сломанная — ей ничего не стоит разбить собственное сердце. — Я влюблена в тебя со средней школы, ковбой. Он не целует её, как в глупых бульварных романах, не падает на одно колено, уверяя в своей любви — стоит и, кажется, с трудом пытается понять смысл её слов. — Думаю, я слишком сильно старалась заставить тебя выйти из себя и в итоге не заметила, как увидела в тебе слишком много хорошего. Ты всегда был частью Райли, а я устала слушать рассказы о радужных единорогах из Райлитауна — поэтому я ушла, а ты остался собирать Райли по кусочкам. Надеюсь, с ней всё в порядке. Майя делает шаг вперёд, хлопает его по плечу и уходит — с Майей всё в порядке, правда. По красивому лицу текут солёные слёзы, но Майя не собирается делать из этого драму — Майе больно, Майя плачет, всё в порядке. Надежда ведь для слабаков — повторяет, как мантру. Надеяться, что Лукас простит ей Райли, простит её чувства, простит полгода молчания и отведёт домой — глупо, потому что Майя не заслуживает такого друга. Майя вообще ничего не заслуживает — всё в порядке. В детстве Майя мечтала о старшем брате — сильном, смелом и добром, который бы любил её вместо отца и был её защитником. Майя выросла и мечтает о Лукасе, но суть одна и та же — ни старшего брата, ни Лукаса она не получит. — Майя, Майя, постой! — он догоняет её слишком быстро, хватает за руку, и Харт думает, что всё было гораздо проще, когда она целовалась с красавчиками-спортсменами — их уж точно не волновало, что она чувствует. — Я хочу, чтобы ты понял одну-единственную вещь обо мне, Лукас, — она разворачивается к нему заплаканным лицом, разъяренно щуря глаза, и чеканит: — Надежда для слабаков. Лукас вплотную притягивает её к себе, позволяя расплакаться, как девчонке — Майе можно; Харт — особенная. У Лукаса сильные, тёплые руки, и Майя чувствует себя защищённой — она знает, что по сути это лишь делает её уязвимой, но иногда просто устаёшь постоянно казаться пуленепробиваемой. — Если ты не любишь меня, скажи сейчас, — тихо бурчит Майя, уткнувшись носом в его грудь. Лукас кладёт подбородок на её голову (Майя не выросла ни на сантиметр со средней школы) и задумчиво смотрит на вечеринку в доме — громкая музыка, пьяная молодёжь и приближающиеся сирены копов. — Ты — очень красивая, Майя, — начинает он, и Харт обреченно выдыхает — именно так звучит «нет» хороших мальчиков. — Ты — задира, ты даёшь мне кучу прозвищ, постоянно пытаешься вывести из себя, но я уже привык, и, если честно, без этого моя жизнь будет однозначно скучнее. Я не уверен, любовь ли это, но, думаю, попробовать стоит. И ты отлично целуешься. Майя молчит пару секунд, обдумывая его слова, а затем кивает: — Мне этого хватит. Думает ещё пару секунд и добавляет: — И больше никаких других девушек. Ты целуешься лучше меня, и это не комплимент, поскольку я знаю сколько практики нужно, чтобы добиться такого. — Я тренировался на помидорах, — улыбается Лукас. — Так я тебе и поверила. Две машины полиции паркуются у дома Марка, и Лукас вспоминает, что из них двоих пили оба, а совершеннолетних здесь нет. — Когда-нибудь я пожалею об этом, — тяжело вздыхает Лукас, подставляя Майе спину. — Я прослежу, — с победной улыбкой заверяет Харт, запрыгивая. Уже знакомо обвивая руками его шею, Майя позволяет ему подхватить свои ноги под коленями, кладя подбородок на его плечо. — Вперёд, рейнджер Рик. У меня-то есть поддельные документы, а насчёт тебя не уверенна. Лукас вздыхает ещё тяжелее и ускоряет шаг. — Кстати, я, безусловно, не против, но зачем было сажать меня на спину? — с искренним недоумением интересуется Майя. — У тебя ноги тряслись, когда мы говорили, я подумал, ты перепила и не можешь идти, — объясняет Лукас и через секунду понимает, что ошибся — очевидно, что Майя не пьяна до трясущихся коленок. — Я — идиот, — безрадостно констатирует Фрайер. — Никто не спорит, мистер Идеал, но спасибо за заботу. «Она волновалась настолько, что вся тряслась,» — мелькает в голове у Лукаса, и он чуть сильнее сжимает пальцы, словно опасаясь, что она вот-вот растает. Майя рассказывает ему какую-то чушь всю дорогу до её дома (по большей части истории с вечеринок, подобных этой), а он слушает, запоминает и комментирует, и Майя чувствует себя по-глупому счастливой. — Ты всё-таки выбрал тогда Майявилль, — с улыбкой вспоминает Харт о средней школе, мистере Меттьюзе и часе в запертом классе. — А ты запомнила, — замечает Лукас. Поток забавных историй возобновляется и продолжается до самой двери квартиры Майи и её мамы. Майя с лукавой улыбкой целомудренно чмокает его в щеку на прощание и бросает «спокойной ночи, ковбой» через закрывающуюся дверь, а Лукас думает, что он будет просто круглым дураком, если разобьёт ей сердце. На улице — зима, а взгляд Лукаса на уроках перестаёт отягощать — Майя лишь улыбается широко и, кажется, начинает изредка слушать учителя. Майя вешает на Райлитаун ярлык «нет» и целует Лукаса, который на следующее утро с улыбкой дарит ей помидор — очевидно, что шутки ради, но Майя почему-то верит в эту чушь о тренировках на томатах. Майя — красивая, популярная, но только рядом с Лукасом она по-настоящему в это верит.