Закат на рассвете

Бо-Катан сорок два года. Она всё так же энергична и стремительна, как и десять лет назад, хотя в рыжих волосах можно обнаружить нескольких седых локонов, которые каждое утро ей старательно зачёсывает и прячет под старый металлический — местами даже с облупившейся серебристой краской — ободок восьмилетняя Мара. В такие моменты девочка смешно высовывает и чуть прикусывает кончик языка, и Бо-Катан, встречаясь своими зелёными глазами с её — почти такими же зелёными, — невольно улыбается. Волосы у Мары, когда-то ещё кажущиеся каштановыми, сейчас почти такие же медно-рыжие, как и у Бо-Катан, что той даже иногда кажется, что это юное создание и правда её родная дочь. Бо-Катан сорок два года и четыре месяца. Мышцы у ней уже не такие крепкие и упругие, как в более молодые годы, — наверное, так сказывается извечное недосыпание и голодание, а так же уж слишком частые смены часовых поясов различных планет за последние годы, хотя, признаться, ей не привыкать к такому кочевому образу жизни, — но каждодневные тренировки всё так же каждодневны, вот только руки её иногда сводит внезапный спазм, что разжать их просто невозможно, и ей приходится с загадочной улыбкой притворяться, что она приклеилась ладонями к ветке во время очередного подтягивания, отчего девочки начинают смеяться, и боль, скрутившая всё тело женщины, становится от их смеха чуть менее острой. Бо-Катан сорок два года, четыре месяца и три недели. Сабин совсем не похожа на свою близняшку-сестру: у неё светлые волосы — совсем как у её кровной матери, — которые она то и дело тайком красит травяными отварами и просроченными медикаментами едких цветов, и карие глаза — странно, но Бо-Катан до сих пор не может понять, в кого она получила такой цвет, — а ещё она то и дело скачет за женщиной, чтобы та помогла ей со шлемом. Бо-Катан, как бы сильно не хотела следовать древним традициям своего народа, постоянно отмахивается — она понимает, что сестра вряд ли бы поддержала такое желание, — и говорит, что ещё не время. Сабин хмурится, при этом становясь едва ли не копией матери, и спешно исчезает из поля её зрения, чтобы, наверняка, испортить очередную прядку, которую после будет прятать под ещё нетронутыми различными красителями светлыми локонами. Бо-Катан сорок два года, четыре месяца, три недели и пять дней. Раненый бок нестерпимо саднит уже слишком долго. Бо-Катан даже иногда кажется, что она чувствует под тканью одежды и слоями бакта-пластырей зазубрены на сломанных костях, хотя точно знает, что Врен — отличный лекарь и дело своё знает. Вот только даже его таланты сейчас бесполезны: пальцы Бо-Катан теперь почти постоянно немеют, рёбра ноют, а спину ломит как у столетней старухи. Врен не питает иллюзий, так же как не ищет их и сама Бо-Катан, и сообщает ей нерадостные вести без какой-либо утайки, хотя он всё же весьма удивлён, что она продержалась так долго, женщина же в ответ лишь усмехается потрескавшимися губами и наотрез отказывается от бакты, оставленной мандалорцем на самый крайний случай, — кто знает, быть может, она ещё понадобится кому-то другому? Кому-то, у кого ещё будет шанс. Бо-Катан сорок два года, четыре месяца, три недели, пять дней и восемнадцать часов. Есть уже совершенно невозможно: она почти и не чувствует вкуса того, что всё же удаётся затолкать в рот, поэтому частенько прячет предложенную еду и, не обращая внимания на укоризненные взгляды, с улыбкой следит за играми близняшек. Они очень красивые, очень живые и очень настоящие, и Бо-Катан по-настоящему счастлива, глядя на них. Бо-Катан сорок два года, четыре месяца, три недели, пять дней, восемнадцать часов и пятьдесят девять минут. И она не уверена, что сможет дотянуть до девятнадцати часов. — Мара, — голос у неё хрипящий и будто бы и совсем не её. — Сабин. Девочки появляются рядом с ней в считанные секунды — рыжая и светловолосая, такие невероятно похожие на неё саму и Сатин, что сердце Бо-Катан начинает биться сильней. — Ты выглядишь совсем плохо, мама, — серьёзным тоном заявляет Мара. Маленькая ладонь Сабин ложится на горячий лоб женщины, и Бо-Катан тут же чувствует приятную прохладу, исходящую от её кожи, а на глаза накатывают слёзы. И это, пожалуй, первый — и последний – раз, когда она искренне сожалеет, что примерно шесть лет назад с гордо задранным подбородком отказалась от помощи Оуэна Кеноби. Нет, дело было не в том, что она тогда заподозрила его в сотрудничестве с Империей — вряд ли бы такой человек вообще был способен кому-то подчиняться, — но почему-то в тот момент, когда совсем ещё юные и невинные дети её погибшей сестры жались за её спину, когда их крохотные детские пальчики цеплялись за край её потрёпанного пончо, когда она буквально чувствовала их страх перед стоящим напротив мужчиной в полной боевой готовности, почему-то тогда она пришла к выводу, что просто обязана воспитать их одна, о чём тут же, не отводя взгляда, решительно заявила ему. Оуэн не настаивал, не требовал передумать и не говорил, что она пожалеет о своём решении, он лишь пожелал ей удачи, попросил — именно попросил, — чтобы она связалась с ним при первой же необходимости, улыбнулся перепуганной и смущённой Маре, потрепал по голове чуть более смелую Сабин, выглянувшую из-за ноги Бо-Катан, а затем молча развернулся и ушёл. И больше никогда не появлялся в её жизни. И вот теперь, сидя под раскидистым дубом буквально в паре метрах от переливающейся в свете ещё не потухнувших звёзд водной глади, над которой мягкими завитками клубится туман, Бо-Катан мысленно винит себя за столь скоротечное решение. Она торопливо обнимает смолкнувших девочек за плечи и прижимает к себе, чувствуя, как сердце начинает биться всё медленней, а каждая новая серия вдохов и выдохов совершается с ещё большими усилиями, чем предыдущая, а затем закрывает глаза. Бо-Катан так никогда и не узнает, что дочери мандалорской герцогини Сатин Криз и республиканского магистра-джедая Оби-Вана Кеноби, которые даже сами никогда не знали о родстве с ними, недолго проживут под знамёнами клана Врен, не узнает, что ровно через два года — день в день — верные псы Империи нагрянут на планету, вырежут всё поселение, а затем, наконец, обнаружат то, что они искали, в одной из близняшек. Бо-Катан никогда не узнает, как яростно будут защищаться десятилетние Мара и Сабин, стоя спина к спине и надёжно прикрывая тыл друг друга, как неумело будет пользоваться своими способностями, переданными от отца, Мара, как Сабин, облачённая в традиционную мандалорскую броню, будет пытаться говорить как мать, а уже потом стрелять. Бо-Катан так же не суждено узнать, ни что Мару всё же схватят, правда, отчего-то пощадив и не убив прямо на месте, ни что последним её действием, прежде чем она потеряет сознание от сильного электрического заряда между лопаток, будет спасение кинувшейся на помощь сестры — она откинет её далеко назад не без помощи своего врождённого дара, ни что Сабин в одиночестве преодолеет половину Галактики и поступит в Имперскую академию на Корусанте, желая во что бы то ни стало найти похищенную сестру. Ничего из этого Бо-Катан не дано узнать, и в предрассветной дымке ей почему-то думается, что прямо сейчас — умирая — она действительно предаёт свою сестру.