сильнее, сильнее, сильнее

Коммод просыпается по ночам от кошмаров, где отец кладет лавровый венок на голову Максимуса. В реальности Марк Аврелий только треплет того по плечу, но привкус грядущего горчит на языке Коммода с детских лет.

***

- Смотри, отец! – кричит Коммод, поражая воина отца. Марк Аврелий кивает ему, но у глаз нет морщинок, и улыбка его ненастоящая – и Коммод бьет по следующему противнику еще сильнее. Сильнее, сильнее, сильнее. Яростнее, но не умнее, и он, конечно, знает, что в реальном бою это принесет ему мало пользы, но он и не собирается на реальный бой. Это все Максимусу – предопределенное будущее генерала и слава воителя. Коммоду не нужно это, ему нужно признание отца, что он смог бы так же, если бы не обязательства перед народом, его народом, его будущими подданными. Коммод складывает всех к своим ногам – и он гордится собой, а отец, наконец, улыбается полностью (я достоин, думает Коммод, я все-таки достоин). А потом Коммод кидает взгляд себе за плечо и видит Максимуса со своей сестрой, и все встает на свои места. Такие улыбки ему отец не дарит. (Но он все равно собирает осколки его улыбок и прячет внутрь себя. Имей то, что имеешь)

***

В утоплении, верно, есть своя прелесть. Вода давит и давит на каждую часть твоего тела, и тебе больно, но выбираться не хочется, нет смысла. Вода попала в уши – и шума нет. Коммод открывает глаза и рассматривает искаженное полотно потолка. Последний воздух выходит из легких – и, вот, еще немного, вода жжет носоглотку. Его вытаскивает сестра – ее руки теплые и живые, она трясет, трясет, трясет его за плечи, и Коммод думает: я нужен ей, это моя первая победа.

***

Солдат падает на колени и просит его казнить. Коммоду хочется схватить меч и исполнить чужое желание, сделать дело, но отец отправляет того в изгнание. И это не милосердие, это жестокость. Я буду милосердным, думает Коммод, я буду убивать.

***

Коммод замирает на пару секунд, когда отец спрашивает его мнения, но потом моргает и отправляет виноградинку в рот, наслаждаясь приятной свежестью и сладостью. Он, конечно, понимает, что дело в том, что по такому вопросу звать Максимуса глупо, ведь речь идет о нем и его отношениях с Луциллой. - Они ведь видятся, не так ли, сын? Врать нельзя. Очевидно и откровенно врать нельзя, но Коммод знает, в чем дело, он не может допустить того, к чему все идет: брак разрушит все еще больше, чем оно разломано сейчас. Брак позволит Максимусу закопать его еще глубже в землю (а глубже, честное слово, некуда). - Они счастливы? - Полагаю, что да, отец. Максимус точно. - А Луцилла? - Счастлива, пока не узнает, насколько счастливым и насколько чаще он выходит из спален других. Отец молчит минуту, а затем отсылает Коммода движением пальцев, но все не так плохо. Немного унизительно, но дело сделано: Марк мог бы позволить им быть вместе, если бы чувства были равнозначны, несмотря на его происхождение или будущее. И теперь остается ждать. И Коммод ждет, ждет, ждет. Это он научился делать. И Коммод счастлив, потому что однажды вечером его сестра прибегает к нему, чтобы поплакать и обрести покой, и он помогает ей, держа в объятиях. И на секунду, на какую-то секунду, все встает на свои места - и кажется, будто все будет правильно. Как нужно. Как ему хочется.

***

Максимус побеждает в своих битвах; Коммод просыпается по ночам от блаженных снов, где он сносит мечом голову Максимуса. Луцилла выходит замуж, но на мужа ей абсолютно все равно.

***

Голубые глаза, мягкие губы, выступающие ключицы – девушка очень похожа, но все равно не сестра. - И почему все лучше меня, а? Мелкий раб, шлюха-наложница, гладиатор... Коммод целует чужую шею и хочет сжать ее пальцами так, что останутся синяки. Он может – и он делает. Наутро из его спальни выносят труп.

***

Коммод думает, что хоть в чем-то победил Максимуса, когда узнает о его женитьбе. Потому что сестра, Луцилла, здесь, с ним, у него (и почти его). И Коммод едет с улыбкой в дом Максимуса рядом с отцом, готовясь улыбаться и торжествовать. А потом видит взгляд Максимуса – и тот любит свою свежеиспеченную жену. Максимус нашел счастье, даже если его, казалось бы, единственное счастье в человеческом теле было уже отобрано. Коммод не выходит на пир, говоря, что болен. Сестра не приходит к нему, хотя он ждет всю ночь.

***

Он приезжает к отцу, который с Максимусом и его воинами – и никто не знает, кто он такой. Они смеются, тыкают его в бок и спрашивают, откуда шрам на лице. Никто не допускает мысли, что это из-за сражения, потому что на нем белое. Коммод обещает себе, что будет носить белое как можно чаще, когда станет императором.

***

Коммод хотел сестру, любовь отца и уважение народа. Только все всегда доставалось хваленному Максимусу, и это несправедливо. Но Коммод будет стараться сильнее. Сильнее, сильнее, сильнее. Не яростнее – умнее.