Discoloration

– Пьетро, нет! – отчаянно кричала я, глядя в сторону падающего на землю брата, но было слишком поздно. Десятки пуль оставили свои следы на его теле. Я отчётливо видела, как стекает алая кровь. Он весь в ней. Много крови. Очень много крови. Всё вокруг в крови. С криком я просыпаюсь и резко сажусь на кровати, обнимая колени руками, утыкаюсь в них лицом. Начинаю плакать. Я не видела, как погиб мой брат, но я чётко почувствовала это. Говорят, между близнецами есть связь. Они как будто две части одного целого. Не просто как брат и сестра, родившиеся в разное время, а как нечто гораздо большее. Они чувствуют друг друга. Если что-то случилось с одним – это каким-то образом ощутит и другой. Впервые за долгое время мне приснился кошмар. К тому же о брате. Меня трясёт то ли от того, что я плачу, то ли от холода, который я начинаю постепенно ощущать. Немного успокоившись, я открываю глаза и оглядываюсь вокруг. Сначала я не узнаю комнату. Просторное помещение со светлыми стенами, где довольно прохладно. Большие окна с видом на джунгли. На улице ливень – по этой причине в комнате не очень светло. Потом я вспоминаю, где нахожусь и, укутавшись в одеяло, ложусь обратно на кровать и закрываю лицо ладонями. Чувства и воспоминания потихоньку возвращаются ко мне, и я понимаю, что у меня болит голова. Да что там – она раскалывается. Знатно мы вчера с Барнсом погуляли. “И ты снова убеждала себя, что ты не будешь жалеть?" - подумала я и шёпотом выругалась. У меня, наверное, ещё нет силы воли в таких вопросах, как, к примеру, не пить, чтобы потом не было плохо. Я лежала на кровати следующе минут десять, но потом головная боль стала сильнее, и я поняла, что если сейчас не выпью каких-нибудь лекарств, то просто умру. Я неохотно (потому что желание полежать ещё немного было эквивалентно желанию избавиться от головной боли) слезла с кровати, взяла кофту, висящую на стуле около стола с зеркалом, и, выйдя из комнаты, медленно поплелась в сторону медицинского отделения. Оказалось, сейчас раннее утро, и в отделении была только одна медсестра. Она вручила мне несколько пластинок разных таблеток со словами о том, что у меня должен быть “базовый набор”, так как нет нужды идти сюда всякий раз, как у меня болит голова. Поблагодарив её, я вернулась к себе в комнату. После таблетки боль немного стихла, и я снова смогла нормально думать, а ведь до этого мне было тяжело на чём-либо сосредоточиться. Я вспоминала прошлый вечер и понимала, что по сути всё это было глупо. Мы ведь могли не напиваться. Могли просто говорить по душам, вспоминая забавные истории из жизни. Хотя этот разговор бы не длился долго, потому что у меня таких историй практически не было. Мне кажется, я вела себя так по-идиотски, и мне за это стыдно. Тут у меня в голове всплывает кое-что весьма важное. Мы же с Баки поцеловались. Точнее, он меня поцеловал. Я верчу в руках свой медальон, но останавливаюсь, обдумывая то, как произошедшее повлияет на нашу дружбу, и не нахожу ответа. Мне бы не хотелось всё усложнять. Меня, безусловно, к нему тянет и это потрясающе и пугающе одновременно. Да, хоть я и помогаю Баки, нахожусь с ним близко фактически каждый день, я до сих пор его боюсь. Он - ассасин, наёмный убийца, бывшее оружие ГИДРы. ”Но и ты ведь тоже”, - проскальзывает у меня в голове. Всё вместе: Пьетро, Лагос, Баки – делает мне больно. Всё, что происходит вокруг меня в принципе, чаще причиняет боль мне, другим людям – всем, кто окажется слишком близко. От этих мыслей я плотнее кутаюсь в одеяло, пытаясь закрыться от мира и всего, что в нем есть. Я просто хочу, чтобы всё это закончилось, потому что ещё немного, и я так дальше не смогу. Я будто бы сначала падаю очень низко, потом поднимаюсь слишком высоко, а затем снова падаю. Как будто моя жизнь сначала теряет свои цвета, а потом снова их обретает. За последний месяц я фактически не чувствовала себя плохо, жизнь снова наполнилась цветом. Но много хорошего не бывает, наступает новый день и теперь я, только очнувшись от одного кошмара, тут же оказываюсь в другом.

***

– Выглядишь неважно, – говорит мне Клинт, когда я встречаю его в коридоре. – И тебе привет, – безэмоционально отвечаю я. – Всё хорошо? – заботливо интересуется он. – Да, просто голова болит, – вру я, потому что не хочу, чтобы Клинт волновался. – Ясно, – он грустно улыбается. По его лицу я вижу: он мне не поверил. Из нашей, уже бывшей, команды Мстителей, Бартон знал и чувствовал меня, пожалуй, гораздо лучше всех остальных. В свою очередь я ему тоже доверяла, но иногда не хотела, чтобы он лишний раз переживал. – Я видел Барнса только что, мы поговорили, – начал Клинт. – Он искал тебя. – И что ты ему сказал? – меня больше заинтересовал их разговор, чем факт, что Барнс хочет увидеть меня. – М-м? – Ты сказал, что вы поговорили. О чём? – О том, что он больше не должен спаивать тебя, – голос лучника звучал очень серьёзно и даже, возможно, слегка сердито. – Это не он, – я помогала головой. – Это было моё предложение. Правда. – Серьёзно? – Клинт был явно очень удивлён таким поворотом событий. В ответ я кивнула. – Ну, тогда ладно, – он удивлённо вскинул брови. – Ты так больше не делай, договорились? – Он говорит, как заботливый отец. Иногда мне этого действительно не хватает. Я улыбаюсь всего на мгновение: – Договорились. – Отлично. А теперь иди, найди Барнса. Долго бродить по зданию не пришлось, потому что я почти наверняка знала, где будет Баки. В читальном зале снова было пусто. В дождь единственное, чем тут можно заняться, так это сидеть и медитировать, или, как в моём с Баки случае, вспоминать что-либо. Он сидел на полу, почти у самой стеклянной стены. Я максимально тихо подошла к нему и села на ближайшую лавочку. Мы просто сидели в тишине. Никто не говорил ни слова. А после вчерашнего надо ли? Хотя, поговорить нам есть о чём. Я бы хотела спросить у него, почему он меня поцеловал. Всё это время я рассматривала его. Джеймс спокойно дышал. Его грудь то вздымалась, то опускалась. На лице было грустное, почти такое же, как и у меня, выражение. Я вдруг подумала, а может он тоже начал снова видеть кошмары? Ведь он рассказывал, что до того, как я начала помогать ему вспоминать прошлое, он часто видел страшные сны. Мне было безумно интересно, о чём же он всё-таки думает. Потому что, сколько бы я о нём не узнавала, он всё равно оставался для меня загадкой, я видела только то, что уже было, а о том, что есть сейчас, я совершенно ничего не знала. Собравшись с духом, я сосредоточилась, закрыла глаза и решилась прочитать мысли Баки. Не успела я ничего сделать, как он с силой ударил меня по щеке своей металлической рукой, потом в одно движение схватил меня за шею, скинул с лавочки и прижал к полу, приготовив сжатую в кулак живую руку, чтобы вновь ударить меня. Я не могла понять, что происходит, а главное, почему он это делает. Неужели его так рассердило, что я читала его мысли (хотя по сути ничего прочесть и не сумела)? В глазах Барнса была страшная злость, он и вправду был рассержен. Но это будто был не он, и это напугало меня. Я почти не могла дышать, но, собрав последние силы, выдавила из себя: – Бак, – мой голос звучал тихо, но я была уверена, что он меня слышит. – Бак, это я. Всё хорошо. Ещё секунду он прижимал меня к полу, но потом выражение на его лице стало спокойным, и почти сразу же испуганным и удивлённым. Барнс отпустил меня. Я, покачиваясь, встала на ноги, опираясь о лавочку. Моё горло ужасно болело, а по щеке струилась кровь, и она жутко саднила. – Прости, пожалуйста, – солдат опустился на пол, закрыв лицо руками. Я смотрела на него и не могла понять, что чувствую. С одной стороны, часть меня хотела его простить, но другая часть не понимала, что его разозлило, и хотела разобраться прежде, чем принять решение. – Просто, – Баки снова заговорил, – я почувствовал, как ты залезла мне в голову, и сначала не думал реагировать, но потом это напомнило мне о том, как ГИДРа лазила мне в мозг и эти слова, которыми меня программировали, всплыли у меня в голове, и я будто снова стал Зимним Солдатом. Я ясно осознавал, что передо мной ты, но мне очень хотелось убить тебя. Я почувствовал злость из-за того, что ты копалась в моих воспоминаниях. Если бы ты не позвала меня по имени, я бы, может, даже тебя убил, – он поднял свои несчастные глаза на меня. Я всё ещё стояла на месте, скрестив руки на груди, и обдумывала сказанное им. Единственный вывод, к которому я пока что пришла: я его боюсь. Если раньше с фактом, что он бывший наёмник, который слетает с катушек, услышав десять слов, как-то можно было жить, то теперь он превращается в машину для убийств просто от мысли о них. Мне его жаль. Я знаю, что ему тяжело, больно и прекрасно понимаю его, потому что сама чувствую то же. Но что, если он ещё раз захочет меня убить? Со слезами на глазах я развернулась и пошла к выходу. – Я кое-что вспомнил тогда в городе, – обронил он мне вслед. Я остановилась, но не собиралась оборачиваться, потому что после всего, что я сделала для него, после того, как он сам же меня поцеловал, после всего замечательного, что было, Баки неожиданно превратился из чего-то светлого в нечто необычайно мрачное, что отталкивало меня с каждой секундой всё больше и больше. Мне не хотелось бросать его, но я была вынуждена. – Я вспомнил тебя, – снова заговорил он. – Соковия и барон Штрукер. Меня привозили на ту базу. Ты была там, – он на секунду остановился, ¬– сидела за решёткой и своей магией заставляла золотистые кубики летать… Тогда я впервые почувствовал что-то кроме боли. Я любовался тобой, Ванда, – он сделал акцент на моём имени. – Но потом мне снова промыли мозги, и воспоминание о тебе стёрлось. Когда я встретил тебя снова, в Лейпциге, я не мог отделаться от ощущения, что это не первая наша встреча. А вчера я наконец-то всё вспомнил. И я рад, потому что теперь оно стоит того вдвойне. – Барнс замолчал. Его слова повисли в воздухе, и я молча обдумывала их. Настала звенящая тишина, которая казалась вечностью, прежде, чем я решила сказать: – Мне всё равно. Ложь, потому что сказанное им на самом деле задело меня очень глубоко. Я вышла из комнаты и, скрестив руки на груди, зашагала к лифту. Барнс выбежал за мной и крикнул: – Ванда, подожди! – Просто замолчи, замолчи, замолчи! – закричала я на него. Мне не хотелось ни слышать, ни видеть его, ни, тем более, чтобы он приближался ко мне. Я нажала на кнопку лифта и, слава Богу, тот оказался всё ещё на этом этаже и, когда Барнс к нему подошёл, мы пересеклись взглядами, но через секунду двери закрылись между нами. Это был последний раз, когда мы говорили. С тех пор прошло две недели, и я видела Баки лишь один раз в коридоре на первом этаже. Он был одет в серую военную форму с эмблемой Ваканды и говорил о чём-то с Т’Чаллой. Увидев меня, он замолчал. Мы с минуту смотрели друг на друга, потом он отвернулся, что-то сказал Т’Чалле, тот кивнул, пожал ему руку, и они ушли куда-то. Я много времени проводила у себя в комнате и почти никуда не выходила. Мне элементарно не хотелось, да и делать было особо нечего. Сегодня я так же лежала у себя на кровати, укутавшись в одеяло, когда в дверь постучали. Это оказался Стив. Он принёс мне обед и поинтересовался, как я. – Всё хорошо, спасибо, – ответила я. – Надеюсь, что это правда, – с присущей ему надеждой в голосе ответил Капитан. Я улыбнулась. – Слушай, Ванда, ты помнишь про телефон, который я дал? – вдруг спросил Стив. Я нахмурилась, потому что, если честно, подзабыла про него, но, дотянувшись до прикроватной тумбочки, достала его из верхнего ящика и показала Роджерсу. – Он не звонил, – с уверенностью сказала я. – Хорошо. Сообщи мне, если позвонит. – Ага. – А теперь мне надо идти, у меня дела. – Он встал, а перед этим по-отцовски поцеловал меня в лоб. – Просто хотел убедиться, что у тебя всё хорошо. – Спасибо, – мне, и правда, было приятно. Стив вышел, но не прошло и минуты, как тот самый телефон зазвонил прямо у меня в руках. Сначала я засомневалась, отвечать ли, подумала, что надо позвать Стива, и даже подорвалась с места, чтобы сделать это, но потом вернулась обратно. Меня распирало любопытство. Я ответила, хоть и понимала, что делаю не так, как приказал Капитан. – Ванда? – на другом конце трубки звучал голос не Тони, не Роуди, не Наташи. Вижена.