Красный

Шаг. Еще шаг. Поворачиваешь голову в сторону и любуешься его уже покрытыми первой сединой висками. Он стал старше – мальчик из твоей прежней жизни. Поворот. Почти уверенные руки сжимают точеную талию, скользя по бедру. Пальцы горячи и неистовы, хоть и дрожат. Пальцы мужчины. Дыхание учащается. Ты такого от себя не ожидала. Принюхиваешься к нему и его новому запаху жадно, страстно, как зверь. Он пахнет ментолом и немного, корицей. И сигаретами. Снова поворот. Ваши глаза встречаются. Улыбаешься взглядом запуганному мальчику, который все еще прячется в его зеницах, но твое тело сжимают руки взрослого мужчины. И тебе это нравится. Руки соприкасаются. Теплые, робкие следы пальцев на твоей коже. Холодная рука оживает, губы трогает ироничная улыбка. Тебе нравится такой Айзек. Ты впервые узнала его таким. Отпускает от себя на расстояние вытянутой руки – и тут же притягивает снова. Жарко. Страстно. Ладонь, на миг замерзшая на твоей спине, спускается ниже, и, не спрашивая разрешения, ласкает поясницу. Дерзкий Айзек. Хм, это что-то новенькое. Когда он научился быть таким? Музыка ускоряется. Выставив ногу вперед, он кладет тебя на колено. Теперь вы смотрите друг другу в глаза. Замираешь, изумленная разительной переменой в нем. Адресуешь ему немой вопрос, только лишь глазами: это правда ты? Мгновение затянулось. Твой мальчик из прошлого отталкивает тебя от себя, так удивительно по-мужски, и так же резко притягивает опять. Грудь соприкасается с его торсом. Его тело горячо, никакая рубашка не скроет этого. Отступив на несколько шагов, ты перехватываешь инициативу в свои руки – Круэллой никто не будет командовать, никогда. Мужчина из настоящего жадно следует за тобой взглядом, ничего не упуская, окутывает мысленными поцелуями твои волосы, лоб, глаза. Когда только подбирается к губам, даришь ему улыбку, полную огня, сладкого соблазна, но и – издевательства. А ты думал, дорогой, тебе все просто так достанется? Не убирая руки с его маленькой хрупкой шеи, обходишь его кругом, как новогоднюю елку в детстве. Смотришь в глаза, ни на миг не отрываясь. Ищешь там романтического глупца из твоей прошлой жизни. Вот он – спрятался под личиной властителя душ, хоть и не слишком уверенной, стоит и пожирает тебя глазами. Подол красного платья в пыли, понимаешь ты, слушая шуршание ткани по паркету. Ну и пусть – ты сошьешь еще сотни таких же платьев. Это ты надела сегодня специально для него. Пальцы играют с крошечной жилкой на шее, ласкают маленькие родинки. Да, да, вот так, дорогой, закрой глаза, не смотри на мое лицо, не надо, сейчас это уже не важно. Ухмыляешься себе в уста, видя, как напрягся его кадык, следя за путем сгустка слюны в его глотке. Триумфуешь. Тот, что еще мгновение прежде стоял, как истукан, подчиняясь тебе, притягивает тебя к себе и – ах! – приподнимает над землей. Пальцы сжимаются, в отчаянной попытке не потерять туфлю, черт знает почему грозящуюся слететь с ноги. Понимаешь – не хочешь, чтобы тебя ставили на место. Глазами ешь его, изучаешь его лицо, в изумлении наблюдая, каким он стал спустя столько лет, кончиками пальцев касаешься его горячей, но отчего-то загрубевшей ладони. Писательский труд настолько сложен? Ты не знаешь об этом, да и тебе не особо интересно, давай начистоту. Айзек приближает свое лицо к твоему, прося разрешения, заглядывает в глубину глаз, бесполезно пытаясь найти там ответ. Ты опять выиграла. Ты знаешь, отлично знаешь – он ничего не увидит там, ни о чем не прочтет, не узнает. Слишком глубоко ты спрятала все, приправив льдом и кристальной голубизной глаз. Он не сдается. Приближает лицо и губы так близко, словно немедленно овладеет ими, проводит пальцами по верхней губе, стирая красную помаду. Не закрывай глаза, Круэлла, упрямо твердишь себе. Впервые почувствовала, что можешь проиграть и испугалась. Нет, не имеешь права, не думай, не смей! Если такое случиться и падешь перед этим писакой – пистолет сослужит тебе верную службу. Где написано, что ты не можешь при желании убить саму себя? Тебя, наконец, ставят на место. Каблуки туфель касаются холодного паркета с гулким звуком. Вдруг показалось, что под тобой сатанинский огонь, не иначе. Как теперь двигаться дальше? Он, похоже, тоже не знает. Ведет тебя ослабевшей рукой, неуверенно делает вместе с тобой пару шагов вперед, напрасно пытаясь унять дрожь в коленях. О, да, ты слишком хорошо знаешь такого Автора, такой Автор тебе по душе, дорогая. Милый мальчик из прошлого, испуганный статист, вырвался наружу из-под маски не очень уверенного мужчины, которому так и не посчастливилось стать великим. Интересно, как сильно ты еще можешь его мучить? Приоткрываешь губы и, не спрашивая разрешения, вползаешь кончиком языка ему в рот. Он восхищен, напуган, подавлен. Он возбужден. Во рту жарко и пахнет сигаретами, недавно он пил джин. Подсадил на него не только тебя. Сам, очевидно, тоже пристрастился к алкоголю. Так тебе и надо, проклятый авторишка! Жаркое дыхание обволакивает горло, вползает в глотку, несется по шее. Прижавшись к нему сильнее, склонив голову на его острое плечо ты небрежно, хриплым голосом роняешь ему в ухо свое: до-ро-гой. Именно так, по слогам. Пусть наслаждается этим моментом, он лучший во всей его бездарной жизни. Его глаза, распахнутые в немом восторге, находят лед твоих глаз, изучают их, ласкают. Рывок – и ты замираешь, прижатая вновь к его груди, теперь уже плененная крепкими, цепкими руками. О, мальчик снова ушел, дав сделать ход этому незнакомому мужчине из настоящего. Он приготовил тебе ответ, и вдыхает в твой рот ядовито-приторное, горячее: «Круэлла». Заводишь ногу за его ногу. Голая кожа соприкасается с мягкой тканью твидового костюма. Он осторожно, вместе с тобой, делает несколько шагов по паркету. О, нет, Айзек, мы так не играем! Ускоряешь ход, теперь похожий на бег, не смотришь ему в глаза, где все еще прячется неуверенный маратель бумаги с хныкающим, просящим взглядом. Твои руки взлетают вверх, пока он бесстыдно ласкает тебя взглядом, раздевая, ища ответа. Жадными, горячими пальцами танцует на тонкой линии талии, скользит вверх по платью и внезапно – о, ужас! – весь зал заполняется красным. Здесь теперь красное все: пол, по которому стучат каблуки твоих туфель, столики, за одним из которых ты ждала его. Нет, он не опоздал, это ты пришла раньше, бесстыдно проигнорировав правило, что леди положено опаздывать, потолок, на котором висит такая же красная люстра, дверь, до которой вроде и рукой подать, а, может быть, очень далеко. О дьявол, да что с тобою? Ты никогда еще не реагировала на этого мужчину так. Ты вообще ни на какого мужчину так не реагировала. Он бесстыдно прижимает тебя к себе и кружит, отставая от ритма музыки. Момент – и твое тело наполняет какая-то странная тяжесть, соски вмиг встают торчком и прикосновения тонкой ткани бюстгальтера к ним вызывает лишь боль. Пальцы Айзека, в момент ставшие бесстыдными, аккуратно раскатывают крохотную бусинку соска. Ты сжимаешь зубы, кусаешь губы до тех пор, пока на алом полотне помады не появляется красная ниточка крови. Гул усиливается, ты почти не слышишь музыки, как не стараешься ее уловить, танго ускользает от тебя, как преступник на дорогой машине. Вот так просто, нагло, нежно и одновременно яростно, он раскатывает в пальцах твои соски, этот осмелевший (и охмелевший) негодяй, жалкий писака, мерзкий пройдоха, ублюдок, погубивший твою жизнь. Ха, а куда же подевался тот статист, одержимый царапаньем, боящийся прикоснуться к тебе, выйти потанцевать, которого ты сама тащила за руку, едва ли не насильно? Где же он, этот юнец, что с ним случилось? Плевать. От сильного желания, тугим комком охватившего низ живота, ты готова кричать, на губах все еще мелькает кровь, а ты никак не можешь остановиться,кусаешь их, и они уже болят, безбожно лишенные красной помады. Твое тело, каждая клетка, каждая родинка и царапина, все в тебе требует разрядки. Тебе даже вроде как наплевать, что он бесстыдно пялится на тонкую ткань красного лифчика, решая, сорвать ли его здесь, или повременить до постели. Красная симфония вашей страсти, приправленная звуками танго, продолжается, набирает опасные обороты. О, если бы здесь была кровать, ты бы немедленно толкнула Айзека на нее, и тот час упала бы сверху. Ты бы любила его так, как ни одна женщина до тебя (а были ли они?) или после (возможно ли такое?). Это был бы совсем другой, отчаянный, жаркий танец плоти, который ты бы станцевала на его костях, позже выпустив в его висок пару увесистых пуль (плевать на то, что он лишил тебя такого удовольствия когда-то, ты как – нибудь обязательно выкрутишься). Он смотрит на тебя снизу вверх и так ты понимаешь, что почти пригвождена к паркету. Разрядки, просит твое тело, подаваясь ему навстречу, пусть все смотрят в этом зале – все равно. Едва ваши бедра соприкоснулись, нашли друг друга, ты понимаешь – он хочет этого не меньше тебя, возможно, куда сильнее. А хотел ли он того же в ваш первый (и единственный) совместный вечер в клубе, где вы танцевали джаз? Да, определенно. Комната из красной стала бардовой и теперь ты даже не различаешь предметов. Все вокруг похоже на расплывчатые круги и пятна, а потом и вовсе на бесформенный сплошной красный и все его оттенки. Пальцы жадно сплетаются, лаская друг друга, слабые звуки музыки еще пытаются пробиться в твои барабанные перепонки, ты все еще цепляешься за эти доли и такты, но они уже не столь важны. Он выдвинул бедро вперед, и ты, погладив его руками, чувствуешь, как сильно он возбужден. Не скрывают ни платье, ни кружевные красные трусики. Открываешь глаза, не мигая смотришь на него, несколько секунд растерянно изучаешь его лицо. Айзек стоит, дрожа, как ни маскирует страх под налетом новой уверенности, ему это мало помогает. Ты понимаешь – это последние секунды танго. Твой последний шанс выиграть еще одно сражение. Облизав губы еще раз (чем совсем убила красную помаду), ощутив и на своем языке привкус джина, уже въевшегося в него с годами, ты выдыхаешь прямо в его жадный, томный рот, и, приникнув губами, целуешь – голодно, страстно, отчаянно, прикусив ему верхнюю губу. Вы квиты и тонкая нитка крови блестит и у него на губах теперь. Он ждет продолжения, молит тебя глазами о большем, ищет ответа в твоем взгляде. Твой рот кривится в насмешливой ухмылке, и ты четко, уверенно, с налетом хрипотцы, вдыхаешь в его пересохшее горло: - Прощай, Айзек, вечный неудачник. Вечер выдался на славу, дорогой! Стальной холод твоих глаз пронзает его насквозь, пока он стоит, униженный, с глазами побитой собаки, напрасно пытаясь тебя остановить. Выхватив руку из его ладоней, ты кидаешься прочь из этой красной комнаты, в своем красном платье, громко стуча по паркету каблуками красных туфлей. И только на улице, в ночи, которая отчего-то тоже становится красной, разражаешься счастливым, но злым смехом: ты опять выиграла. Он опять уничтожен. Ты же Круэлла Де Виль. Никто больше не может быть так прекрасен. Никто другой не может быть столь жесток.